Герой СВО Амир Аккао

На встречу с Амиром главредов республиканских газет пригласил министр КЧР по делам национальностей, массовым коммуникациям и печати Мурат Есенеев. Это оказался по-настоящему светлый, не озлобленный войной человек со вдумчивой, осознанной гражданской позицией. Его рассказ о важных, волнующих каждого из нас вещах, мы и представляем вашему вниманию.

С чего начинается Родина?

Свой выбор я сделал сам. Пошел отвоевал совершенно осознанно, прекрасно осознавая все риски. Боялся? Конечно, боялся! Моя мать переживала, жена переживала. Я – единственный сын, у меня трое малолетних детей, дом недостроенный. Страшно? Еще как страшно! Но когда пришла повестка, никаких сомнений не было. Ни у меня, ни у моих близких. Наверное, на Кавказе у нас так ведется, никто мне слово поперек не сказал: ни супруга, ни мать, ни родственники. Ну да, были слезы на глазах, но никто не сказал: «Амир, почему ты не убежал, давай мы тебя спрячем?». Никто не сказал. И никогда не сказал бы. Потому что воспитали нас так.

Так что это был мой осознанный выбор, мое решение. Просто потому, что я люблю свою Родину, я ценю свою Родину, благодарен за все то, что она для меня сделала. Я прекрасно понимаю, что Родина мне позволила стать тем, кем я стал, дала возможность жить, развиваться, учиться, работать. Поэтому я должен чем-то тоже отплатить. В конце концов, это вопрос моего будущего, будущего моих детей. Мне совсем не безразлично, в какой стране они будут жить.

И уж точно я пошел воевать не за деньги. Во-первых, когда призывали, ни о каких деньгах вообще речи не шло. А во-вторых, какой нормальный человек пойдет туда, откуда не возвращаются? Хоть за миллион, хоть за десять миллионов. Вот посмотрите на меня. Уже год с палками хожу. За какие деньги можно здоровье вернуть? Но я ни о чем не жалею, ведь это последствия моего осознанного выбора. Я с Путиным когда общался, тоже сказал, что человек должен делать выбор взвешенно, обдуманно. И, если ты уже сделал выбор, то не должен об этом жалеть и плакать, именно потому, что это твой выбор. Президент согласился.

За что воюем?

Для моей семьи война – не пустой звук. Дед воевал в Великую Отечественную. Один из двоюродных братьев прошел Афганистан, другой Чечню, а мне пришлось воевать на Украине. Я хорошо помню разговоры с дедом. Так вот, он всегда говорил, что война – это страшная вещь, и не дай Бог, чтобы она повторилась. Но он никогда не говорил, что не нужно воевать, спрятаться, как страус, засунуть голову в песок и не отсвечивать. Нет, конечно. Я тоже в этом убедился. Я тоже против войны. Но быть против войны можно по-разному. Я ненавижу войну. Там страшно. Там гибнут люди. Но это не значит, что, дескать, давайте, сдадимся, все подпишем. Нет, так не должно быть.

Иногда слышишь: зачем надо было ввязываться? Но, побывав там, отвечу: да, надо. Нужно понимать, что там происходило. Вот, был у меня командир. Сам – коренной киевлянин. И вот он радовался каждому удачному попаданию, когда удавалось уничтожить большое количество всушников. Я сам старался об этом не думать, потому что все равно гибнут люди, а вот он радовался. Я даже спросил его: «Чему радуешься, это же вроде твои сограждане, хоть и бывшие?». А он мне ответил: никакие они мне не сограждане, нелюди это. И рассказал мне историю своей жизни. Родился, вырос, учился в Киеве, батька у него на базаре фруктами-овощами торговал. Все было хорошо. И тут началось «брожение умов». Сначала начали цепляться на базаре к отцу из-за того, что он по-русски отвечал. Потом амбалы домой пришли, издевались, бизнес отобрали. В 2014 году был вынужден уехать в Россию, а потом подписал контракт. «И почему мне после этого не радоваться?» – прямо спросил он меня. Вот так людей заставили собственную страну ненавидеть.

Другой характерный случай. Пережидали мы как-то атаку дронов в одном из пустых домов, хозяева уехали. Там был шкаф с книгами. Знаете, я очень люблю читать, поэтому обратил внимание: ни одной книги на украинском языке. Понятно, ведь это – восточная Украина, все там говорили на русском языке. Зато зашли в здание школы, кабинет литературы, на стенах, как обычно, портреты писателей. Среди них не то что Пушкина, Гоголя не было! Чувствуете контраст? При этом мы находили дневники, записные книжки местных жителей. Все писали по-русски, правда, уже с ошибками, ведь в школе русский язык уже не учили.

Так что там реально фашистский режим установили, вытравливали русский язык, культуру, проводилась массовая дерусификация, причем в самых агрессивных формах. Вот представьте, что в нашей Карачаево-Черкесии язык какого-то народа запретят. Представляете, что будет? И это в нашей маленькой республике, а там – огромная страна. Не удивительно, что Крым и Донбасс восстали. Это была самая настоящая гражданская война.

Понятно, что люди на Украине разные. Кто-то человеком остался, а кто-то в зверя превратился. Вот, парень из пехоты к нам перешел, он рассказывал. Взяли в плен троих. Двое – нормальные мужики, а третий – весь в наколках, борзый, кидается. С него ненависть, говорит, так и прет. Вот подобные всю страну и перевернули, их же специально и в Мариуполь, и в Донецк, и в Одессу присылали запугивать население. Таких только к стенке ставить нужно.

Поэтому не нужно питать иллюзий: под боком у нас создали самое настоящее агрессивное фашистское государство, ненависть к России в котором была возведена в ранг государственной политики. Поэтому у нас других вариантов не было. Фашизм должен быть уничтожен.

Национальный вопрос

Нет на фронте никакого национального вопроса, равно как и религиозного. Кем бы ты ни был, какой бы ты статус ни занимал в мирной жизни, на каком бы ты языке ни говорил, какому богу ни молился, когда оказываешься в одном окопе, многие границы стираются. Потому что ты полагаешься на человека, ты доверяешь ему свою жизнь, а он тебе доверяет свою. Ты должен быть уверен в том, что если с тобой что-то случится, то тебя вытащат, так же и на тебя надеются. С момента попадания на передовую я никаких проблем в межнациональных отношениях не видел. Это я могу открыто сказать, без преувеличения, без приукрашивания.

Прекрасный пример – наша команда. Изначально в расчете четыре человека было, я – абазин, и три карачаевца. Вместе построили блиндаж и вместе, вчетвером, в нем жили. Потом в пригорке баньку обустроили, кухню, вокруг нее оборудовали индивидуальные блиндажи, чтобы было личное пространство. Кухня стала местом притяжения. Давлет Урусов из Счастливого на больничный уехал, подселился еще один парень, абазин, вместе мы с ноября по июнь прожили. К нам еще двое русских ребят подтянулись из Исправной и Преградной, Ваня и Петя. Татарин из Челябинска присоединился, осетин из Коста Хетагурова, дагестанец-аварец. Молодой русский паренек прибился, ему 23 года было, когда контракт подписал. Мы над ним шефство взяли. В общем, набралось 9-10 человек разных национальностей. Жили дружно. Вместе воевали, вместе кусок хлеба делили. Ну и праздники никто не отменял. Умудрялись найти бычка, барашку. Резали на Курбан-байрам. Раздавали всем: и русским, и не русским. Так что настоящая семья, как видите, получилась, реально братская, интернациональная.

Так что, на СВО, действительно, воюет интернационал, воюет за нашу Родину, и реально никто не смотрит, какой ты национальности, какого ты вероисповедания.

Фронтовая дружба

На войне не только стреляют. Кто-то должен готовить, стирать. А это всё мужскими руками делается. Женщин-то нет. Не сразу, но приспособились, ведь мы все – взрослые люди, все понимали, что выполняют одну задачу. Так что потихоньку происходило разделение труда. Трое из нас хорошо готовили. Ну а другие ребята продукты привозили, картошку чистили, дрова кололи, порядок наводили. В общем, как при коммунизме – от каждого по способностям, каждому – по потребностям.

Без взаимовыручки, без поддержки, конечно, ничего не получается. А еще война меняет вообще твое мировоззрение, твою систему координат. И не зря говорят, что только тут истинное лицо человека раскрывается. Кто-то себя в грудь бьет, а как до дела доходит – вся храбрость куда-то девается. Никого не осуждаю, никто не знает, как он себя поведет в критических условиях. Вроде крепкий мужик, а первый артобстрел, у него либо ступор, либо истерика, либо бежит куда-то сломя голову. А бывает наоборот.

Был у нас парень помоложе меня. Я, честно, к нему предвзято относился. Мне он казался таким расхлябанным, с ленцой. А вот когда меня ранило во время артобстрела, именно он первый ко мне подбежал. Вокруг снаряды взрываются, а он увидел, что у меня нога неестественным образом вывернута, я сам не понимаю, что вокруг происходит, ребят позвал: «Пацаны, давайте вытаскивать Амира». Вот так и узнаешь человека совсем с другой стороны.

Всех своих однополчан помню, стараюсь поддерживать связь. Хотя сейчас, на гражданке, общаться часто не получается. Почему? Да потому, что они ТАМ, а ты ТУТ. Вот и все.

Чем помочь, брат?

Вообще, у человека должен быть какой-то стержень. Для меня это моя семья, мои друзья. Знаете, многие друзья для меня тоже раскрылись с другой стороны. Вроде и дружил с кем-то пять, с кем-то пятнадцать лет. С кем-то раз в год встречался, с кем-то раз в полгода. Все понятно, ты семейный, они семейные. А вот когда меня призвали, один из друзей отвез меня в военкомат и был со мной до самой отправки. Другие собрались, скинулись, целый баул вещей привезли. И потом посылки передавали. Друзья по проекту «Лидеры России» крепко помогли с экипировкой. Это сейчас наладили производство, снабжение улучшилось. А тогда один шлем 55 тысяч стоил. Я даже не знаю, сколько они тогда денег потратили на посылку. Там и спецобувь была, и всякие разные средства оперативной медицинской помощи. В нашей батарее аптечка была лучше, чем у санинструктора. Вот и теперь, когда сам вернулся на гражданку, созваниваюсь со своими однополчанами, спрашиваю, что нужно, чем помочь. Вот, буквально в августе-сентябре благодаря поддержке Народного фронта удалось своим ребятам на три миллиона разных технических средств передать. Это было хорошее подспорье.

Что душу согреет?

На самом деле, на фронте благодарны за любую помощь. Маскировочные сети, молотки, гвозди, лопаты. За все то, что облегчает тебе жизнь, что облегчает тебе быт. А еще окопные свечи! Многие принижают их пользу, дескать, коптят, но мне, например, в холодные зимы очень сильно они помогали. Главное, вентиляцию хорошо организовать. Первое время не знал, вылазил из блиндажа черный от копоти. Но потом приспособился. Всю ночь практически горит, и тебе тепло, не надо ставить печку.

Самым главным нашим оружием является консолидация российского общества и такое отношение к Родине, которое демонстрируете Вы и те люди, с которыми Вы служили и служите. Это самое главное, самое мощное оружие. И те люди, которые рассчитывали подавить нас с помощью экономических санкций, с помощью вооруженной силы, они этого не учитывали и учитывать не могут, потому что для того, чтобы это учитывать, надо быть гражданином Российской Федерации, частью нашей общей культуры. Благодаря таким людям, как Вы, мы сейчас чувствуем себя абсолютно уверенно и уверенно смотрим в завтрашний день.

Владимир Путин

Президент Российской Федерации

И никакими деньгами не оценишь человеческое тепло. Если ту же тушенку в прифронтовой зоне можно купить, хоть и подороже, чем дома, то доброе слово на базаре не купишь. Я долгое время хранил письмо от неизвестного ребенка, школьницы. Почему? Да потому что она была из восемнадцатой школы, где я учился. Письмо этой девочки долго хранилось у меня вместе с письмами от жены и рисунками моих детей. Вот здесь, на груди, во внутреннем кармане.

Вот эти вещи, эти мелочи, письма, те же вязаные носки, которые чьи-то руки сделали, они очень важны, ведь они хранят тепло домашнего очага, являются теми «якорями», которые связывают тебя с мирной жизнью.

И еще. Какая-то вера должна быть в человеке. Почему? Потому что именно в самые тяжелые моменты, возможно, ты сам себя настраиваешь, произнося какую-то молитву, говоря, что обязательно вернешься к своей семье, своим детям. Это помогает именно пережить тебе самые тяжелые моменты и помогает тебе не сойти с ума, помогает остаться ЧЕЛОВЕКОМ.

Страх

Да, на войне страшно. Очень страшно. И я тоже боялся. Но нужно понимать, что страх – это то чувство, которое ты должен контролировать, иначе сам станешь его рабом. Нельзя давать волю страху. Страх, наоборот, должен быть твоей силой. Кто-то от страха паниковать начинает. А для кого-то страх – это подпитка. Человек становится внимательнее, бдительнее, начинает лучше слышать, более зорко смотреть, следить, нет ли дрона в небе. То есть страх для тебя – поддержка, его просто нужно правильно использовать.

На самом деле, каждый чего-то боится. Для меня страшнее всего были даже не боевые действия. В бою ты сосредотачиваешься, все равно что-то решаешь, от тебя что-то зависит. Страшна беспомощность. Когда видишь опасность, а сделать ничего не можешь.

Когда мы только прибыли, пришлось плотину Каховской ГЭС пересекать на правый берег, когда она еще целая была. С одной стороны, водная гладь, с другой – обрыв метров двадцать. Моста нет, какие-то железки через пролет брошены, от взрывов трясутся, через них бездна просвечивает, внизу Днепр течет. В кузове человек тридцать бойцов в броне, если что, шансов выжить – ноль. Прямо над тобой ракеты летят, наши ПВО по ним отрабатывает. А я еще в кабину сел. И вот ты видишь это все, только и остается, что бояться. Когда потом на левый берег возвращались, я уже в кузов забрался, чтобы этот ужас не видеть.

А еще страшно, когда ты видишь, как ребята гибнут. Помню, как наши вертолеты отрабатывали вражьи позиции. Прямо над нами пролетали. Но и по ним украинцы огонь вели. Один сбили. Рухнул прямо на наших глазах. Горит вдалеке, а ты и подойти не можешь. Жутко.

Вот тоже случай был. Тяжело вспоминать. В Донецкой Республике дело было. Шел артобстрел. Мы залегли в блиндаже. Смотрим – парень идет. Мой товарищ закричал, чтобы он в блиндаж залез. Тот говорит, что все нормально, и продолжает идти дальше. Начался опять обстрел, его ранило, кричит: «Помогите!». А как тут поможешь, когда над нами вражья «птичка» висит, не дает вылезти. Тут кто-то, наверное, духом сильный, на газельке вылетел, притормозил, парня закинул в кузов и рванул. За ними дрон увязался, прямо в обрешетку кузова попал, взорвался, но все же ребята вырвались, парня спасли.

А еще страшит нелепая смерть, когда, вроде, должен жить человек, а он погибает. Один солдатик, совсем молодой пацан, дико боялся на передовую идти. Командир еще спросил его: «Чего ж ты контракт подписал?». А он, оказывается, компьютер купить хотел, дурачок. Ну какой из него боец? Командир пожалел, отправил его в авточасть, километров за двадцать от фронта. Там поспокойнее, машины в леске стоят, снаряды не долетают. А тут «птичка» прилетела и все сожгла. Погиб парень. Судьба. Ты живой, а он нет.

Есть ли жизнь после фронта?

В гражданскую жизнь я сам втянулся быстро. Ну, потому что у меня те самые «якоря» были. Понимаю, что семье не нужно показывать тех черт характера, которые нужны мне были на войне. Зачем это? Нужно переключиться, чтобы не загнать себя в порочный круг самобичевания. Помнить надо, но не надо жить тем, что было там. Первое время были тяжелые сны, я не хочу рассказывать, но поверьте, это были жестокие сны, в которых я чувствовал себя монстром. Но сейчас, слава Богу, уже давно нет этого. Справился.

Теперь буду стараться помочь другим ребятам. Сейчас очень важно не оставить тех, кто вернется с фронта. Люди разные. Кому-то военная жизнь зашла. Знаю ребят, которые уже три года воюют. Кто-то уже и Африку, и Сирию прошел. Они, скорее всего, продолжат службу в структурах Министерства обороны или правоохранительных органах. И, наверное, это будет хорошо, так как на войне вырабатывается такое нетерпимое отношение к правонарушениям, коррупции. При этом нужно понимать, что гражданка – это не армия, тут нет черного и белого. Об этом хорошо Жеглов Шарапову в известном фильме говорил.

Должна быть выстроена система адаптации к мирной жизни. С учетом членов семей с СВО сегодня связаны миллионы граждан. У таких людей обостренное чувство справедливости. Поэтому нужно сделать так, чтобы ветераны чувствовали заботу о себе, своих семьях. Когда человеку помогут с лечением, протезированием, устроят его детей в институт, не будет проблем с пенсионными и социальными выплатами, он поймет, что не зря воевал, что не зря погибли его товарищи.

Ветераны СВО могут найти себя в мирной жизни. Именно это я и стараюсь показать своим примером.

Мать. Жена. Дети

Что они чувствовали? А как вы думаете? Конечно, мама очень тяжело все перенесла. Я же единственный ребенок. Она очень постарела. Но она выдержала. Горжусь ею. Она никогда не вмешивалась в принятие решений, никогда не мешала, не была «наседкой». Только так и воспитывают мужчину. Да, она не спала ночами, читала новости, переживала, но никогда не пыталась меня отговорить.

Женой горжусь, потому что тащить на себе, когда нет мужа, троих детей, пожилую маму, и еще дом строить – это очень тяжело. Ей пришлось уволиться с работы, посвятить себя семье. Я безмерно ей благодарен за все это.

Я горжусь своими детьми, считаю, что из них, наверное, что-то получится. От детей мы пытались скрыть, что я на СВО, сказали, что в командировке. Приехал в отпуск, едем мимо лесополосы. Старшая дочь (ей тогда лет восемь было) показывает и спрашивает: «Папа, а ты в такой лесополке живешь?» Попытался, было сказать: «Какая лесополка, о чем ты? Я в командировке». А она мне: «Ни в какой ты не в командировке. Я все знаю…» Младшая, ей пять лет было, в тупик поставила, в лоб спросила: «Папа, а ты убивал людей?» Что ей скажешь? Сказал: «Подрастешь, потом поговорим, но есть люди, а есть враги». Сын очень тяжело все переносил, каждую ночь перед сном маму спрашивал: «А папа вернется?».

Сейчас, когда я вернулся, все успокоились, гордятся: папа – герой! Но я опять в разъездах постоянно. И, конечно, это очень тяжело и для детей, и для жены, и для мамы. Но они понимают: все, что я делаю, это я делаю для них, для будущего наших детей, для будущего своей страны. Мы все когда-то уйдем, я уже спокойно на это все смотрю, но дети-то будут жить, и дети наших детей будут жить. Хочется, чтобы Россия была сильной, чтобы наша страна процветала. А этого не будет, если каждый будет говорить: «Это не мое дело». Нет! Счастье страны, счастье наших детей – это наше общее дело!

Досье

Аккао Амир Мухамедович родился в Черкесске 4 октября 1989 года в семье строителя и педагога. Окончил среднюю школу № 18 в 2004 году. Поступил в среднепрофессиональный колледж при СКГА, где получил специальность механика. Высшее инженерное образование получил в СКГА. Работал в одном из крупнейших тепличных хозяйств нашей страны – агрокомбинате «Южный», где прошёл путь от слесаря до инженера. В 2008-2009 годах служил в Северной и Южной Осетии в мотострелковой бригаде. Службу завершил в звании сержанта. Участвовал в конкурсе «Лидеры России». В 2019 году в числе победителей получил образовательный грант на сумму 1 млн руб., который использовал для обучения в РАНХиГС. Был приглашен на работу в АО «Газпром газораспределение Черкесск». Стал заместителем руководителя эксплуатационной службы. Был мобилизован для участия в СВО. С 1 октября 2022 года в качестве старшего наводчика миномета участвовал в обороне Херсонской и Запорожской областей. Был ранен во время боев на Времьевском участке Южно-Донецкого фронта. Награжден медалью Суворова.

12 марта 2024 года вместе с другими суперфиналистами конкурса «Лидеры России» участвовал во встрече с Владимиром Путиным.

В 2024 году Амир Аккао стал победителем премии «Лидеры России. Признания» в номинации «Стань ролевой моделью, продвигай открытое лидерство».

Прошел конкурс для участия в президентской программе «Время героев», попал в число 83 бойцов, отобранных для очного обучения. Обучение будет длиться два года, включает в себя как очные модули обучения, так и стажировки в органах власти. В процессе обучения Амиру было присвоено офицерское звание лейтенанта.

Женат, супруга – Фатима, дети – Сабрина, Нур-Али и Мира.