Портрет
Бываетже в жизни такое. Все человеку начинает благоприятствовать, во всем ему везет. Такая полоса для Аси началась со знакомства с Романом.
Однажды вечером в конце весны она сидела в парке с подругой и любовалась тем, как слетают с рыхлых тополиных сережек первые “снежинки”, как вдруг к ним подсел парень. Разговорились, выяснилось, что Роман родом из Омска. В Карачаево-Черкесию приехал по приглашению армейского друга Мурадина. Сначала погостил, а затем стал работать на цемзаводе. Ася работала почтальоном, должность не бог весть какая, но ей нравилась. Разносишь почту, а на тебя налетает запах чужой жизни: веселый запах борща или ландышевый, праздничный – духов Cristian Dior. Собственно, чем только ни пахла жизнь – кошками, собаками, натертым паркетом. А вот у Романа в общежитии был совсем другой – запах пыльных и желанных книг…
Бываетже в жизни такое. Все человеку начинает благоприятствовать, во всем ему везет. Такая полоса для Аси началась со знакомства с Романом.
Однажды вечером в конце весны она сидела в парке с подругой и любовалась тем, как слетают с рыхлых тополиных сережек первые “снежинки”, как вдруг к ним подсел парень. Разговорились, выяснилось, что Роман родом из Омска. В Карачаево-Черкесию приехал по приглашению армейского друга Мурадина. Сначала погостил, а затем стал работать на цемзаводе. Ася работала почтальоном, должность не бог весть какая, но ей нравилась. Разносишь почту, а на тебя налетает запах чужой жизни: веселый запах борща или ландышевый, праздничный – духов Cristian Dior. Собственно, чем только ни пахла жизнь – кошками, собаками, натертым паркетом. А вот у Романа в общежитии был совсем другой – запах пыльных и желанных книг…
Чем дольше общалась Ася с ним, тем интересней он ей казался. Вскоре Роман женился на симпатичной брюнетке. Пять счастливых лет пролетели, как один день, но потом судьба стала томить мужчину мечтой о сыне.
– Ты любишь детей, Ася? – спросил однажды.
– Детей? Да как тебе сказать? Своих нету, не будет, сказали врачи, а чужих трудно любить. Они внесут беспорядок, заботы, сомнения – а того ли взяли, каким он вырастет? – в жизнь, а я люблю покой и порядок, – ответила она и завела неожиданный и длинный разговор о преимуществе жизни без детей. И все же Роман настоял на усыновлении ребенка. Это был мальчик. Он оказался болезненным, вялым ребенком и первые семь лет своей жизни питался главным образом лекарствами. А дальше прямо по Твену.
Говорят, что как-то Марк Твен спросил свою мать: “Наверное, ты все время беспокоилась за меня, мое здоровье?”
– Да, все время.
– Боялась, что я не выживу?
Миссис Клеменс, поразмыслив, ответила:
– Нет, я боялась, что ты выживешь.
Но если мама Твена для нас навсегда добрейшая тетя Полли из книги на все времена “Приключения Тома Сойера”, то Ася оказалась не таким человеком. Она стала уговаривать мужа вернуть Мишу в детдом, откуда взяли, потому что он не жилец на этом свете, а если и задержится, то немало кровушки им попьет. Между тем врачи утверждали: “Мальчик здоров от рождения и нормально развивается, просто он обладает особой восприимчивостью к инфекционным заболеваниям”.
Роман часто бывал в разъездах, но каждый раз, возвращаясь, замечал, что с мальчиком что-то происходит. Он, уже почти подросток, был похож на загнанного, затюканного жеребенка, которого слишком часто били. Более того, стал заикаться. Застряв на каком-нибудь слове, он долго не мог продолжать говорить дальше, и лишь глазенки полнились слезами. Подобно большинству родителей, Роман всегда старался оберегать сына, в то время как Ася выходила из себя, если он ослушивался и бегал, к примеру, во время еды, мог выдернуть из розетки пылесос, когда он был включен, и т. д. Перепадало мальчишке, которого Ася, кстати, ни разу не назвала сыном, а только Мишкой – заразой, и немало подзатыльников…
…Это было в декабре. Отец – он работал дальнобойщиком – должен был ехать в очередную командировку, но, встав утром холодный, полубесчувственный и совершенно безучастный ко всему, укладывается обратно в постель. Температура – 40 градусов. Рвота. Диагноз – грипп. Болезнь дала осложнение, и Роман был вынужден почти целый месяц проваляться один с Мишей дома, Ася же, воспользовавшись обстоятельствами, уехала на неделю к матери.
Это была самая счастливая пора в той одинокой детской зиме Миши: ненавистная квартира ожила; в ней появились его друзья, которым не было ходу при Асе. Замирая от собственной дерзости, он носился по комнате с ними, хвостиком за отцом, который научил его отыскивать Полярную звезду, показал созвездия в небе, называл их по именам: это Орион, а вот созвездие Возничего…
По вечерам отец и сын выходили на прогулку, и темень, освещенная редкими фонарями, под которыми бесприютно мотался мелкий колючий снег, а вокруг светили теплыми, разноцветными окнами дома, дома, не пугала, не настораживала мальчишку, как в тех случаях, когда мать, несмотря на поздний час, могла послать Мишку за хлебом, сигаретами, а напротив, доставляла пьянящую радость…
Но все изменилось в одночасье. Пришла телеграмма из Омска: “Мама отмучилась, похороны – 31-го. Приезжай. Алексей”. Алексей был младшим братом Романа.
Металлическая дверь тяжело и прощально бухнула наутро, выпуская Романа из подъезда, и больше Миша отца не видел. Признаки намечающегося разлада в семье заметили все соседи, друзья супругов, и только Миша ничего не знал. Не захотел Роман возвращаться к Асе, но и Мишу по непонятным причинам не стал забирать, хотя души в нем не чаял.
А дальше началась веселая жизнь. В дом к Асе зачастили гости. На светский прием это было мало похоже: мужчины пили вино, играли в карты, ухаживали за дамами, но за своими забавами как-то умудрялись не забыть о мальчишке: подкормить, подкинуть денег на карманные расходы….
Когда Миша окончил школу, ни о какой дальнейшей учебе, естественно, мечтать не приходилось – он напросился в армию. Никаких пышных проводов не было, как и теплых слов на прощание перед военкоматом, но Миша все же прижался щекой к щеке Аси. Его движение было так мимолетно, что женщина не успела ответить на него, она тотчас и с улыбкой, смягчая жестокость своих следующих слов, сказала: “Надеюсь, отслужив, будешь искать себе другое пристанище”.
Краска густой волной залила лицо юноши, спина стала влажной. Он инстинктивно, с опасением оглянулся: не увидел ли кто из новобранцев его смущения и растерянности.
– Очень хорошо, очень рад, что я тебе… вам не нужен, – резко ответил Миша и отошел от нее.
Служил Михаил в Ейске. Асе изредка писал, но она не отвечала. Отслужив, остался в Ейске, стал работать штукатуром-маляром. Вскоре получил две комнаты в общежитии – просторные, светлые, удобные. В своей спальне вставил в рамку фотографию Аси и Романа и повесил на стену. Он рассматривал это фото вечерами почти каждый день и мысленно задавал множество вопросов: “Где вы сейчас? Вместе или врозь? Вспоминаете ли меня? И почему, взяв меня из детдома, так быстро утратили интерес ко мне?”
И по истечении шести лет Михаил решил, что независимо ни от каких обстоятельств, он должен увидеть Асю и Романа.
– Ничего, собственно, не произойдет. Пусть ни к чему не обязывающее любопытство. А потом посмотрим, – успокаивал он себя.
Сначала в Омск, к отцу.
– Мне очень жаль, но Роман умер год назад. Инфаркт, – ответил младший брат Алексей. – Он постоянно вспоминал тебя, сокрушался, что не смог стать тебе примерным отцом, что не забрал тебя из Черкесска. Но он планировал уехать в Норвегию, в городок Алта за Полярным кругом, на заработки и, устроившись, вызвать тебя туда же…
Миша с Алексеем сходил на погост, где шумели на ветру кладбищенские тополя, ощутил запах увядающих цветочных венков, холод и сырость могильной земли и чуткой сиротской душой почувствовал запах смерти, но не принял смерть как нечто невозвратное и неизбежное, потому что в глубине души жил памятью детства, в котором были пусть приемные, но родители. Любящий отец и пусть не всегда справедливая, совсем не ласковая, но тем не менее не вернувшая его, чужого ребенка, в детдом после расставания с мужем мать…
Из Омска Михаил приехал к Асе и ужаснулся, потому что в стоящей перед ним женщине ничего не было от красивой мамы Аси. Неопределенного цвета волосы, увядшее лицо, обвисшие руки, испуганные глаза…
– Сынок, – только и произнесла она, ухватившись за дверной косяк, – человек только тогда приходит к собственным выводам, только тогда узнает, что ему надо, когда наделает ошибок. Если бы ты знал, как ты мне сейчас нужен. Я знаю, ты не простишь меня, но я рада, что ты получился славным человеком, и – я прекрасно осознаю это – только благодаря отцу. Роману… Только он, говорят, покинул нас. Теперь, видимо, уедешь и ты…
Я не знаю, дались ли Михаилу эти слова легко или непросто, но он сказал следующее: “Я хочу, чтобы ты жила со мной. Я позабочусь о тебе, мама”.
В народе говорят: чего недодал, того не получишь. Но в любом случае нельзя утрачивать способность воспринимать жизнь как чудо. Ведь иногда, получив тяжелый удар, человек вновь обретает эту способность, как это произошло с Асей. Сын забрал ее в Ейск и положил в одну из краснодарских клиник, где ее долго лечили от бурсита колен, легочно-сердечной недостаточности…
– Но главным лекарством для меня стал наш портрет с Романом на стене у сына, – пишет Ася своим подругам в Черкесск, – теперь я поняла, что он очень нас любил и все прощал… А большего мне и желать , и просить в этой жизни нечего…
Комментариев нет