Я не люблю ходить в эту больницу. Только переступлю порог, и состояние мое становится таким же, как и двадцать лет назад, когда впервые вошла сюда. Тогда, при очередном медосмотре, куда нас “погнали” с работы, врачи нашли у меня какую-то опухоль и направили к онкологу. Я всю ночь не спала: придумывала, что можно продать из ценностей в доме, представляла себе, как поеду в Москву, в самую современную клинику, как попрошу какого-нибудь светилу взять меня на опыты…
Страшное состояние, которое переживает каждый, у кого подозревают эту болезнь. Так вот, я еще что-то соображала, и понимала, что без направления с места меня никто не примет. И поэтому пошла в республиканский диспансер, утаив, конечно же, от родных, куда я иду.
Я не люблю ходить в эту больницу. Только переступлю порог, и состояние мое становится таким же, как и двадцать лет назад, когда впервые вошла сюда. Тогда, при очередном медосмотре, куда нас “погнали” с работы, врачи нашли у меня какую-то опухоль и направили к онкологу. Я всю ночь не спала: придумывала, что можно продать из ценностей в доме, представляла себе, как поеду в Москву, в самую современную клинику, как попрошу какого-нибудь светилу взять меня на опыты…
Страшное состояние, которое переживает каждый, у кого подозревают эту болезнь. Так вот, я еще что-то соображала, и понимала, что без направления с места меня никто не примет. И поэтому пошла в республиканский диспансер, утаив, конечно же, от родных, куда я иду. На мое счастье я попала к Джазовой Валентине Арабиевне. Эта удивительная женщина сразу же поняла мое состояние. Тщательно обследовала меня, заставила сдать необходимые анализы и начать вести дневник. И, самое главное: она не стала убеждать меня, что это опухоль доброкачественная, что вес будет отлично. Она просто сказала: “все может быть, и мы будем лечиться от самого худшего”. И назначила лечение. “Хорошо, – подумала я, – если это и конец, то пусть хоть мои записи кому-нибудь потом помогут”. Так я начала свое лечение.
Курс длился сто дней. Так вот эти сто дней и были самыми страшными в моей жизни. Я аккуратно принимала таблетки, при этом вчитываясь в листовки-вкладыши, находила, что они предназначены для лечения и самых злокачественных болезней. Пыталась подсмотреть медицинскую карточку, запоминала диагноз по латыни и бежала в библиотеку за медицинским справочником. Начала учить детей-подростков готовить самим еду. А вдруг меня не станет, кто им будет готовить? Шутя предложила мужу так, на всякий случай, если вдруг меня не станет, присмотреться к моей одинокой, доброй подруге. Затем тайком съездила в Ставрополь, после в Ростов-на-Дону и сдала анализы. Обошла всех знахарей и даже экстрасенсов. Обвесила себя различными дуа, и даже стала пить святую воду. Но лечение, назначенное Джазовой, не бросала. Родные сразу поняли, что со мной что-то не то, выследили, куда я так часто отлучаюсь, но мне ничего не стали говорить. Только стали предельно внимательными и чуткими ко мне. А это было еще страшней…
Через сто дней моя опухоль прошла. Все анализы показывали, что я совершенно здорова. Что болезнь была схвачена вовремя, и я получила верное лечение. Мне тогда повезло, но все равно страх перед болезнью и перед больницей остался…
Сегодня я по просьбе больных отделения химиотерапии республиканского онкологического диспансера хочу поблагодарить через газету персонал отделения и особенно старшую медсестру Узденову Раису Алимовну. Встреча с ней осталась добрым воспоминанием. Высокая, стройная женщина в белом халате и кокетливо завязанной шапочке. Походка легкая, стремительная.
Взгляд слегка прищуренных черных глаз приветлив. Округлое, милое лицо выражает участие и готовность помочь. Когда я сказала ей о цели своего прихода, она без всякого обычного в таких случаях жеманства обрадовалась:
– Спасибо им. Ведь именно для таких минут мы и держимся на этой работе. Прошу ее рассказать о себе, о своей работе.
– А что рассказывать? — улыбается Раиса Алимовна, и меня приятно удивляет ее ровный, спокойный, четкий голос, – росла как и все. Сама из Эльтаркача. После 9 класса поступила в медицинское училище у нас в Черкесске. По окончании направили в Усть-Джегуту участковой медсестрой. Затем заведовала фельдшерско-акушерским пунктом в Гюрюльдеуке. 23 года работаю в республиканском онкологическом диспансере. Начинала с приемного покоя, работала в регистратуре, пришлось побывать и хирургической медсестрой. В 1990 году меня сюда – в онкологическую гинекологию забрала Джазова Валентина Гарабиевна. С 2003 года это отделение химиотерапии…
– К вам больные приходят отчаявшиеся – ужасе, в страхе…
– Мы это понимаем. И стараемся убедить, да нет – доказываем, что наше заболевание в настоящее время ничем не отличается от других. Разве сейчас меньше больных с инсультом, с сердечно-сосудистыми заболеваниями? А травмы после аварий, когда больные годами прикованы к кровати? А те, кто находятся в коме? Разве им легче? У наших больных, по крайней мере, нормальное сознание, они могут ухаживать за собой, у них есть возможность выбрать самому себе метод лечения. И процент выживаемости не меньше, чем у остальных. А сколько просто счастливых случаев? Несколько лет назад из района привезли к нам девочку. Такую молодую, такую красавицу и в таком страшно запущенном, просто безнадежном состоянии. Ну, никаких шансов. Мы так ее жалели. Провели химиотерапию. Сделали все, что могли. Уехала девочка, и ничего о ней не было известно. На днях захожу в магазинчик, а там за прилавком она. И в положении! Я просто подпрыгнула от радости. Оказывается, она вылечилась, вышла замуж и уже третий раз беременна. И таких случаев, когда к нам приходят в отчаянном, безнадежном положении и вылечиваются, в последнее время немало. Но это не значит, что надо затягивать болезнь. Милые женщины! При малейших признаках болезни, при малейших изменениях в вашем организме надо бежать к нам. Не надо бояться. Никто не заставит вас прооперироваться или пройти химиотерапию, если вы против. А вот провериться никогда не лишнее. Это говорю вам я – медсестра с более чем двадцатилетним стажем. И самое главное – у нас самые современные методы лечения, современная аппаратура, все, что необходимо для успешного лечения. Нужно верить врачам, нужно следовать их указаниям и ни в коем случае не заниматься самолечением.
– За столько лет работы, наверное, привыкаешь к чужой боли?
– Да Вы что? – с удивлением смотрит на меня Раиса Алимовна, – мне с профессией нельзя привыкать к чужой боли, тогда мне здесь делать нечего. Но я никогда не показывала своих чувств больным. Более того, я стараюсь их рассмешить, часто говорю с ними об их болячках, никогда не скрываю от них, что их может ожидать. Фальшивое, слащавое сочувствие сразу видно и противно. Все мои сотрудники об этом знают. У нас здесь один большой дружный коллектив. Много лет работаем вместе, как одна семья. У нас нет текучести кадров. Сюда идут те, кто знает, на что идут, и не ищут себе легкого пути.
– Помните своего первого больного?
– Конечно. Мне тогда лет семнадцать было, а ему все 50 лет. Для меня – старик и очень тяжелый больной. Так, я так боялась, что он помрет. Всю ночь бегала вокруг ею кровати. А другие больные смотрели на меня с удивлением. Выжил!
– А в личной жизни как?
– В личной жизни все слава Богу. Семеро детей. Пять дочек, двое сыновей. Все, кроме одного сына, уже с семьями.
– Так Вы еще и многодетная мама?
– Да, и бабушка тоже. Десять внуков, внучек четверо.
– Для бабушки вы выглядите сильно молодой. Это без преувеличения. У вас и награды, наверное, имеются.
– Конечно, и грамоты, и премии, но самая главная награда – это благодарность наших больных. И то, что многие из них, вопреки всем домыслам, все же вылечиваются. Вот это самое главное.
Мы еще долго говорили с Раисой Алимовной. Я уходила от этой прекрасной женщины успокоенная и умиротворенная. Есть еще люди в наше время, для которых никогда не бывает чужой боли. И сама больница не казалась мне такой страшной и безнадежной, как раньше. Спасибо вам, Рая Алимовна!

Р. ПАЗОВА.