«Когда жизнь легка и проста, рождается тревога, чувство, что ты гладко скользишь по жизни в пропасть, но пока все хорошо. Карабкаться лучше: тогда ты ощущаешь под собой опору, уступы, ступеньки, ищешь твердую тропу, чувствуешь себя человеком», – эти строки, вычитанные когда-то в одном из журналов, навсегда запали мне в душу, – говорил ветеран войны, председатель ветеранов спорта Карачаево-Черкесии Борис Пахомович Асеев, – может, потому что сам карабкался всю жизнь». И это говорил человек, который, сам того не осознавая, стал своеобразным центром, через который фронтовики, однополчане стали находить друг друга, завязывать переписку, узнавать, кто, как и чем живет после войны… Более того, многим фронтовикам Асеев помог получить заслуженные награды. В его «архиве» памяти было немало характерных историй…
Но я хочу рассказать о том, как узнала о его фронтовом прошлом… Начну с того, что это был – к великому сожалению, его уже нет среди живых – на редкость коммуникабельный, веселый, энергичный, моложавый мужчина. И, наверное, не только я в городе Карачаевске недоумевала: «В его – то годы каким он может быть ветераном войны?» Задним числом потом станет стыдно за свои подозрения, но ведь было, было и такое, что за ветеранов войны выдавали себя люди, пороху не нюхавшие, отсидевшиеся в тылу.
«Когда жизнь легка и проста, рождается тревога, чувство, что ты гладко скользишь по жизни в пропасть, но пока все хорошо. Карабкаться лучше: тогда ты ощущаешь под собой опору, уступы, ступеньки, ищешь твердую тропу, чувствуешь себя человеком», – эти строки, вычитанные когда-то в одном из журналов, навсегда запали мне в душу, – говорил ветеран войны, председатель ветеранов спорта Карачаево-Черкесии Борис Пахомович Асеев, – может, потому что сам карабкался всю жизнь». И это говорил человек, который, сам того не осознавая, стал своеобразным центром, через который фронтовики, однополчане стали находить друг друга, завязывать переписку, узнавать, кто, как и чем живет после войны… Более того, многим фронтовикам Асеев помог получить заслуженные награды. В его «архиве» памяти было немало характерных историй…
Но я хочу рассказать о том, как узнала о его фронтовом прошлом… Начну с того, что это был – к великому сожалению, его уже нет среди живых – на редкость коммуникабельный, веселый, энергичный, моложавый мужчина. И, наверное, не только я в городе Карачаевске недоумевала: «В его – то годы каким он может быть ветераном войны?» Задним числом потом станет стыдно за свои подозрения, но ведь было, было и такое, что за ветеранов войны выдавали себя люди, пороху не нюхавшие, отсидевшиеся в тылу. Примеров тому в одно время было даже несть числа. Словом, смущало меня это словосочетание «ветеран войны» касаемо Асеева. И однажды я не выдержала, тем более что представился удобный случай. Мы ехали с ним в одном купе в Крым, точнее – в г. Армянск, где должны были состояться празднества по случаю 51 -й годовщины освобождения города от немецко-фашистских захватчиков, а также митинг, посвященный присвоению средней школе №4 города имени нашего земляка Героя Советского Союза Александра Калоева, который одним из первых повторил подвиг Матросова…
Спасая боевых товарищей, Александр закрыл своим телом огонь немецкого пулемета. Калоева друзья похоронили в Армянске…
Я уже не помню, какие именно, но и тогда Крым с Украиной раздирали нешуточные страсти, но знаю, что в разных инстанциях, на разных уровнях Асеева – а именно он был инициатором этой поездки, отговаривали от этого шага, тем более что с ним ехали ученики и педагоги Коста-Хетагуровской школы, ансамбль «Алания», журналисты, но он стоял на своем: «Мы должны быть в тот день там, с ним…»
И вот мы уже в пути, пора располагаться ко сну, а мне неймется: « Борис Пахомович, вы, наверное, сыном какого – либо полка в силу разных обстоятельств стали на фронте? А как иначе? Ведь было лет 15 от силы в ту пору?»
– Четырнадцать, – рассмеялся Асеев, но тут же добавил, – на полном серьезе. Я всегда был шустрый, заводной пацан, хотя жизнь меня особо не баловала. И потому в 14 лет уехал поступать в Бакинский морской техникум. Через год уже служил в Каспийской военной флотилии на гидросудне «Створ». В апреле 1943 года попросился на фронт. «Попросился» – мягко сказано, я взял измором всех и вся, и меня направили в Сольянские казармы Баку, в полковую школу. Через три месяца в чине младшего сержанта был направлен в 32-й крупнокалиберный пулеметный полк…
Сколько лет прошло, но я точно помню, именно на этом месте рассказа в купе вошли украинские пограничники и попросили предъявить документы. О том, что я еду не с паспортом, а с журналистским удостоверением, которое, как потом мы узнали, для них было «филькиной грамотой», Асеев, разумеется, знал, но он не прервал свой рассказ. И думаю, не потому, что таким образом отвлекал служивых, дабы выручить меня, нет, просто он уже жил фронтовыми воспоминаниями, раздумьями, болью…
– С боями мы подошли к Мелитополю. Полтора месяца освобождали город. Мои фронтовые друзья, с которыми я освобождал этот город, навечно останутся в моем сердце. И живые, и павшие… Последних было больше. После погребения убитых позиции превращались в кладбища. Могилы без счета, без числа… По сей день думаю, поражаюсь одному: отчего все убитые были так красивы? Отчего умирали с улыбкой?
Этот вопрос, мне кажется, он задавал не столько себе, сколько находившимся в купе…Пограничники извинились, отдали честь Асееву и покинули наше купе безо всяких проверок и досмотров…Мне страшно подумать, что бы сталось с нами в такой ситуации в наши дни… Но отвлеклась…
– А потом судьба подарила мне встречу с Калоевым. Было это так. Я привез свой взвод в баню, отдал команду: «Вольно! Но не расходиться!» Тут подходит поезд, из тамбура которого выглядывает молодой, красивый казак. Но меня- то на мякине не проведешь, то бишь формой не обманешь, чувствую, что горец передо мной, и спрашиваю: «Брат, ты случайно не из Баку?»
– Нет.
– А в Махачкале мы не могли встречаться?
– Нет.
– Подожди, ты случайно не из Микоян – Шахара?
– Нет, – отвечает опять, – я из Осетиновки.
И тут мы бросились друг другу в объятия, но не успели толком поговорить, обменяться адресами, как прозвучал сигнал к отправке.
– Куда путь держите? – только и успел я спросить.
– На Перекоп,- крикнул в ответ Калоев.
– Значит, встретимся в Симферополе, – уже орал я, пытаясь перекричать стук колес…
Встретиться в Симферополе не удалось. Через неделю Калоев погиб, но тот день был богат на встречи. Проводил я Калоева, иду весь под впечатлением от этой встречи, смотрю, стоит Витька Карташов. Он играл в сборной по футболу во взрослой областной команде, а я – в юношеской.
– Витя, привет, – кидаюсь к нему, а он отстраняется: «Я Николай. Николай Шевченко из Микоян-Шахара».
Аж слезы навернулись: «Так и я ж оттуда. А с Витькой, сыном Арсения Павловича Карташова, директора школы, дружил, мы вместе играли в футбол…
– Погиб Витя в 1942 году, – остудил мой радостный пыл земляк…
– Была у меня еще одна знаменательная встреча. В сентябре 1944 года после разгрома яссо-кишиневской группировки немцев нас, комсоргов, на границе Молдавии и Румынии собрали вместе маршалы Малиновский и Толбухин. Это была своего рода установка, как вести себя в освобожденных странах – Румынии, Болгарии и так далее. Выступает один, другой, и вдруг объявляют: « Слово имеет Герой Советского Союза Иван Петрович Меркулов…». Наш земляк, знаменитый снайпер… Эта случайная встреча потом – я, естественно не преминул предстать и представиться откуда родом Ивану Петровичу – переросла в большую искреннюю дружбу, он опекал меня, наставлял, помогал мне во всех делах до последних дней своей жизни…
Иван Петрович ушел из жизни в преклонном возрасте, а Асеев… Вслед ему было впору скорбно промолвить: « Что на могиле мне твоей сказать? Что не имел ты права умирать?» Он, действительно, не имел права умирать, потому как был полон жизни и задора, собирал ветеранов спорта на стадионах республики, подымался ежегодно на перевалы, чтобы почтить память защитников Кавказа, намеревался съездить еще не раз в Армянск, где его в 2001 году удостоили звания «Почетный гражданин г. Армянска»…. Был счастлив со своей женой, заслуженным врачом КЧР Таисией Михайловной Казаковой, не мог нарадоваться семейному счастью любимой единственной дочери. Но горькая судьба не обминула его…Коммерческий самолет, который направлялся из Ставрополя, где жила его дочь, и в котором она летела в Турцию, потерпел крушение, и по злой иронии судьбы над родной Карачаево-Черкесией… В живых не остался никто…
– Если я делаю что-то, то только в настроении, – говорил всегда, посмеиваясь, Борис Пахомович. И поди догадайся, шутит ли он или нет…
В последние годы виделись редко, раз в два – три месяца, и постоянно в автобусе – он навещал внуков – и оттого особенно ясно замечала, какие изменения происходят в нем, как теряет он многое из самых своих привлекательных качеств. Знать, не шутил ветеран. Когда не стало дочери, не стало настроения, здоровья и желания… жить. Асеев умер в 2008 году.
В народе говорят, от судьбы и случая защиты нет. Есть. Память. Память, которой жители Республики Крым, Карачаево-Черкесии платят Асееву за его простую, взволнованную, участливую, честную жизнь…

НА СНИМКАХ: Б. АСЕЕВ; а это Крым, ансамбль

«Алания» и Борис Пахомович, вот таким он был:

солнечным, жизнерадостным, искренним…