Хасан Биджиев в представлении не нуждается – народный артист России, директор Государственного русского театра драмы и комедии. В его творческом послужном списке почти пятьдесят сыгранных ролей в театре и в кинофильмах, получивших в своё время широкую известность (перечислю лишь три из них – «Самый сильный», «Огненное детство», «Поединок»), режиссёрский дебют (фильм «Большой капкан, или Соло для кошки при полной луне», снятый Биджиевым совместно с режиссёром Анатолием Галиевым, при участии звёзд кинематографа – Станислава Любшина, Ирины Муравьёвой, Нины Руслановой, Татьяны Васильевой, Галины Польских). Этот человек, которого можно смело причислить к национальному достоянию республики, всегда вызывал у меня уважение глубиной искусствоведческих знаний. Поклонницы восхищаются его окладистой бородой и видом интеллигента девятнадцатого века из произведений Помяловского. И глазами, глазами, необыкновенными глазами – всё понимающими и ироничными…
Немецкий драматург Лион Фейхтвангер сказал однажды: «Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить. И шестьдесят лет, чтобы научиться скрывать свои мысли». К творческим людям, думаю, это не относится: перейдя свой рубеж два года назад, Биджиев по-прежнему остался открытым человеком.

Хасан Биджиев в представлении не нуждается – народный артист России, директор Государственного русского театра драмы и комедии. В его творческом послужном списке почти пятьдесят сыгранных ролей в театре и в кинофильмах, получивших в своё время широкую известность (перечислю лишь три из них – «Самый сильный», «Огненное детство», «Поединок»), режиссёрский дебют (фильм «Большой капкан, или Соло для кошки при полной луне», снятый Биджиевым совместно с режиссёром Анатолием Галиевым, при участии звёзд кинематографа – Станислава Любшина, Ирины Муравьёвой, Нины Руслановой, Татьяны Васильевой, Галины Польских). Этот человек, которого можно смело причислить к национальному достоянию республики, всегда вызывал у меня уважение глубиной искусствоведческих знаний. Поклонницы восхищаются его окладистой бородой и видом интеллигента девятнадцатого века из произведений Помяловского. И глазами, глазами, необыкновенными глазами – всё понимающими и ироничными…
Немецкий драматург Лион Фейхтвангер сказал однажды: «Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить. И шестьдесят лет, чтобы научиться скрывать свои мысли». К творческим людям, думаю, это не относится: перейдя свой рубеж два года назад, Биджиев по-прежнему остался открытым человеком.
– Здравствуй, Хасан. Ничего, что я на «ты», как в жизни?
– Это нормально. Искренность начинается с честности.

– Судьба определила тебе родиться в изгнании. Быть может, оттого, что я знаю об этом, мне кажется, этот факт затаился в глубинах твоего подсознания неизбывной грустью, проявляясь иногда во взгляде. Это состояние подспудной тяжести, наверное, и привлекло к тебе создателей телефильмов «Холод» и «Сердце матери». Роли, сыгранные тобой в них, будоражат душу до боли.
– В кино, как и в театре, силён принцип подчинённости. Успех зависит от того, как он воплощается. Если ты считаешь это удачей, трактуй её с этой позиции…
– В шестидесятые годы прошлого века Тбилисский театральный институт имени Шота Руставели в поисках талантов разослал своих посланцев по всему Советскому Союзу. Приехали они и в нашу Карачаево-Черкесию. Дарований на прослушивание собралось немало. Тебе, учащемуся Даусузской средней школы, достался номер сто восемьдесят седьмой. Как прошло томление в очереди?
– Переживал страшно, сомневался, допустят ли к конкурсу, ведь по возрасту мне полагалось ещё учиться в школе. Я был единственным конкурсантом без аттестата зрелости…
– Твою историю мне передали так. Всё случилось, как в сказке: на сцену ты попал к концу дня. Продекламировал Кайсына Кулиева: «Всегда гордился тем, что горец я» и…буквально поразил приезжих мэтров актёрским мастерством, данным тебе от природы, и голосом в диапазоне от пленительной нежности до жёсткого, но чарующего баритона…
– Вердикт оказался однозначным и неожиданным – актёром быть… До сих пор помню то судьбоносное для моей профессии стихотворение.
– Результат – два высших образования (упомянутый Тбилисский театральный институт имени Шота Руставели и ГИТИС имени Луначарского, режиссёрский факультет) и парадокс – неполное среднее образование, ведь в вуз тебя зачислили, как исключение, без экзаменов, после девятого класса.
– Да, было дело…
– Люблю праздники. Можно говорить приятные слова и не бояться преувеличений. Но твоим достоинствам славословие ни к чему. Ты – талантливый человек – народный артист Российской Федерации, народный артист КЧР, режиссёр театра и кино (твою постановку «Морданбаловых» я помню двадцать лет), председатель Союза театральных деятелей Карачаево-Черкесской Республики. Профессии, туго сплетённой со спектаклями и сценой, не изменял. Судя по твоим делам, ты человек неуспокоенный, живущий в собственных, неподвластных сердцу параметрах логики. Отсюда, вероятно, твой особенный стиль – экстремально насыщенный, нервический, бескомпромиссный. Со стороны представляется, что ты делишь людей на чёрно-белые варианты. Золотой середины нет. Спрашивается, легко ли тебе с таким характером?
– Я не задаюсь этим вопросом. Живу как могу, действую, как считаю нужным… Но часто чувствую, что иду, как по лезвию бритвы.
– А о чём ты думал, приступая к должности директора русского театра двенадцать лет назад? Обошлось без переоценки ценностей?
– Переоценки не было никакой. Я всегда относился нормально к работе своих коллег и предшественников. Коллектив знал хорошо – служили-то под одной крышей… Накопил много творческого богатства и немало огорчений из-за невозможности иметь полноценную театральную труппу. Зато научился дорожить талантами, прощая им грехи, и «подстраивать» к ним репертуар.
– Было «планов громадьё»?
– Конечно. Было. С частью из них справился. Часть – пока в голове.
– Посмотрев на репертуар театра сквозь нравственно-духовную и социально-экономическую призму, я увидела, что вкупе он схож с мини-страной, определяющей культуру нашей республики…
– Нет, нет, до этого нам ещё далеко. Мы не можем позволить себе играть только то, что хочется. Причина всё та же, банальная – неукомплектованность кадрами. Постановка пьесы требует профессионализма. В своё время Карачаево-Черкесия имела квоты в театральных вузах. Артистам предоставлялись общежития и квартиры, во что сейчас даже не верится. Идея контрактов улетучилась – выбора-то нет… Впору вывешивать табличку «Не стреляйте в пианиста. Он играет как умеет».
– Но театралы, судя по отзывам, довольны вашими работами. Один из них, наш земляк Сергей Иванников, ныне ставропольчанин, сказал, что не пропускает ваши премьеры. Сожалеет, что нет гастролей в Ставрополе.
– Мы стараемся, находим спектакли с минимальным количеством мужских ролей и максимумом зрелищных форм, ведь люди благодаря телевидению искушены в них. Знаешь, как в песне поётся: «А город подумал – ученья идут»… Наши зрители тоже не догадываются о наших проблемах, это говорит о высоком творческом потенциале актёров.
– Ну да, ведь вы не просто «замахиваетесь» на классику – она у вас не сходит со сцены. И лучшим спектаклем, на мой взгляд, была жестокосюжетная «Васса Железнова» Максима Горького в потрясающей постановке санкт-петербургского режиссёра Ахмата Байрамкулова. Его интерпретация драматической основы пьесы, с акцентом на вещественную среду, созданную на сцене, трансформировала её в максимально достоверную притчу о выхолощенной совести, переведённую с языка драмы начала двадцатого века на язык современности. Тем, кто видел спектакль, наверное, приятно будет узнать или вспомнить, что он стал весомым вкладом в искусство Северного Кавказа. На фестивале театров ЮФО мэтры театрального искусства – президент Благотворительного фонда Олега Ефремова Анастасия Ефремова, секретарь Союза театральных деятелей РФ, лауреат Государственной премии, лауреат премии «Золотая маска» Михаил Бушнов и другие отметили его в четырех номинациях из шести.
– Между прочим, в грамоте, подписанной Верховным атаманом Союза казачьих войск России и зарубежья, войсковым атаманом, казачьим генералом Водолацким, говорилось: «Награждается …за большой вклад в развитие театрального искусства Юга России и высокий профессионализм. Ваше яркое самобытное выступление на сцене казачьего драматического театра надолго запомнится жителям столицы мирового казачества». Я процитировал его лишь потому, что это, по сути, оценка работы всего нашего коллектива.
– Есть такая степень причастности к искусству, когда служат театру, ничего не требуя взамен. Я знаю многих артистов, по три раза в год намеревающихся подзаработать, заняться бизнесом, но проходит день-два, и всё остаётся по-прежнему. Что это за заклятье такое?
– Называется – честь актёра.. Недаром в театральной среде принято говорить не «работаю», а «служу». Мы, артисты, служим публике. Душа того требует.
Театр не должен оставаться в замкнутом пространстве своего здания – искусству необходимо выплёскиваться на страницы газет, в теле- и радиоэфиры. Но особого интереса директоров всех республиканских театров к прессе не наблюдается. Каков привет – таков ответ: театральной критики, даже в зачаточном состоянии, у нас нет.
– Здание театра расположено в центре Черкесска, но есть люди, которые так и не удосужились побывать в нём, а если по каким-то причинам они и посещают его, то уходят с удивлением – живут же люди, бездельничая! На одной из премьер мне пришлось оказаться рядом с предпринимательницей, торгующей на рынке. От начала до конца спектакля она, грызя семечки и то и дело разговаривая по телефону, громко сетовала, что зря потеряла время. И, не стесняясь, расписывала, как обхохочутся подруги на базаре, узнав, что она была в театре среди ненормальных. Но по окончании спектакля она вдруг, рьяно захлопав в ладони, бросилась к сцене с криками «Браво! Бис!» Признаться, я не поверила своим глазам и ушам, но ларчик, как всегда, открылся просто: оказалось, так она выразила свою радость по поводу окончания спектакля. Как тебе такой контингент, Хасан?
– Это издержки серости. Культуре надо учить. Театр не только блеск. Это ёщё, как сказал Герцен, «инстанция для решения жизненных вопросов». Так что будем работать.
– Ты отдал театру сорок лет. Стоила ли игра свеч? И причисляешь ли ты эти годы к отписанному тебе Судьбой счастью?
– Не могу ответить однозначно. На вершине – солнце, внизу – разочарование. Качели до головокружения…
– И последний, заключительный вопрос задам по-маяковски: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб»?
– В молодости – обязательно, сейчас – по настроению.
…Вероятно, потому, что твои школьные годы прошли в Даусузе. Рассказывают, там – удивительное небо и звёзды, спускающиеся к земле: кажется, протянешь руку – и одна из них заблестит на ладони. А отойдёшь за околицу, крикнешь, к примеру, «люблю!», и горы обласкают тебя многократным эхом. Наверное, этот дух эфемерности и привёл тебя, подростка, в театр, где ты и «прописался» навсегда. Впрочем, возможно, это моё чисто женское восприятие…