Одна и та же сила одних испытывает, очищает и отбирает, других отсеивает, опустошает и искореняет. Пережитые в юности лишения могут сломать человеку жизнь, а могут и закалить его. Жизнь с детских лет не баловала Якова Олениченко: отец погиб на фронте, мать умерла, и на худенькие плечи 14-летнего парнишки легла нелегкая забота о четырех младших сестренках и братишках. Он справился, пережил оккупацию родного Запорожья, сиротство, голод и холод с маленькими ребятишками… С 1943 года, когда немцы, оставив Украину, ушли на запад, Яша Олениченко уже успел поработать и прицепщиком на тракторе, и слесарем на железной дороге и на Запорожском судоремонтностроительном заводе. А вот в армии, в Румынии, приобрел новую специальность – фотоцинкографа, которую подлинно полюбил.

После солдатской службы Яков не знал, куда податься: сироте было в общем-то все равно. Его армейский товарищ из Лермонтова узнал, что в Ставропольском крае нужны цинкографы. Яков же очень хотел работать по специальности – вот и приехал в Ставрополь, откуда был распределен в Черкесск. Приехал, а тут – глинобитные хибарки под соломенными крышами… Полгода не могли даже найти помещение под его цех, потом выделили, и Яша сам провел туда свет и все обустроил.

Одна и та же сила одних испытывает, очищает и отбирает, других отсеивает, опустошает и искореняет. Пережитые в юности лишения могут сломать человеку жизнь, а могут и закалить его. Жизнь с детских лет не баловала Якова Олениченко: отец погиб на фронте, мать умерла, и на худенькие плечи 14-летнего парнишки легла нелегкая забота о четырех младших сестренках и братишках. Он справился, пережил оккупацию родного Запорожья, сиротство, голод и холод с маленькими ребятишками… С 1943 года, когда немцы, оставив Украину, ушли на запад, Яша Олениченко уже успел поработать и прицепщиком на тракторе, и слесарем на железной дороге и на Запорожском судоремонтностроительном заводе. А вот в армии, в Румынии, приобрел новую специальность – фотоцинкографа, которую подлинно полюбил.

После солдатской службы Яков не знал, куда податься: сироте было в общем-то все равно. Его армейский товарищ из Лермонтова узнал, что в Ставропольском крае нужны цинкографы. Яков же очень хотел работать по специальности – вот и приехал в Ставрополь, откуда был распределен в Черкесск. Приехал, а тут – глинобитные хибарки под соломенными крышами… Полгода не могли даже найти помещение под его цех, потом выделили, и Яша сам провел туда свет и все обустроил.
Для сегодняшнего читателя слово «цинкография» относится уже к области легенд. А еще совсем недавно так называли изготовление клише путём фотографического переноса изображения на цинковую пластину, поверхность которой затем протравливалась кислотой в пробельных участках изображения, и затем – при отпечатывании на бумаге возникали рисунки. Цинкография совершенствовалась. Сначала на цинковую пластину кислотоустойчивое изображение наносили вручную, потом заменили ручное нанесение фотокопированием его с негатива на цинковую пластину, покрытую светочувствительным слоем. Так можно было воспроизводить только штриховые однокрасочные изображения, однако вскоре появилась возможность изготовлять клише с тоновых оригиналов, были разработаны методы получения клише и для цветной печати.
Юный Яша Олениченко любил специальность цинкографа, хотя фотоаппарат для цинкографии весил 600 кг, да и процесс был сложный: необходимо было сфотографировать оригинал, затем скопировать негатив, протравить и отделать пластину. Под действием света, прошедшего через прозрачные участки негатива, задубливались участки слоя, соответствующие элементам изображения. После удаления незасвеченного слоя с пробельных элементов на пластине получалось кислотоупорное изображение, состоящее из штрихов или точек. Далее в травильной машине достигалась необходимая глубина пробельных элементов в зависимости от расстояния между печатающими элементами. С готового клише для контроля качества получали пробный оттиск, в случае необходимости исправляли дефекты клише.
Так в местной типографии появилась цинкография, постепенно Олениченко обучил этому делу 10 человек, да вот беда: стоило обучить одного толкового парнишку, военкомат узнавал про это и ученика забирали – то в Германию, то в Польшу: цинкографы были везде на вес золота.
Десять классов сам Яков окончил, когда ему было уже за тридцать. Потом поступил на заочное отделение Московского полиграфического техникума имени первопечатника Ивана Федорова и успешно окончил его. Предлагали Якову Ивановичу должность начальника производства Черкесской типографии, но он до конца остался верен своей рабочей профессии.
Каждое утро из редакций областных и многотиражных газет ему приносили кипы фотоснимков, из которых надо было сделать печатную форму – клише. Процесс этот был длителен, требовал серьезного внимания, но не было случая, чтобы по вине Я. Олениченко задержался выпуск газет. Яков Иванович долгое время возглавлял партийную организацию, профсоюзный комитет типографии. Работал на совесть – иначе не мог.
А сколько всего было пережито за эти годы – и не упомнить! Сколько раз Якова Ивановича будили по ночам: нужно было срочно передавать сообщения Политбюро! Соревнование между Соединенными Штатами и Советским Союзом привело к первым полетам человека в космос. Олениченко хорошо помнит этот день, когда его и художника Крицкого разбудили среди ночи, надо было срочно подготовить клише для выпуска газеты. Человек в космосе! Олениченко знал, как выглядит ракета и скафандр космонавта, ибо всегда читал научные журналы, рассказал художнику – в итоге получилось похоже, и сегодня за эту работу никому не стыдно.
На его глазах менялась жизнь, и изменения прослеживались не только в освоении космоса: строилась Кубань-Калаусская ГЭС, появились телевизионные приёмники и аудиомагнитофоны, потом видеомагнитофоны, микроволновые пе-чи, стиральные машины, морозильники, радиоприемники, электрические печи и пылесосы, персональные компьютеры, музыкальные и видеоплееры, возникло кабельное и цифровое телевидение – и это все на глазах Олениченко.
Преображался и Черкесск. Заставший здесь соломенные крыши домов, Яков Иванович видел, как последовательно преображался город. За годы Советской власти казачья станица с лесопильными, маслобойными и кожевенными предприятиями кустарного типа превратилась в промышленный и культурный центр. Яков Иванович помнит еще пеньковый завод, производивший корабельные канаты, специально для которого выращивали коноплю… Продукция завода шла на экспорт. На экспорт шла и продукция обувной фабрики, – туфли и ботинки, сшитые в Черкесске, в Ленинграде принимали за итальянские.
При Олениченко строили химзавод, а сам он вспоминает, как молодой Захар Цахилов начинал производство с варки мыла и олифы над Кубанью, ему привозили горы семечек… Завод «Холодмаш» тогда назывался «Молот», там ремонтировали плуги и мотыги. При нем начали строить Урупский ГОК и цементный завод… Яков Иванович объездил всю республику, многократно бывал на Бичесыне, горных пастбищах, на древних городищах и тогдашних туристических маршрутах.
В 1956 году был разработан генеральный план застройки города, Черкесск разделили на три микрорайона: центральный включал в себя наиболее древнюю часть с кривыми улицами бывшей казачьей станицы, промышленно-транспортный, административно-хозяйственный и культурный центр, где были сосредоточены наиболее крупные общественные здания: двухэтажный Дом Советов, где на втором этаже размещались тогда все пять редакций газет, областная библиотека, драматический театр, почтамт, гостиница «Кубань». А ведь Яков Олениченко помнит и то время, когда на месте нынешних театра и библиотеки стояли глинобитные мазанки…
Помнит он и всех редакторов газет «Красная Черкесия», «Ленинское знамя» и «День республики», начиная с Андрея Попутько, помнит Хусина Гашокова, Суюна Капаева, Османа Хубиева, многих других известных поэтов и писателей – всех не перечислишь.
Долголетний самоотверженный труд ветерана печати был отмечен грамотами крайкома КПСС, обкома партии и облисполкома, Ленинской юбилейной медалью, многочисленными грамотами. Его внучка – Елена Маркова – стала журналистом, когда-то проходила практику в газете «День республики», сейчас работает в Санкт-Петербурге…
Жизнь продолжается, традиции – непрерывны…