Сегодня реформа РАН – в центре внимания всей страны. Наш корреспондент Ольга МИХАЙЛОВА встретилась за “круглым столом” с теми, кто представляет в нашей республике фундаментальную науку. Наши собеседники – Юрий БАЛЕГА, директор САО РАН, Валерий ВЛАСЮК, заместитель директора САО по БТА, Марат МИНГАЛИЕВ, доктор физико-математических наук и Евгений ЧЕНЦОВ доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник САО. Как они видят ситуацию применительно к Специальной астрофизической обсерватории РАН?
Ольга Михайлова:
– Говорят, сегодня РАН имеет один из самых низких научных показателей в мире: по публикации научных статей российские ученые занимают 120-е место из 145 стран. РАН проигрывает и по возрастным характеристикам. Средний возраст докторов наук – 62 года, кандидатов наук – 50, к тому же в 90-е годы невостребованность и тяжелые условия быта привели к массовой миграции талантливых молодых ученых. Сегодня реформа РАН – в центре внимания всей страны. Наш корреспондент Ольга МИХАЙЛОВА встретилась за “круглым столом” с теми, кто представляет в нашей республике фундаментальную науку. Наши собеседники – Юрий БАЛЕГА, директор САО РАН, Валерий ВЛАСЮК, заместитель директора САО по БТА, Марат МИНГАЛИЕВ, доктор физико-математических наук и Евгений ЧЕНЦОВ доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник САО. Как они видят ситуацию применительно к Специальной астрофизической обсерватории РАН?
Ольга Михайлова:
– Говорят, сегодня РАН имеет один из самых низких научных показателей в мире: по публикации научных статей российские ученые занимают 120-е место из 145 стран. РАН проигрывает и по возрастным характеристикам. Средний возраст докторов наук – 62 года, кандидатов наук – 50, к тому же в 90-е годы невостребованность и тяжелые условия быта привели к массовой миграции талантливых молодых ученых. Неэффективная нынешняя Академия просто не может производить прорывных научных разработок. Всё это, разумеется, аргумент в пользу реформы. Ведь отставание российской науки в самых высокотехнологичных секторах становится уже вопросом национальной безопасности страны, считают в правительстве.
Юрий Балега, директор САО РАН:
– Это верно. Но что предлагается? Согласно законопроекту на базе объединения РАН, РАМН и РАСХН будет разработан новый устав РАН, избран президент и президиум, сформирован аппарат управления. Звание члена-корреспондента упраздняется, останутся только академики. Финансирование фундаментальных исследований в РФ будет осуществляться из федерального бюджета в рамках государственной программы, но управлением имуществом РАН займутся чиновники. Науке нужна востребованность государством, но планируемая реформа этой востребованности не создаст. Пока правительством не предъявлено ни одного документа о реформе науки. Про саму науку не сказано ни слова. Да, российская наука теряет свое место в мире, но никакой реформы не предложено. Законопроект реформой не является. Академия наук де-факто – это министерство фундаментальной науки. Она получает финансирование, и имеет аппарат, который занимается его распределением. Законопроект затрагивает интересы этих людей. Но есть институты и люди, которые в них работают и, собственно, науку и делают, о них в законопроекте не сказано ничего. Какое у них будет будущее, непонятно. Если принимать за чистую монету сделанные нам заявления, то вроде бы это будущее светлое, но откуда это следует, непонятно. Это можно только на веру принимать.
То, что разговоры всё время переводятся с проблем функционирования науки на проблемы функционирования имущества, заставляет думать, что речь вообще не о науке. Посмотрим, что будет осенью, насколько будут приняты предложения научного сообщества. Сейчас начали работу группа в Совете по науке Министерства, в Академии наук, в Совете молодых учёных РАН, в Обществе научных работников. Частично они пересекаются, но это независимые проекты, которые должны быть за июль-август сделаны. Это именно контуры того, как система науки должна функционировать. Мы должны быть готовы к работе в новых условиях, но хотелось бы их подробно себе представлять.
Ольга Михайлова:
– То есть, пока реформа не определяет цели и задачи фундаментальной науки. Но вам самим они понятны? Каков магистральный выход из сложившегося положения?
 Валерий Власюк, заместитель директора САО по БТА:
– То, что вклад российской астрономии в мировую науку катастрофически уменьшается, верно, но связано это не только с перипетиями последних десятилетий, но и с гигантским прогрессом астрономии, кардинальными изменениями принципов исследования наземной астрономии. Астрономические проекты ныне интернациональны. В них участвуют страны разных масштабов, от США и ЕС до Румынии и Украины. При этом результаты – открыты, они – общее дело всего мирового научного сообщества. В мире предполагается затратить более 30 миллиардов долларов на астрономические исследования в течение ближайших 10-15 лет, причем около 25% этой суммы пойдет на наземную астрономию. Очевидно, что в складывающейся ситуации отечественная астрономия будет практически невидима. Ведь если в России, пусть изредка, но реализуются космические проекты, то инструментальная база для наземной астрономии уже много лет не развивается. Большинство инструментов построено около полувека назад. Крупнейший оптический телескоп БТА введен в строй в 1975-8 годах, а конструкторские работы по его созданию выполнялись в 60-е годы прошлого века. На нем работают сегодня астрономы Турции, Индии, Канады, Словакии, Бельгии, Таиланда, Испании, Франции, США, Германии, Ирландии и Украины, но в мире есть куда более крупные и современные телескопы, обеспечивающие значительно большие возможности исследований.
В Государственной программе Российской Федерации “Космическая деятельность России на 2013 – 2020 годы” предусмотрены расходы в объеме 2.1 триллиона рублей, из которых 10% пойдут на запуск десяти космических миссий для исследований планет. Таким образом, можно ожидать в этой области существенного прогресса. Иное дело – ситуация в наземной астрономии. Здесь даже нет предложенных для обсуждения проектов. А это значит, что сегодня России нужно войти в число стран-членов Европейской Южной Обсерватории – крупнейшего международного центра наземной астрономии и в сотрудничестве с ней начать проектирование комплекса наземных телескопов. Но это большие деньги…
Ольга Михайлова:
– То есть все упирается в деньги? Но ведь ученым повышена зарплата…
Марат Мингалиев, доктор физико-математических наук:
– Требование высоких научных результатов от российской науки сегодня выглядит по меньшей мере странно. Если выставить на Формулу-1 старый запорожец рядом с гоночными “феррари”, глупо думать, что он обгонит их. Чтобы достичь результатов сегодня – их нужно было планировать двадцать, а то и сорок лет назад, а не попустительствовать отъезду сотен ученых за рубеж и не разгонять НИИ! Мы сегодня имеем деньги только на зарплату и на поддержание оборудования в относительно рабочем состоянии, ни о каком обновлении и совершенствовании нет и речи. Я вынужден заниматься кипой бумаг. Фортов сказал как-то, что указание академика Харитона о создании атомной бомбы было циркуляром на одной странице, а сегодня он ведет переговоры о закупке сотни паяльников – это целая папка бумажек! Мы поставили два ретранслятора Билайн и МТС – так оформление земельного участка в два квадратных метра занимает месяцы! И это – условие для продуктивной работы?
Евгений Ченцов, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник САО:
– Мы сошли с дистанции 40 лет назад и больше не строим крупных телескопов. Денег нет даже на переполировку резервного зеркала, которое должно заменить постепенно тускнеющее работающее. Ну и не будем забывать, что сам по себе телескоп – это еще не все. Его нужно только поддерживать в рабочем состоянии, а приемники и анализаторы света должны непрерывно “умнеть”, отслеживая прогресс в электронике, информатике.
Ольга Михайлова:
– У нас немногие сегодня понимают, что фундаментальная наука – область познания, подразумевающая теоретические и экспериментальные научные исследования основополагающих явлений, и в задачи фундаментальной науки не входит практическая реализация открытий, в чём и состоит коренное отличие её от утилитарной прикладной науки. Однако на результаты фундаментальных изысканий опираются любые открытия и технологии. Государство, обладающее достаточным научным потенциалом, и стремящееся к его развитию, непременно способствует поддержке и развитию фундаментальных исследований, несмотря на то, что они зачастую не являются рентабельными. Это – вопрос престижа страны. Страна, продающая технологии – выше страны, продающей сырье.
Евгений Ченцов, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник САО:
– Но кого сегодня волнуют вопросы престижа науки? Телевидение вообще обходится с ней, как селяне в рассказике Станислава Лема с инопланетянами: их летательный аппарат переделывают в самогонный, а их самих скармливают свиньям… Вот пример. Недавний Челябинский болид был подан мощно. И даже почти обошлись без экстрасенсов и прочих астрологов. А вы помните, как освещалось падение метеорита в октябре 2008 в Судане? Они падают вполне регулярно. Суданский по мощности был близок к Челябинскому. Наблюдателей было поменьше, не миллионный город. Профессионалы оказались там на высоте: метеорит был замечен и сфотографирован за сутки, успели вычислить орбиту и предупредить о времени и месте падения. Кстати, и наш знаменитый Тимур Крячко тоже успел его засечь. Уж по одному этому можно было бы тогда хоть упомянуть. Но нет, не помню…
Ольга Михайлова:
– А в истории были ли примеры “реформы науки”? Чем они заканчивались?
Валерий Власюк, заместитель директора САО по БТА:
– Знающие историю науки обеспокоены. Печальные последствия сессии ВАСХНИЛ 48-го года до сих пор сказываются на развитии генетики и кибернетики. В Германии фашисты уничтожили фундаментальную науку, и восстановиться она не может уже полвека…Есть невосполнимые потери.
Ольга Михайлова:
– Таким образом, у ученых – настроение пессимистичное?
Юрий Балега, директор САО РАН:
– Ну, нет, зачем? Мы просто пока не можем оценить намеченную реформу. Она не ставит ни перспектив, ни целей. В основе – только стремление чиновников урвать собственность Академии: стоимость квадратного метра в центре Москве приближается к миллиону рублей. В законе есть абсолютно неважные положения – о слиянии академий, упразднении званий членкоров… Что это даст науке, если о ней речь? Не менее странно и отсутствие у проекта реформы автора…