Уже много-много лет вынашиваю мысль рассказать о судьбе своей матери – Хабибат Эбеккуевой. Моя мама и ее сестра Паризат хоть и были из бедной семьи, но на них заглядывались и предлагали руку и сердце многие – и зажиточные, и именитые, и знатные. Достаточно сказать, что к тете Паризат сватался сам Курман Курджиев – личность легендарная для Карачаево-Черкесии…
Но каждая сделала свой выбор. Точнее, за них сделали выбор родные. Мою маму выдали замуж за кумышанина Калабекова, но она буквально через два года стала вдовой с маленьким сыном Хасаном на руках. Во второй раз ее судьбу решил брат Унух, выдав за своего друга Харуна. И зажили они счастливо. Имели помимо Хасана еще пятерых детей – одного сына и четырех дочек. Уже много-много лет вынашиваю мысль рассказать о судьбе своей матери – Хабибат Эбеккуевой. Моя мама и ее сестра Паризат хоть и были из бедной семьи, но на них заглядывались и предлагали руку и сердце многие – и зажиточные, и именитые, и знатные. Достаточно сказать, что к тете Паризат сватался сам Курман Курджиев – личность легендарная для Карачаево-Черкесии…
Но каждая сделала свой выбор. Точнее, за них сделали выбор родные. Мою маму выдали замуж за кумышанина Калабекова, но она буквально через два года стала вдовой с маленьким сыном Хасаном на руках. Во второй раз ее судьбу решил брат Унух, выдав за своего друга Харуна. И зажили они счастливо. Имели помимо Хасана еще пятерых детей – одного сына и четырех дочек. Нас родители любили безумно, оттого, видимо, и нарекли красивыми именами – Любовь, Зоя, Роза, Мариям, а сыновей богоугодными именами – Хасан и Хусей. Жили все очень дружно. К слову, мы и сегодня, оставшиеся в живых, очень дружны…
И вот грянула война 1941 года. На фронт ушли отец и брат Хасан. От отца письма приходили регулярно, а от Хасана долгое время не было никаких вестей. И наша мать сделалась какой-то маленькой, как свернувшийся в клубок ежик, ничто не могло вернуть ей спокойствия духа – без обычной радости смотрела она, как наливаются соком и цветом яблоки в саду, как зреет виноград, посаженный Хасаном, как учатся играть на гармошке, подаренной Хасаном перед отъездом сестренкам, ее дочери Роза и Люба… А вскоре для нас померк белый свет – пришло извещение, что Хасан пропал без вести. От горя мама сильно заболела и так и не оправилась до конца своей жизни, потому что ждала его, верила, что вернется, до последнего дня…
Когда я вспоминаю о тех временах, то часто думаю, где, спрашивается, брала силы моя мать, маленькая, худенькая, до утра орошать слезами подушку, а рано утром вставать, доить коров, замешивать тесто… В 1943 году пришла весточка, что отец находится в одном из госпиталей Ростова, и она, оставив нас на попечение брата, отправилась проведать его. Зима, набитые хурджуны с домашними продуктами и долгий путь, который она проделала то пешком, то на телеге, то в кузове случайного попутного грузовика, сделали свое дело – она сильно застудила свои легкие, и тяжелый надрывный кашель стал спутником ее жизни…
А впереди были еще более тяжкие испытания, моральные и физические. С депортацией карачаевского народа на нашу семью обрушились такие беды, что хватило бы на увесистый роман. Но в голой степи чужбины только благодаря ее мудрости мы остались живы. Роза собирала в поле колоски, я – подмерзший картофель, Мариям – свекольные листья и так далее… Хлеба было мало, о сахаре и молоке не могло быть и речи в первое время. Но постепенно все наладилось – вернулся с фронта отец – весь в медалях, израненный, но главное – живой. Мы стали учиться, кто очно, кто заочно, кто в школе, кто в техникуме. Хусей с отцом работали, мать по ночам занималась делом, в котором карачаевским женщинам нет, пожалуй, равных в мире: вязала красивые вещи, подлинные образцы искусства, которые весьма охотно раскупали местные модницы…
Получше зажили, когда вышли замуж Мариям и Роза. Роза стала снохой уважаемого человека, первого прокурора бывшей Карачаевской области. Мариям – женой подающего большие надежды ветврача… И вскоре наши родители уже стали оберегать от всяческих опасностей и невзгод, которых во множестве своем таила природа Средней Азии, своих внуков…
Но однажды тихим прозрачным утром к нашему дому вновь подкралась беда. В тот день, как сейчас помню, с берез осыпались сережки, полянки были белы от купающихся в росе ландышей – все свежо и зелено, все непередаваемо чисто и тихо – и вдруг крик со стороны колхозного скотного двора: «Хусей разбился…» Нашего брата – а он был джигит-красавец, каких поискать, – скинул на камни необъезженный жеребец, с которого он взялся сбить спесь…
Две недели боролись медики за жизнь Хусея, но его не стало. Остался только страшный угол в доме, пугавший всех своей пустотой. Там стояла кровать Хусея…
А тут и «амнистия» подошла. Казалось бы, вопроса – возвращаться или нет – не должно быть, но не тут-то было, мама заартачилась: «Могила моего сына здесь, пусть и меня рядом с ним похоронят».
То, как ее уговорили вернуться в родной Каменномост, будет довольно долгим и печальным повествованием, потому опускаю этот отрывок… Скажу лишь одно: потом на могилу брата в Чалдавар мы по настоянию матери ездили не один раз, у самой поехать туда сил уже не было. И точно так же, по настоянию матери, мы «бомбили» запросами военкоматы, архивный музей в Подольске в надежде узнать что-либо о судьбе Хасана, потому что мать твердила: «Найдите мне могилу сына и дайте оплакать его…»
Мы – все ее четыре дочери – бывали у нее каждую неделю. Люба так и вовсе, можно сказать, в родительском доме пропадала. И вот придет пора возвращаться, а она – наша милая, родная мать – идет, опираясь на палочку, до самой остановки, чтобы убедиться, что ее великовозрастные дочери благополучно сели в автобус, что они не оступились в пересохшем арыке, по которому добирались до остановки. И благодаря ее постоянному беспокойству мы чувствовали себя уверенными, сильными, спокойными…
Мы пережили свою мать кто на 20 лет, кто на 30, но кажется мне, нам до сих пор помогает сверху мама, не оставляет нас без помощи до сих пор.
Мне одной из всей нашей семьи посчастливилось совершить хадж в Мекку, и потому, как никто другой, верю в бессмертие души. И потому от всех твоих дочерей кладу тебе низкий поклон, родная мама, который, надеюсь, обрадует тебя и, верю всей душой, наших братьев тоже, которые должны быть – не могут не быть! – рядом с тобой…

З. ШУНГАРОВА.
г. Черкесск.