Позвонили коллеги из “ДР”, попросили к юбилею газеты вспомнить, написать, каким издание было в прошлые годы, как работалось.
Застали врасплох. Не написать нельзя: газета – летопись республики, важно не стереть в памяти, не растерять во времени интересные события, факты. А написать – это сказать голую правду, вывернуть себя наизнанку. Кому этого хочется? Но я все же решилась.
Кто чертит судьбу
Покойный Михаил Абрамович Витензон, у которого на первом месте была газета, а уж потом дорогие его сердцу дочь и внучки, любил нам рассказывать, как работал с Владимиром Максимовым еще в те времена, когда газета называлась “Красной Черкесией”. “У каждого своя дорога в газету”, – с каким-то сожалением всякий раз завершал свой рассказ Витензон.

Позвонили коллеги из “ДР”, попросили к юбилею газеты вспомнить, написать, каким издание было в прошлые годы, как работалось.
Застали врасплох. Не написать нельзя: газета – летопись республики, важно не стереть в памяти, не растерять во времени интересные события, факты. А написать – это сказать голую правду, вывернуть себя наизнанку. Кому этого хочется? Но я все же решилась.
Кто чертит судьбу
Покойный Михаил Абрамович Витензон, у которого на первом месте была газета, а уж потом дорогие его сердцу дочь и внучки, любил нам рассказывать, как работал с Владимиром Максимовым еще в те времена, когда газета называлась “Красной Черкесией”. “У каждого своя дорога в газету”, – с каким-то сожалением всякий раз завершал свой рассказ Витензон.

О своей дороге в газету, как на духу, могу сказать: всегда хотела писать. Потаенная мечта юности. Она-то и привела меня в Тбилисский госуниверситет на факультет журналистики. Набирали человек 30, конкурс – не пробиться. Но вот прошла.
После первого семестра нас как-то пригласили в университетский пресс-центр, где за массивным квадратным столом сидел декан Урушадзе и заместители редактора двух республиканских газет “Заря востока” и “Молодежь Грузии”. С первых дней, раз в неделю, нас отправляли в эти издания, приобщали, так сказать, к газетному делу, и редакционное начальство мы знали.
Рядом с ними – круглолицый русский мужчина. “Андрей Лаврентьевич Попутько, редактор газеты “Ленинское знамя” Карачаево-Черкесской области”, – представил Урушадзе незнакомца. Замредакторы – Мухранели, Тамази Качерава – наперебой стали рассказывать, какой материал раскопал Попутько – узнал о боях на Кавказских хребтах. Родственники многих красноармейцев проживают в Грузии, с ними надо встретиться, записать их слова. Иначе говоря, помочь Андрею Лаврентьевичу в сборе материала для его будущей книги.
В город пришла весна, какая бывает только в Тбилиси, и мы колесили из одного конца в другой – из Авлабара в Дидубе, на Сабуртало, в Вакэ, так назывались городские районы. Задание выполнили относительно быстро, а уж как? Знает лишь тот, кому вручили наши рукописи.
Думаю, тогда же у редактора Попутько завязались дружеские отношения и с тбилисскими газетчиками, и с университетом, потому что без всяких просьб с нашей стороны Манану Абашидзе и меня на первую практику отправили в “Ленинское знамя” в Черкесск. До нас из Тбилиси никто не приезжал.
Редакция в то время располагалась в правом крыле Дома Советов, с выходом на улицу Ленина. Нас определили в сельхозотдел, где заведующим был Сергей Васильевич Костин. В редакцию с полей, как правило, возвращался под вечер. Запыленный, уставший, сердитый.
Через неделю Манана отбыла к родственникам в Теберду и больше не вернулась. Надо мной шефство взяла Эмма Гульшина. Красивая, очень красивая женщина. Стройная, волосы как вороново крыло. Ее должность в сельхозотделе? Не помню, а может, и вовсе не знала.
Эмма Георгиевна давала мне на литобработку читательские письма. Что уж там я правила, по каким критериям, затрудняюсь сказать. Недели через три решила прервать надоевшую мне работу. Костин, Гульшина отпустили. Уехала, так и не опубликовав ни строчки. Таким было мое знакомство с газетой.
После третьего курса опять направили в “Ленинское знамя”. Но к тому времени уже были какие-то навыки корреспондента, небольшой опыт, обретенный в газете “Вечерний Тбилиси”, первые публикации в том же издании. В университете с этим было очень строго – количество публикаций за семестр даже влияло на стипендию.
Редактором газеты к тому времени стал Сергей Васильевич Костин. Он направил в отдел к Георгию Тимофеевичу Мироненко. А тот дал мне задание написать о молодых геологах, которые под руководством ученого из Новочеркасска Ильи Богуша успешно проводили в горах изыскательские работы. “Собери фактаж, напиши, а потом присылай материалы, так, чтобы шли из номера в номер. Получится – будем считать практику успешной”, – напутствовал меня Мироненко. Но кто знал, что его задание обернется для меня замужеством с вытекающими отсюда последствиями?!
Какой-то рок, кто-то свыше не пускал меня в газету. Даже доучившись, я не смогла вернуться в редакцию – заболела. Тяжелейшая форма бронхиальной астмы. Из одной больницы – в другую.
После двух месяцев лечения в высококлассной московской клинике болезнь будто отступила. Страстное желание писать, работать в редакции не отступало. Однако Костин со свойственной ему прямолинейностью отрезал: “Можешь предположить исход, если в командировке начнется приступ? Кто будет виноватым? Иди и лечись”.
Наверное, он был прав, потому что на тот период полного излечения не было. И три года моей работы в Дружбинской средней школе – это благородство окружавших меня людей, умение сопереживать. Были дни, когда 300 метров от дома к школе я преодолевала за час. Войдя в класс, выдыхала: “Дети, посидите тихо”. В это трудно поверить, но буйный 7 “А”, (класс Шакмана Магометовича Чотчаева) 40 человек, сидели не шелохнувшись. А моя семья и врачи, медсестры Зареченской больницы… Наверное, такой самоотверженности сегодня у людей нет.
Благодаря им я жила верой, что выздоровлю. При малейшем улучшении здоровья писала. В “Ленинское знамя”, “Ставропольскую правду”, “Кавказскую здравницу”, куда угодно.
Однажды начинающий писатель попросил откорректировать его будущую книгу, некоторые главы дописать. Я с радостью согласилась. Не менее обрадовался и заказчик, когда через месяц я вручила ему рукопись. Последовали другие заказы. Авторы уходили с чувством благодарности, у меня та же ответная реакция: ведь эти люди давали мне возможность дома заниматься любимым делом.
Однажды из редакции водитель привез просьбу Костина: зайти к нему. Конечно, я отправилась не медля. Сергей Васильевич сказал: “В обкоме меня попросили подобрать человека, который бы смог качественно поработать с архивными документами. Я предложил твою кандидатуру. Главное – дома сможешь работать не спеша”.
В мою компетенцию входила подготовка публикаций на основе архивных документов, которые предоставлял заведующий партархивом Карачаево-Черкесского обкома КПСС Алексей Степанович Титов. Он же определял и степень их секретности. Тематика – партизанское движение в Карачае и Черкесии в годы Великой Отечественной войны.
Работать было сложно – многие участники событий уехали из Карачаево-Черкесии, другие ушли в мир иной. Цепочка происходящего обрывалась, в материалах много нестыковок. А тут еще укоренившееся среди населения мнение – предатель тот, кто не ушел на фронт, досиделся до прихода немцев. После каждой нашей с Титовым публикации в “Ленинское знамя” поступал шквал  писем, авторы которых призывали Костина одуматься и “не печатать статьи о провокаторах”. Да что там, у журналистов в редакции и то было неоднозначное отношение.
Эта работа по заданной теме стала хорошей школой. Года через два кропотливых исследований Алексей Степанович представил первому секретарю обкома Всеволоду Мураховскому нашу объемистую рукопись.
Работу изучили, внесли замечания. Вверху, в левом уголке, поставили резолюцию: “Внести коррективы. Представить в писательскую организацию”.
После этого, поработав еще в госархиве, музее, дополнила материал недостающими фактами. Но никуда рукопись относить не стали.
В конце 70-ых я второй раз пролечилась в центральной клинической больнице в Москве. “Такого состояния, как вы к нам поступили – как будто нос, рот закрыли и дышать нечем, больше у вас не будет”, – заверила при выписке заведующая отделением пульмонологии ЦКБ.
Врач от Бога, столько лет прошло, а ее прогноз не дал сбоя. В редакцию я пришла здоровым человеком.
Вот такой долгой оказалась для меня дорога в газету. Как будто кто-то свыше не пускал, не давал свершиться тому, чего страстно желала. Устами Костина говорил: “Рано”. А может, это и хорошо… Проработав годы, я поняла, как важно журналисту иметь жизненный опыт – из-под его пера в этом случае выходят глубокие, пропитанные чувством строки.
Уральская горно-металлургическая копания и пятидесятники
След в газете… Это, конечно, публикации, которых было очень много. Под какими-то материалами есть подпись, под другими нет ее, поскольку план был не только на свои строчки, но и авторские, трудящихся, так сказать.
Вот, на мой взгляд, интересный материал на целую полосу “Право выбора”. Ответственный секретарь Гена Котляренко сделал графическое оформление, классно получилось. Это когда из Черкесска за кордон разом выехали 50 семей пятидесятников. Тему обозначил тогдашний уполномоченный по делам религий КЧР Николай Георгиевич Проваторов, познакомил с пресвитером Ковтуном. Время было трудное, 90-ые годы – страна на грани дефолта. Сахар, например, выдавали по талонам, полки магазинов пустые. Молодые Ковтуны говорили прямо: “Так жить не хотим”. Да, это их право – искать другую жизнь. А как же отец, с каким сердцем он покидает родную землю, за которую кровь проливал на войне? Мне было жаль старика. Пресвитера, видимо, мучили эти раздумья, потому что охотно поддерживал тему, мы вели длительные беседы.
Они все-таки уехали, оставив свои теплицы, благоухающие цветники. Года через три в редакцию пришел мужчина, передал мне от Ковтуна-старшего привет и приглашение приехать в гости в Сан-Франциско. Дорога за счет приглашающей стороны.
Второй заметный материал – “Заложники”. Горняки Урупского рудника отказались выходить на поверхность, забастовали. Вместе с фотокорреспондентом Хастали Аркеловым мы спустились в каменный мешок-рудник, стали расспрашивать горняков о мотивах их поведения.
Сложилось впечатление, что забастовка – по чьему-то заказу, и шахтеры – заложники в чужой игре за передел собственности. Ведь все шло нормально. Сергей Сергеевич Кондратьев, успешный руководитель ГОКа, такой же уралец, как и большинство работающих на комбинате. Да, произошел сбой с выплатой зарплаты. Но ведь все потому, что ГОКу задолжал Российский комитет по драгметаллом.
Подробностей не помню, но забастовку в статье недвусмысленно назвала чьей-то провокацией в борьбе за собственность, упомянула банк “Менатеп”. На другой день после выхода материала из приемной редактора вдруг прибежала встревоженная секретарь Светлана Немова: “Скорее к телефону, тебя спрашивают из Свердловской области”. Из Верхней Пышмы звонил генеральный директор Уральской горно-металлургической компании Андрей Козицын – публикация ему пришлась не по вкусу. “Урупским ГОКом должны руководить профессионалы. Приезжайте, посмотрите, как мы работаем”, – сказал мне Козицын.
Я, конечно, дала согласие приехать, всерьез же даже не помышляла о поездке. Однако… Второй звонок, третий, и так на протяжении двух недель. Я вдруг почувствовала для себя опасность. Не вдаваясь в подробности, скажу: пришлось ехать…
Кто-то доставил в редакцию билет на самолет. Посадка, как обычно, в Минеральных Водах. В 3 часа ночи самолет приземлился в аэропорту “Кольцово”. У трапа стоял сотрудник УГМК Игорь Волков, поодаль – черный джип. В гостиничном номере все готово к встрече гостьи. Отдых. Во второй половине дня – знакомство с руководством УГМК.
Команда Андрея Козицына, да и он сам, уже в то время – “новые русские”. Креативные, идущие к цели напролом. А Верхняя Пышма – еще небольшой город километрах в 20-ти от Свердловска. Компания – градообразующее предприятие.
Поразило множество богатых иномарок у административного здания, в Карачаево-Черкесии в то время их было единицы. Внутри лестничные марши из желтого металла. “Латунь”, – пояснил сопровождавший меня Игорь Волков.
Еще большее изумление – на другой день. Ведущий специалист УГМК Андрей Обухов, знакомя с металлургическим заводом, подвел к площадке, на которой стояли вагонетки с отливающими на солнце желтыми брусками – готовое к отправке золото! Куски не квадратные, а прямоугольные, длинные и относительно узкие. “В них и золото Урупского ГОКа?” – спросила я. Обухов кивнул: “Да”.
Мартеновские печи, льющийся металл – богатая горно-металлургическая компания, как и весь Урал: по всей территории заводы. Незабываемая картина. Я не пожалела, что приехала.
“Террариум” и “золотое” перо
Яркий материал каждый мог выдать 3-4 раза в месяц, остальное – вал. Давил план, на пишущего – около трех тысяч строк в месяц, большая часть из которых летела в корзину: секретариат возвращал безбожно, пробиться на полосу было трудно. Конкуренция, от которой и сегодня мороз по коже.
Если кто-то начинал бурно возмущаться, Витензон парировал: “Максимову возвращали, не то что вам. Володя всегда знал себе цену, наступал на редактора: “Я – Максимов”, а тот плечами пожимал: “Ну и что?”.
Численность пишущих позволяла браковать материалы, выпускать интересные номера. “Опускали” даже мэтров. Считалось, тот, кто прошел школу “Ленинского знамени”, сможет работать всюду. В самом деле, Володя Свирин стал корреспондентом “Советской культуры”, а затем “Известий”. Василий Овсянников уезжал на какое-то время в Москву, где тоже без работы не остался – с грабушками взяли в “Учительскую газету”. Иван Подсвиров вырос до писателя российского масштаба и т.д.
“Террариум” – редакция растила мастеров. Вспоминаю нечеловеческую радость, ликование Толика Шевченко, когда он, младший корреспондент, проработав лет десять в редакции, поднялся на ступень старшего.
Как и во всякой богемной среде, в редакции были ссоры, обиды до слез, многолетнее соперничество кого-то с кем-то, стремление редактората прищемить одного, чтобы приподнять другого. Мотивация перечисленного – борьба за мастерство и ничего от быта.
Перо, “золотое” перо – вот венец стремления каждого. Награда? Признание. Вот пример. В горисполкоме проходило какое-то мероприятие: собрались аграрии области, гости. И когда вошел заведующий отделом сельского хозяйства “Ленинского знамени” Василий Романович Овсянников, зал встал. Поднялись председатели колхозов, директоры совхозов, заведующий отделом сельского хозяйства Карачаево-Черкесского облисполкома, за ними – остальные. Дань уважения мэтру областной газеты.
Платон мне друг, но истина дороже
Да, мастерство пишущего оттачивалось в жесткой конкуренции. И придумал эту творческую мастерскую Сергей Васильевич Костин, а сам ли или кто-то надоумил, не знаю. Но он ввел правило – раз в месяц (а может, и чаще) на летучке озвучивать обзор номеров. Не припомню, унаследовал ли эту традицию присланный Ставропольским крайкомом редактор Савченко, преемник Костина. Но точно знаю, что пришедший после него Александр Емцов был горячим сторонником летучек.
Перед глазами редакторский кабинет, где в определенный день собираются все творческие. Во главе длинного стола редактор Емцов, слева и справа от него – ответственный секретарь Кустов, его заместители Витензон, Раздобреев, художник Курило, заместители редактора Стародубцев, Карцев, заведующие отделами – Овсянников, Мосиенко, Борисевич, Филипенко, Доценко, Дубинина-Скорикова, чета Бельских, Маслов, Панов, Кивилев, Зайцева и далее мы, корреспонденты – Лавлинский (ныне покойный), Джаубаева, Мягкова, Заубидова, Шевченко, Джанибекова, Коденцев, Иващенко, я, еще и еще кто-то, мест на всех не хватает. Заносим стулья. Полины Семенченко нет среди нас, она в декретном отпуске. Нет и Тани Ильиной, на тот момент студентки Ростовского университета, о существовании которой мы даже не подозреваем.
Дежурный обозреватель, а это кто-то из нас, начинает анализировать номер. Дает полный расклад опубликованного – стилистика, лексика, логика, точность словоупотребления, все в его обзоре. “Перлы” подчеркивает – все, кроме автора, смеются. Хочется вскочить, выбежать за дверь. Но никто никогда этого не сделал, сколько бы ни длилась беспощадная словесная порка. Потому что летучка – школа профессионального становления, где ничего личного. Действовал принцип: Платон мне друг, но истина дороже. Даже твой недоброжелатель, став обозревателем, мог расхвалить тебя за написанное, подчеркнуть удачные повороты.
Взлеты и падения
Расцвет газеты, на мой взгляд, пришелся на вторую половину 80-ых. Александр Емцов, крайкомовский работник, став редактором, увлеченно примерял себя к журналистике (в дальнейшем стал создателем, издателем “Губернских новостей” в Ставрополе). Его настрой воплощал в жизнь  творческий коллектив. В номерах было много аналитики. Тираж газеты ― около 60 тысяч, выход – 5 раз в неделю (об Интернете люди пока не знают и нет конкурентных изданий).
Но уже задувал ветер перемен. В редакцию кто-то принес самиздат “Гражданский мир”, журнал “Огонек” зачитывали до дыр.. И вдруг Емцова отозвали в Ставрополь. Снимок на память на ступеньках Дома печати – коллектив и отъезжающий редактор.
Вместо него крайком прислал человека, который начал свою деятельность с разгона коллектива. Ушли Валентина Скорикова, Василий Овсянников, Анна и Виктор Бельские, Владимир Панов, по-моему, уволился сразу же, вслед за Емцовым уехал в Ставрополь Виктор Кустов. Вместо него ответсекретарем стал Геннадий Котляренко.
Редактор между тем продолжал строчить выговоры. У меня их – ряд, считай, уже одной ногой за порогом редакции. Могла уехать в Пятигорск, куда приглашали работать, держала семья…
Упал уровень летучек – у редактора не хватало профессионализма на их проведение.
Его уволили через год с лишним, как раз в День печати.
 Новый редактор Александр Воробьев пригласил в газету опытных журналистов Валентину Лезвину, Людмилу Ковалевскую и молодую команду выпускников факультета журналистики РГУ (ныне Южно-Российский федеральный университет) –  Лену Сафонову, Таню Ильину, Лену Рыбалко, Оксану Слисарь… Способные, инициативные. Ильину (ныне Иванову) Воробьев направил сразу же в секретариат. Работала с утра и допоздна. Мы поражались ее работоспособности. Вернулись в редакцию Анна Бельская, Владимир Панов… Постепенно все нормализовалось.  Хорошее было время.  Но вскоре Воробьев вернулся в Ставрополь.
В дальнейшем по имиджу газеты был нанесен сокрушительный  удар – посадили   очередного главного редактора.  Издание после этого, на мой взгляд, так и не оправилось.  Конечно, мы понимали, что редакция – не топливно-энергетический комплекс, где крутятся большие деньги. И те  растраты, что озвучивались на судебном заседании, не стоили 5-и лет заключения. Но повлиять на ситуацию, изменить ее коллектив не мог.
Многие ушли из редакции.
О сохранивших верность профессии
Из прежнего состава сегодня работают  Полина Семенченко, Татьяна Иванова – они заместители главного редактора, Александр Угненко – ответственный секретарь газеты, сами выпускают газету, когда главный редактор вынужденно отсутствует. Эти люди выросли профессионально и знают весь процесс – от подготовки конкретного материала до отправки полос в типографию. Уверена, если к этим профессионалам и молодым перспективным кадрам, пришедшим в последние годы в редакцию, прибавить двоих-троих толковых выпускников факультета журналистики хорошего вуза, планка газеты поднимется.
Университет не только дает образование, но и перестраивает мышление, без этого нет журналиста. Блогеры – хорошо. По крайней мере хоть и виртуально, но обозначилась молодежь с активной позицией. Но не каждый блогер способен стать журналистом, зато любой журналист в потенциале – блогер.
95 лет газета на своих полосах отражает жизнь республики, и должна жить  дальше, подойти  к своему вековому юбилею. Но на это нужна воля учредителя – укрепить ряды профессионалов.
Да, печатная пресса переживает отнюдь не лучшие времена, однако все разговоры, что вот-вот отомрет, – кампанейщина. Лучшие выживут и по примеру зарубежных изданий с вековым стажем, отечественных газет, начавших свое летоисчисление чуть ли не после революции, будут востребованы. В их числе должна быть и “День республики”.
Так что с юбилеем издания вас, коллеги!
С юбилеем, газета, которой я обязана профессиональным становлением!

Л. МАМХЯГОВА,
главный редактор еженедельника

“Черкесск: вчера, сегодня, завтра”.