Умевший жить по кодексу добра

4 февраля в 06:42
9 просмотров

Звонок раздался ночью накануне Нового года. Это был глава администрации Каменномостского сельского поселения Азрет Караев. Признаться, не сразу узнала его голос, хотя мы и были дружны немало лет, оттого и съехидничала: “Что уже Новый год справляешь?”. Ответил довольно серьезно, но донельзя усталым голосом: “Не поверишь, но с самого утра до поздней ночи тянули “воздушку”.
– Не поняла.
– Опять водопровод. Ты же знаешь, что водоснабжение – головная боль Каменномоста. Так вот лопнули трубы и прямо под Новый год. Не мог же я оставить земляков на праздники без воды, пришлось подключать друзей, как всегда. Выручил Карбий Узденов, дал денег на “воздушку”, с помощью которой и дали воду. Так что… ирония твоя была неуместна. Просто устал, как собака. Но звоню тебе вот по какому поводу – давай встретимся после праздников и поговорим о том, как аульчане проводили старый год и что их ждет в будущем. Надо бы еще к 23 февраля подготовить материал об одном нашем достойном земляке – капитане подводной лодки Альботове…

Звонок раздался ночью накануне Нового года. Это был глава администрации Каменномостского сельского поселения Азрет Караев. Признаться, не сразу узнала его голос, хотя мы и были дружны немало лет, оттого и съехидничала: “Что уже Новый год справляешь?”. Ответил довольно серьезно, но донельзя усталым голосом: “Не поверишь, но с самого утра до поздней ночи тянули “воздушку”.
– Не поняла.
– Опять водопровод. Ты же знаешь, что водоснабжение – головная боль Каменномоста. Так вот лопнули трубы и прямо под Новый год. Не мог же я оставить земляков на праздники без воды, пришлось подключать друзей, как всегда. Выручил Карбий Узденов, дал денег на “воздушку”, с помощью которой и дали воду. Так что… ирония твоя была неуместна. Просто устал, как собака. Но звоню тебе вот по какому поводу – давай встретимся после праздников и поговорим о том, как аульчане проводили старый год и что их ждет в будущем. Надо бы еще к 23 февраля подготовить материал об одном нашем достойном земляке – капитане подводной лодки Альботове…

 Вот только встретиться нам не суждено было. Азрет умер в ту же ночь. Сердце…
Что на это скажешь? Только одно, до конца своих дней Азрет оставался патриотом своего аула в самом широком смысле этого слова. То напишет громадную статью об Али-Солтане Герюгове – первом архитекторе города Микоян-Шахараа, то замахнется на книгу о Курмане Курджиеве, вспомнив добрым словом ветерана ветеринарной службы Ширдана Боташева, ныне живущего в Москве…
Караева избирали главой аула неоднократно, потому что он никогда не давал пустых обещаний. А лишь возможность почувствовать себя человеком. Каждому! И тому, кто полон сил, и тому, кто прикован к постели, и тому, кто рвется в большой спорт. Когда бы я ни брала у него интервью, на какую угодно тему, он начинал, просто хвастаясь, сыпать именами подающих надежды мальчишек, занимающихся вольной борьбой, именами учителей, чьи ученики побеждали на всевозможных олимпиадах, именами стариков, к чьим словам прислушивались все…
Кто бы сомневался, что у него, как у личности, придерживающейся принципиальных взглядов, были и завистники, и недруги. Но более друзей, связей, и довольно влиятельных. Только не меркантильного, а скорее нравственного порядка.
Его друзья братья Нурби Темирджанов, Умар Узденов, Карби Узденов, Магомед Каитов и многие другие возвратили в лексику народа, превратив в деяния слова “милосердие”, “добро”, “благотворительность”. Один поможет отремонтировать мечеть, другой – дороги, третий – поможет аульским мальчишкам съездить на соревнования в другой город.
Природный газ, водоемы для купания детей и взрослых, памятник погибшим на войне и в депортации, целая спутниково-информационная лаборатория, чтобы люди могли смотреть телевизор. Многие не знают, наверное, и по сей день, что за решение этих и многих других проблем они должны благодарить Азрета Караева. Впрочем, аул оказался очень благодарным и памятливым. В день его похорон земляки говорили, что это личная, большая потеря для множества.
Ошеломлен был вестью о смерти Азрета Караева и мой друг-коллега Михаил Накохов. Я даже не знала, что они были знакомы, вот что он рассказал – так тепло, так проникновенно, что не привести его рассказ в этой статье я не могу.
“С Аретом Караевым была связана лучшая часть моей жизни.
Мы познакомились в годы учебы в Карачаево-Черкесском госпединституте (ныне Карачаево-Черкесский государственный университет имени У. Д. Алиева). Получали свою будущую специальность на разных факультетах: Азрет – на художественно-графическом, я – на филологическом. Сдружило нас совместное участие в широко развивавшемся в начале 80-х годов прошлого века движении студенческих отрядов. Почти в одно и то же время мы руководили студенческими отрядами: он – строительного профиля “Лидер”, много лет дислоцировавшегося в период летнего сезона в Северном Казахстане. А я – отрядом коммунистического труда “Радуга”, бойцы которого все заработанные деньги безвозмездно перечисляли в фонд Дома ребенка “Малютка” в Черкесске. Недавно, перебирая личный архив, обнаружил написанную мною более тридцати лет назад статью об Азрете Караеве “И словом, и делом ”, опубликованную в ноябре 1982 года в газете “Ленинское знамя” (ныне “День республики”). И вновь, как и много лет назад, память осветилась теплыми дружескими чувствами, которые мы питали к друг другу. Азрет являл собой удивительный пример внешней и внутренней красоты. И это не могло не притягивать к нему окружавших его людей. Высокий, статный, всегда элегантно одетый, подчеркнуто вежливый и предельно корректный, он открыто смотрел на мир и старался каждым своим словом, поступком украсить этот мир, неизменно превращая, казалось бы, мимолетную, обыденную встречу с ним в праздник. В нем постоянно ощущалась не прекращавшаяся ни на миг работа ума и сердца. Отсюда, думаю, ярко выраженный аристократизм Азрета в самом подлинном смысле этого слова, проявлявшийся, прежде всего, в манере его общения с людьми, умении заострить внимание на значимом и важном, что, несомненно, могло и должно было вызвать интерес собеседника.
Не помню его хмурым, расстроенным, не в духе, а самое главное – равнодушным. Его интересовало буквально все. Но учеба, разумеется, была на первом месте. Приятно удивляли его обширные познания в области искусства. Совсем незаметно он переходил в разговоре от эстетики эпохи Возрождения до непонятного многим тогда (да чего греха таить и сегодня) творчества авангардистов. По-особому трепетно Азрет относился к творениям известных художников родной Карачаево-Черкесии. Бережно и очень аккуратно перенимал их опыт, скрупулезно доходил до тайны их творческой лаборатории. В нем с лихвой наблюдалось то, что редко встретишь у других – неподдельное восхищение подлинной красотой и мощью таланта знакомого или совсем незнакомого ему мастера. Он не умел завидовать, справедливо полагая, что зависть изначально губит в художнике заложенный в нем дар, препятствует развитию потенциальных творческих способностей. Работы Азрета – чаще всего живописные картины – не раз выставлялись на часто проходивших в те далекие годы областных выставках молодых художников Карачаево-Черкесии. И неизменно получали добрый отклик и высокую оценку взыскательной критики. Как жаль и как больно сознавать, что все это уже в далеком прошлом. Ах, если бы… У сослагательного наклонения порой столько трагических оттенков и столько нереализованного, что наводит всегда на грустные мысли о бренности бытия, о несбывшемся и уже никогда не имеющем возможности быть.
Увы, Азрет не стал художником. Возможно, он и писал картины на протяжении всей своей послевузовской жизни, но увидеть его последующие работы мне так и не довелось.
Самый живой интерес еще со студенческих лет Азрет проявлял к общественной работе. Появление его на заседании комитета ВЛКСМ института тотчас вносило заметное оживление, а его суждения отличались строгой, бескомпромиссной логикой подлинно мужского мышления. Он никогда не лукавил, был предельно строг к себе и окружающим. Эта фраза не из чиновничьей характеристики. Таким он был на самом деле. Говорил кратко, ясно и предельно понятно. Мог грамотно и весомо отстаивать свою позицию, приводя логически выстроенную аргументацию выдвигаемых доводов.
Совсем другим Азрет был в компании друзей и своих единомышленников. Он умел дружить, относился к этому заповедному чувству, как к нечто сакральному, не подлежащему ревизии времени и настроения; не искал в дружбе выгоды или возможность наладить отношения с сильными мира сего. Его всегда не хватало. Он был близким для всех, кто его знал, кто с ним общался, дружил, кто просто иногда соприкасался с ним в студенческой аудитории, или на общественном поприще.
Словно выписанный из романов Толстого и Тургенева, Азрет, как мне теперь думается, жил как бы вне своего времени, вне складывавшихся вокруг него обстоятельств, устоявшихся обычаев и традиций. То, что для одних было и всегда оставалось в порядке вещей, для него – правилом из исключений. А иногда и вообще непозволительным, не соответствующим его мировоззрению и образу мысли. Аристократ до мозга костей, он на дух не мог переносить безнравственность, глупые разговоры, сплетни, интриги, хвастовство и еще многое другое, что подрывает в человеке человеческое.
В последние годы мы почти не встречались. Жизнь развела нас в разные стороны. Но знаю, что не одно десятилетие он проработал главой администрации родного аула Каменномоста. От общих знакомых не раз слышал, сколько много доброго сделал Азрет, чтобы сделать жизнь земляков благополучной и уютной. Кроме того, в республиканских газетах постоянно он выступал со статьями о знаменитых уроженцах Каменномоста, оставивших свой заметный след в истории Карачаево-Черкесии и России. Азрет беззаветно любил свой отчий край и свой народ. И столь же тепло и доброжелательно относился к представителям других народов многонациональной республики. Понятия “друг”, “сосед”, “кунак”, “брат” были для него священны и незыблемы.
Как больно сознавать, что на одного, невероятно порядочного, искренне относившегося к миру и людям, несшего по жизни так много света и тепла, человека стало на этой планете меньше. А значит, куда меньше стало на земле добра, а еще, наверное, совести, без которой любая добродетель теряет силу своей привлекательности и значимости для каждого человека в отдельности и человечества в целом”.

Аминат ДЖАУБАЕВА.

Аминат ДЖАУБАЕВА
Поделиться
в соцсетях