Сугубая сложность работы журналиста – в необходимости представить публике человека, с которым встречаешься впервые. Неизбежны ошибки, некоторая поверхностность взгляда, невозможность глубоко проникнуть в личность, ибо кто же подлинно распахнет душу перед диктофоном или кинокамерой, да еще – незнакомому человеку? Именно этим подчас и объясняются упреки в легкомыслии и несерьезности журналистской братии.
Но говорить с человеком Церкви сложно вдвойне, ибо трудно правильно донести до светских людей мнение Церкви, чтобы оно было верно понято, монашество же твоего собеседника налагает на тебя обязательство утроенной скромности – не каждой темы можно коснуться, не обо всем спросишь. Остается надеяться на коммуникабельность собеседника.
Скажу сразу, последняя надежда при беседе с епископом Пятигорским и Черкесским Феофилактом оправдалась. По первому впечатлению передо мной был человек уравновешенный и гармоничный. Трудно, а то и просто невозможно представить, что могло бы вывести его из состояния удивительной внутренней безмятежности, по моим наблюдениям, кстати, присущей многим монашествующим.

Сугубая сложность работы журналиста – в необходимости представить публике человека, с которым встречаешься впервые. Неизбежны ошибки, некоторая поверхностность взгляда, невозможность глубоко проникнуть в личность, ибо кто же подлинно распахнет душу перед диктофоном или кинокамерой, да еще – незнакомому человеку? Именно этим подчас и объясняются упреки в легкомыслии и несерьезности журналистской братии.
Но говорить с человеком Церкви сложно вдвойне, ибо трудно правильно донести до светских людей мнение Церкви, чтобы оно было верно понято, монашество же твоего собеседника налагает на тебя обязательство утроенной скромности – не каждой темы можно коснуться, не обо всем спросишь. Остается надеяться на коммуникабельность собеседника.
Скажу сразу, последняя надежда при беседе с епископом Пятигорским и Черкесским Феофилактом оправдалась. По первому впечатлению передо мной был человек уравновешенный и гармоничный. Трудно, а то и просто невозможно представить, что могло бы вывести его из состояния удивительной внутренней безмятежности, по моим наблюдениям, кстати, присущей многим монашествующим.

Владыка молод, ему только 39, он красноречив, наделен аналитическим умом и даже – артистичен. При этом в рассказе о себе строго придерживается фактов, правдив и скрупулезно честен в оценке самого себя. Таким его во многом сделали обстоятельства детства: выходец из благополучной семьи из Грозного, шести лет от роду юный Денис Курьянов потерял отца, погибшего трагически. В эти годы ребенок, разумеется, не способен был воспринять весь ужас случившегося, но повзрослеть ему пришлось раньше сверстников.
Отца во многом заменил дед, учивший его с детства быть главой семьи, Денис рано взял в руки стамеску, рано научился пользоваться лопатой, рано сел за руль. Нельзя сказать, что детство мальчика было несчастным – мать старалась, чтобы ни он, ни его младшая сестра Светлана не чувствовали сиротства. Старались и родственники, и Денису особенно запомнилось, как всей семьей, с бабушкой, дедом и двоюродными братьями они собирались за Пасхальной трапезой, а после, на Радоницу, посещали погост. Денису это нравилось, было живой традицией веры, ибо то, что не находит отклик в душе народа, забывается, ветшает, уходит в пески времени, и только истинное живет в веках. Что до матери, то в комнате вдовы висела икона. Дети, иногда заглядывая туда, видели, как мать истово молится, часто – плача, иногда – благодаря Господа за помощь.
 В восьмом классе мать впервые привела его в храм: просто проходя мимо, предложила зайти, но, войдя внутрь, Денис понял, что сама она часто бывала здесь, ибо знала церковные обычаи, привычно крестилась, привычно ставила свечи на канун. Самому Денису в храме было тепло и уютно, он стал заходить туда и сам, вскоре познакомился с протоиереем Петром Нецветаевым, настоятелем грозненского храма Михаила Архангела, и его сыном, священником Сергеем Нецветаевым, жизнь которых произвела на юношу глубокое впечатление. Он не столько слушал их проповеди, сколько видел их жизнь, ясную, осмысленную, праведную… «Слова оспоришь словами, но жизнь чем оспоришь?» Мальчик записался в воскресную школу, а также – в очередь на покупку Библии. Писание тогда печатали еще нечасто, и привозили редко. После мать видела его за чтением Нового Завета, но ничего не говорила. Ему нравилось, что она никогда ничего не навязывала ему и не запрещала, своим поведением просто являя пример нелицемерной веры и чувства долга. Ничего она не сказала и тогда, когда сын поведал ей о своем намерении поступать в духовную семинарию, разве что заметила, что её положение – директора магазина – могло бы помочь ему в любом вузе, но в семинарии оно помочь не сможет. Дениса это не остановило. После десятого класса он год работал у матери в магазине грузчиком, при этом – учил молитвы и церковно-славянский язык, читая Псалтирь то на русском языке, то на старославянском. Выучил.
Через год по рекомендации протоиерея Петра Нецветаева, в храме которого на протяжении нескольких лет нес алтарно-клиросное послушание, решился подать документы в Ставропольскую духовную семинарию. При поступлении не чувствовал ни робости, ни смущения, но несколько волновался: ведь с ним вместе поступало немало тех, кто вырос в семьях священников, у них был совсем иной, более глубокий духовный опыт, другие знания, а он? Активист, непременный участник всех школьных олимпиад и кружков, любитель литературы, и участник клуба интернациональной дружбы… Но при этом, как свидетельствует сегодня сам владыка, он никогда так не радовался, когда увидел свою фамилию в списках поступивших.
Для человека светского, далекого от Церкви, подобное может показаться странным, но люди веры кивнут с пониманием. За логикой событий прослеживается то трудно формулируемое, но осязаемое душой присутствие высшей силы, которая направляет деяния человека и определяет его поступки.
Семинария, хоть и заставила Дениса несколько переосмыслить кое-какие свои представления о вере и Господе, но ни разу не дала повода пожалеть об избранном пути. Путь этот подходил ему внутренне. Он был скромен и негорделив, не стремился быть в центре внимания. Острый аналитический ум направлял на покаянный самоанализ, к которому вообще-то он был склонен всегда. Это было время накопления знаний, и «не ты распоряжался временем, но время распоряжалось собой…»
Неприметно для самого себя юноша, оценив разность предлагаемых Церковью духовных путей, выбрал монашество. Тому не предшествовало никаких духовных потрясений, просто и буднично в нем сложилось убеждение, что это – его истинное предназначение, его настоящая дорога. Общение Дениса с ректором семинарии архимандритом Евгением, старшекурсниками – иеромонахом Романом, отцом Варсонофием, утвердили его в правильности сделанного душой выбора. Нет, ему никто ничего не советовал, но пример жизни этих людей был красноречивее любых слов. И 5 апреля 1994 года митрополитом Ставропольским и Владикавказским Гедеоном Денис Курьянов пострижен в монашество с наречением имени в честь преподобного Феофилакта исповедника, епископа Никомидийского.
Я интересуюсь у владыки, как было воспринято его решение близкими, родными, знакомыми?
– Мать узнала, что я принял монашество, когда это уже произошло. Мне трудно сказать, что она чувствовавала, мы не говорили об этом, но она всегда говорила, что готова принять любое мое решение. Приняла она его и на этот раз. Что до остальных… Круг общения сильно поредел. Многие друзья исчезли из моей жизни – я перестал их интересовать. Многие и откровенно глумились, соседи считали мой выбор безумием…
Его не волновали ни насмешки, ни ярлыки. Он верил Богу и был уверен, что его путь верен. Вскоре началась война в Чечне, он был на Ставрополье, о матери не было вестей, прекратились телефонные звонки и письма. Он приехал в Грозный зимой, накануне Сретения Господня. Увидел страшное: разрушенные дома, сожженные бронетранспортеры… Понятия правильности и неправильности, жизни и смерти были рядом, и очень трудно было почувствовать грань, их разделяющую. Сколько людей погибло тогда, в 95-м, от холода и голода – никто не знает… Маму сначала не узнал. Увидел какую-то старуху, потом узнал родные глаза. Она заплакала и, кажется, испугалась больше, чем он…
И тут он стал свидетелем нового чуда. Соседи, бывшие убежденными атеистами, те, которые, когда он принял монашеский постриг и сан, смеялись и говорили, что это безумие, теперь молча пришли к нему на исповедь. В Грозном тогда неверующих не было.
И он понял тогда – покаяться может каждый…
В 1996 году Феофилакт был назначен в поселок Рыздвяный Ставропольского края, где его трудами был выстроен прекрасный храм, два года спустя стал благочинным православных церквей Благодарненского округа и настоятелем Александро-Невского храма города Благодарного. В апреле 2001 года был возведен в сан игумена и назначен благочинным Изобильненского округа и настоятелем Свято-Никольского храма города Изобильного. 1 сентября 2002 года назначен преподавателем литургики в Ставропольской духовной семинарии. В 2003 году поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 2007 году. Он нес послушание секретаря епископа Ставропольского и Владикавказского, потом был назначен настоятелем строящегося Спасо-Преображенского храма в Изобильном. И наконец, 24 сентября 2006 года за Божественной литургией в Храме Христа Спасителя в Москве был хиротонисан во епископа Магнитогорского, викария Челябинской епархии.
Его поприща менялись, но обязанности оставались неизменны, – возводить храмы, вразумлять заблудших, спасать души. В 2011 году решением Священного Синода он был назначен на Пятигорскую и Черкесскую кафедру. Церковь на высшие ступени управления ставит монашествующих, то есть людей, давших обеты безбрачия, нестяжания и послушания. Только так, считает она, можно обеспечить добросовестность власти.
 – Монах,- говорит Владыка, цитируя Святых Отцов, – вещь церковная, куда поставили – там и трудись для Бога.
 …Из короткого общения с владыкой удалось сделать немногие выводы, но все они – в пользу этого человека. Что особенно поразит в нем людей светских – это зримое отсутствие эгоизма, в церковной ограде именуемое смирением, готовность услышать мнение другого, пойти на компромисс и примирить разные точки зрения. Владыка добр и предупредителен. В нем нравится блеск отстраненного мышления и холодные эмоции. Общительный и любознательный, он прекрасный собеседник.
 – Ко мне часто приходят с житейскими проблемами, просят протекции, ходатайств, помощи, позвонить какому-либо чиновнику, кого-то продвинуть… Я смеюсь, говорю – я имею доступ в более высокие структуры. Удивляются. Какие? Говорю, я могу попросить Бога, а не какого-то чиновника… Не понимают, – смеется владыка.
 Такие люди всегда благодушно настроены к своим врагам, но явную подлость, низость суждений, лицемерие, попытки сыграть на его добросердечности владыка не приемлет. Он из тех, кто с готовностью оказывает помощь неимущим, но свойственный ему дар сопереживания не нужно эксплуатировать. Его не очень-то разжалобишь сказочками – строгий, трезвый ум, интеллектуальная честность разоблачат любой обман.
 – Сколько раз доводилось наблюдать искажение людей. Стоит появиться большим деньгам, или положению – человек отходит от Бога, забывает прежних друзей, ему кажется – он на вершине. Но ты видишь его и понимаешь, что он просто сломался, не выдержал искуса богатством или карьерой….
У монаха нет ничего своего: ни семьи, ни собственности. Многие изумляются при этом одному поразительному свойству сословия монашествующих – это удивительно радостные и свободные люди. Не имеющие житейских связей, ничем не скованные, они призваны молиться за нас, привлекать в мир благодать Божью.
 – Мы, священство, можем ездить на осликах или на машинах, – говорит он, – пользоваться Интернетом или писать от руки. Это технические условия. Но внутренне люди как тысячу лет назад любили и плакали, так и сегодня любят и плачут. Внутри нас ничто не изменилось. Только сегодня нравственные проблемы и грехи стали изощреннее, например эвтаназия, наркомания, легализация содомии, грех аборта, проблема изменения пола…
Это независимый, внутренне благодушный человек склонен, однако, отвергать все, что не согласуется с его представлениями об Истине. Смысл своей жизни он видит в том, чтобы постоянно отдавать себя людям
 – Человек – это колодец, в котором свежая и чистая вода бывает только тогда, когда из него постоянно черпают воду, иначе вода застаивается и заболачивается…
В нем самом – отрешенном от мирской, обычной жизни мирян, несуетном и спокойном, чувствуется мощная сила внутреннего сострадания, готовности придти на помощь, понять каждого. И люди чувствуют исходящую от него благодатную силу – и устремляются к нему со своими бедами и скорбями…