Маршан Герюгов прожил детство в таком беззаботном восторженном состоянии, когда даже вообразить невозможно, что ребенка можно упрекнуть за какую­-нибудь шалость, за то, что он не умеет беречь вещи, что на нем «горят» носки, штаны, ботинки и так далее.
Его отец Мухаммат был высокий, крепкий, элегантный мужчина. Как сейчас помню, всегда в вельвете или в галифе, в хромовых сапогах, через руку плащ «лондонский туман», на запястье часы «Орион­-колледж». Сына отец баловал как мог. Слова «нет» для мальчишки не существовало. Память подсовывает мне картинку из детства – дело в том, что мы жили по соседству, -­ Маршан, уже будучи школьником, устраивался на кончик огромного отцовского сапога и просил покачать его, высоко-­высоко подбрасывая…
Не могла нарадоваться на сына и мать Баллю, вот только соседи все время шушукались: «От кого их сын унаследовал эти волосы с красноватым отливом, точно тот озорник из комедии «Деловые люди»…
Шло время. Маршан обзавелся семьей. Его родители смогли увидеть не только первую улыбку первого внука, но и второго, третьего… Забегая вперед, скажу, что на нынешний день у Маршана семеро детей и пятнадцать внуков.
­

Маршан Герюгов прожил детство в таком беззаботном восторженном состоянии, когда даже вообразить невозможно, что ребенка можно упрекнуть за какую­-нибудь шалость, за то, что он не умеет беречь вещи, что на нем «горят» носки, штаны, ботинки и так далее.
Его отец Мухаммат был высокий, крепкий, элегантный мужчина. Как сейчас помню, всегда в вельвете или в галифе, в хромовых сапогах, через руку плащ «лондонский туман», на запястье часы «Орион­-колледж». Сына отец баловал как мог. Слова «нет» для мальчишки не существовало. Память подсовывает мне картинку из детства – дело в том, что мы жили по соседству, -­ Маршан, уже будучи школьником, устраивался на кончик огромного отцовского сапога и просил покачать его, высоко-­высоко подбрасывая…
Не могла нарадоваться на сына и мать Баллю, вот только соседи все время шушукались: «От кого их сын унаследовал эти волосы с красноватым отливом, точно тот озорник из комедии «Деловые люди»…
Шло время. Маршан обзавелся семьей. Его родители смогли увидеть не только первую улыбку первого внука, но и второго, третьего… Забегая вперед, скажу, что на нынешний день у Маршана семеро детей и пятнадцать внуков.
­- В один из дней, -­ рассказывает Ася, жена Маршана, -­ меня подзывает свекор и говорит: «Достань, дочка, из­-за  моего портрета конверт и дай мне». Я частенько видела, что отец время от времени достает конверт, но что в нем, не знала. Оказалось – несколько старых фотографий, датированных 1959 годом.

Протянув невестке снимки, Мухаммат  сказал: «Ты должна знать, вот эта женщина в белой кофточке – родная мать Маршана… И он должен об этом узнать, и желательно от тебя… Но потом, когда меня не станет…»
Откуда было знать Асе, что именно в тот день и подводил как бы итог своей жизни старик?
Баллю долго не решалась раскрыть тайну сыну, даже не подозревая, что невестка уже знает всю правду…
А правда была такова. У Герюговых была хорошая семья, дом, отлично обставленный в те времена удобствами и комфортом, но в нем постоянно звучали претензии: «Я хочу наследника, а его все нет и нет». А Баллю, как покажет время, не могла иметь детей. Вполне возможно, что именно по этой причине мужчина долгое время обретался в Ставропольском крае, где работал заготовителем в одном из богатейших колхозов. И где познакомился с юной, красивой русской девушкой Анной Васильевной Ильченко.
Тысячу раз до тошноты пересказанная и описанная история. Девушка забеременела, но мужчина не пожелал нарушить установившийся, привычный порядок жизни… Тем не менее Анна родила ребенка. То ли аборты тогда считались преступлением, то ли еще что, но родила женщина сына не с целью удержать Мухаммата, и даже не с целью иметь рядом родную душу, иначе бы не вручила крохотный сверток ему со словами: «Забирай своего сына. Другой такой возможности у тебя явно не будет…» Хотя, рассказывают люди знающие, Анна приезжала и не раз в город Карачаевск, чтобы хоть издали посмотреть, как вывозят ее сына на прогулку в роскошной коляске, бережно носят по врачам, закутав во всевозможные пледы…
Самой же Баллю первые дни несладко пришлось. Супружеской изменой и сейчас, и тогда, надо полагать, было никого не удивить, но когда тебе приносят ребенка и рассказывают: чей, откуда и зачем… Какой­-то предательский внутренний голос нашептывал Баллю, что ребенок внесет только разлад в семью, приведет к разрыву, но когда она увидела, как малыш таращит свои глазенки, обрамленные ресничками со светлыми бриллиантиками слезинок, на нее так, словно она единственный в мире его родной человек, у нее все в душе перевернулось…
Я не знаю, сколько великодушия, терпимости, мудрости, доброты, любви нужно было иметь, чтобы, нося в сердце такую боль, как измена, быть хорошей, верной женой и любящей матерью, но Маршан всегда говорил: «У мамы такое красивое, такое славное имя – Баллю. Оно для меня, как слова «доброта» и «нежность».
Жизнь уходит, ускользает, как неостановимая. И вот уже Баллю, прикованная к постели, решается посвятить сына в семейную тайну.
­- Не хочу уйти из жизни, не рассказав тебе кое­-что, ­- сердце женщины заколотилось, подпрыгнуло так, что Ася бросилась с валидолом к ней, -­ отец у тебя был замечательный, тебе повезло с ним, а вот про мать твою ничего не знаю. Лишь имя ее да фамилию…
­- Что?! – Маршан в два шага одолел пространство от окна к кровати, на которой лежала мать.
­- Да­-да, сынок. Твоя мама -­ русская женщина, она работала на Ставрополье, в том же колхозе, что и твой отец, бухгалтером. Не знаю, почему она вычеркнула из памяти насовсем рожденного сына, или, может, отец запретил ей тебя искать, писать тебе, и потому всякий крик ее, поиск гас безответно, как зажженная спичка, брошенная в воду, но для меня ты стал единственным смыслом жизни, опорой, надеждой… Еще одно доподлинно мне известно из скудной биографии твоей матери… Надумаешь искать, ищи в Кочубеевском районе. И знай, я не обижусь ни при жизни, ни после смерти. Буду следить с неба за каждым твоим шагом, охранять и оберегать тебя и твою семью от беды…
Вот так прошлое как бы слилось с настоящим и будущим Маршана Герюгова, вызвав в душе его небывалое смятение. Как будто шагал-­шагал по дороге, на которой все расставлено на свои места, и вдруг забрел неизвестно куда.
Мгновениями к нему приходило решение поехать и найти мать. «Ничего, собственно, не произойдет. Я же не еду учинять допрос матери. Просто ни к чему не обязывающее любопытство», -­ успокаивал он сам себя, но, не успев утвердиться, это решение сменялось другим: «Да что я скажу этой, по существу, не знакомой мне, чужой женщине? Здравствуй, мама, сколько зим, сколько лет? А в ответ услышу, как пить дать, либо горькую правду, либо притворно-­мнимое утешение. Да и маму свою расстрою… Нет, никаких поисков».
Расстроилась – не то слово. Какое­-то не проходящее, горькое чувство своей никомуненужности овладело Баллю, и для нее наступила пора тяжких размышлений.
­- Сколько еще можно жить на этой пороховой бочке, сыночек? ­- сказала она в один из дней. – Ищи свою мать. Может, живет она одна-­одинешенька, да еще в нужде. А у тебя такие чуткие, внимательные дети, такая радушная, отзывчивая жена. Думаю, она обрадуется существу, ею самой рожденному, и его детям. И мне…»
Но тут стало не до прошлого. Ушла из жизни Баллю. Его настоящая мать. и ничто не могло отвлечь Маршана от скорбных мыслей и переживаний…
Семья продолжает жить настоящим: школьные занятия, потеря молочных зубов, уход за домашними животными, прополка, уборка картофеля. Затем семейная шумная толчея стала рассасываться – женился старший сын Хасан, затем – Хусей… Пошли первые внуки… Стала пробиваться, придавая облику Маршана больше благородства, седина…
Так бывает в жизни: одних годы, невзгоды, горести гнут к земле, озлобляют. других возвышают – мужеством, благородством, пониманием.
­- Ася, -­ сказал Маршан жене в один из дней, когда гостил у дочки в Черкесске, -­ я все хочу спросить тебя…
­- Да, Маршан?
Нет, никак он не мог произнести вслух вопрос, который столько лет мучил его.
­- Ты хочешь спросить, будем ли мы искать твою мать? Обязательно, -­ ответила Ася, -­ вот подлечишь свое сердце, собьем давление и начнем поиски.
И вновь стал уже Маршан рыться в отцовских тайнах, читай, бумагах, фотографиях, вновь стал его терзать призрак незнакомой матери…
­- Мы поехали в Кочубеевское, -­ рассказывает Ася, -­ дело в том, что свидетельство о рождении Маршана выдано именно там. Никаких следов Анны Васильевны Ильченко обнаружить не смогли. Правда, в одном месте одна довольно пожилая женщина обмолвилась: «Ищите ее в Краснодарском крае, примерно в селе Бескорбном… А лучше обратитесь в передачу «Жди меня».
На телепередачу мы обращаться не стали. Во­-первых, здоровье уже не позволяет Маршану совершать дальние поездки, во­-вторых, на производстве, где работает наш третий сын, произошла авария, и он сильно пострадал. Перенес несколько операций, нужны еще, как минимум, две. Это все требует денег, времени, и потому мы решились поведать нашу историю вашей газете. Мы знаем, ее читают с большим интересом в Ставрополе, Кисловодске, Интернете… Кто­-то да прочтет статью, увидит фотографию, а там, даст Аллах, и вспомнит эту историю, узнает людей на снимке и даст нам знать… Очень надеемся. На снимке, где стоят четверо, наш папа Мухаммат и женщина в белой кофточке – мать Маршана. Она же на другом снимке – в цветастом платье. И уже готовится стать матерью.
Много лет, много зим прошло с 1959 года. И вполне возможно, что шансы на встречу Маршана с матерью ничтожны, но «Да возликуют чудеса!».