Их сегодня называют победителями, для меня они являются представителями поколения умных, интеллигентных, отличавшихся какой-то особенной душевной щедростью и теплотой людей. Такими были Хусин Гашоков и Мухадин Ахметов, Шахимгери Куджев и Замахщари Хачуков, Осман Хубиев и Фазиль Абдулжалилов, Хамид Жиров и Пасарби Цеков и многие другие. Война не ожесточила их сердца, не огрубила их чувства. Пройдя горнило ада, они сумели не только сохранить свои лучшие человеческие качества, но и пронесли их через всю свою жизнь. Их облик у меня ассоциируется с молодыми генералами Отечественной войны 1812 года: та же отвага, та же безграничная преданность Отечеству, то же благородство. А ведь это были простые аульские мальчишки…
Пусть не было у моих земляков генеральского звания, но они так же мужественно и верно служили Родине в годы тяжелейших испытаний. В их ряду и мой папа, Умар Джамбекович Ерижев. Мне уже 66 лет, и вот уже почти 16 лет, как он нас покинул, но до сих пор я его называю этим теплым словом – «папа». Интеллигентность и благородство не делали папу слабым человеком: он всегда придерживался определенных принципов и убеждений.

Их сегодня называют победителями, для меня они являются представителями поколения умных, интеллигентных, отличавшихся какой-то особенной душевной щедростью и теплотой людей. Такими были Хусин Гашоков и Мухадин Ахметов, Шахимгери Куджев и Замахщари Хачуков, Осман Хубиев и Фазиль Абдулжалилов, Хамид Жиров и Пасарби Цеков и многие другие. Война не ожесточила их сердца, не огрубила их чувства. Пройдя горнило ада, они сумели не только сохранить свои лучшие человеческие качества, но и пронесли их через всю свою жизнь. Их облик у меня ассоциируется с молодыми генералами Отечественной войны 1812 года: та же отвага, та же безграничная преданность Отечеству, то же благородство. А ведь это были простые аульские мальчишки…
Пусть не было у моих земляков генеральского звания, но они так же мужественно и верно служили Родине в годы тяжелейших испытаний. В их ряду и мой папа, Умар Джамбекович Ерижев. Мне уже 66 лет, и вот уже почти 16 лет, как он нас покинул, но до сих пор я его называю этим теплым словом – «папа». Интеллигентность и благородство не делали папу слабым человеком: он всегда придерживался определенных принципов и убеждений.

И эта внутренняя сила делала его в глазах людей притягательным, вызывала глубокое уважение, как вызывала уважение и вся его жизнь…
Папа честно и достойно прошел всю войну. В военном билете запись: «Прохождение службы в Вооруженных Силах СССР: с 6.09.1940 г. по 15.10.1945  г.».
Далее читаем: «Участие в боевых действиях, боевых походах и партизанских отрядах (где, когда и в какой должности). Участие на фронтах Великой Отечественной войны: Западный фронт – с 11.1941 по 8.1942 в должности командира минометного взвода (так сокращенно написано в военном билете); Сталинградский фронт – с 8.1942 по 3.1943 г. в должности помощника командира взвода; 1-й и 2-й Украинский фронты – с 3.1943 по 5.1945 г. в должности командира взвода.»
Десять скупых строк… А сколько неимоверных испытаний скрыто за ними: два ордена Красной Звезды и Отечественной войны, 15 медалей, среди них «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и др. А также значок, удостоверяющий, что папа служил в гвардейских частях Красной Армии, что не требует комментариев, потому что в гвардии мог служить не каждый.
Папа был сугубо штатским человеком. Он не любил вспоминать о страшных событиях Великой Отечественной. Он не ходил на встречи со школьниками, редко появлялся в Совете ветеранов. Только сейчас, уже в пожилом возрасте, я поняла, насколько папа был человеком мира. Войну он принимал только как жестокую необходимость, необходимость защищать самое родное, самое любимое.
Уже на фронте папа узнал, как его семью чуть не сожгли заживо фашисты. Его отца, мать, сестру, трех племянников заперли в сарай, забили досками окна и двери – фашисты хотели устроить «показательную казнь» большевистской семьи. И только благодаря Красной Армии, которая наступала со стороны г. Пятигорска, им удалось спастись от жуткой смерти. Он видел необходимость защищать те жизненные ценности, что даровала ему жизнь – образование, работу. Он воевал и за своего старшего брата Хамзата Ерижева, который погиб во время переправы через Керченский пролив, не успев сделать ни одного выстрела. Защищал землю, вскормившую его. Это было жестокой необходимостью.
Война для папы была неприемлема. И это неприятие очень глубоко сидело в нем. Подтверждение тому – поездка на открытие мемориала защитникам Сталинграда. Когда он вернулся, то сразу слег и не мог встать в течение двух недель. Он не только не мог встать, он не мог пошевелить руками, не мог есть. Настолько глубоки были душевные раны, нанесенные ему в «сороковые роковые».
Да, папа не любил вспоминать о войне. Но иногда ценой неимоверных усилий мне удавалось его хоть немного разговорить. В военном билете есть запись, что он вернулся домой в октябре 1945 года, а также отметка, что в боевых действиях он участвовал последний раз в мае 1945 года. Меня интересовало, куда делись пять месяцев между ними?
Папа сказал, что это были самые страшные и жестокие дни за всю войну. С одной стороны, потому что весь мир праздновал Победу, а они еще воевали. И так не хотелось погибать… А с другой стороны…. Враги не были согласны с капитуляцией. Самые матерые из них – эсэсовцы – засели в горах и лесах Чехословакии, которую папа освобождал. И оттуда они делали вылазки на города и села, зверски расправляясь с жителями. Им, оголтелым от жестокости, от поражения, уже ничего не было страшно. И вот папин артиллерийский взвод вместе с другими должны были покончить с ними. Определив их местоположение, минометным огнем выдавливали к определенному месту, а потом, окружив, их просто давили танками. Это было настолько жуткое зрелище, что повидавшие всякое многие фронтовики не выдерживали. Но фашистов не пугала даже такая смерть. Они не сдавались, хотя и понимали свою обреченность. И это было так жутко, что душа не могла принять этого.
О другом эпизоде войны папа сам рассказал после того, как я пожаловалась ему, что мой сын – старшеклассник начал курить. Папе, естественно, это не понравилось, и он сказал, что никогда бы, наверное, не начал курить, если бы не Сталинград…
«Битва за город была столь ожесточённой, что порой мы не знали, когда день, когда ночь. Эти полупустынные степи, суховеи. Невыносимая жара и бои, бои, бесконечные бои за каждую пядь, за каждый дом… Наскоро вырытые траншеи, потом опять бросок на врага. Жестокий отпор. Десятки, сотни погибших. Потом опять бросок за броском. Хоронить своих нет никакой возможности. Запах горелого мяса, разлагающихся на жаре тел, грохот орудий… Нечем дышать. Но…опять вылазки. Казалось, это никогда не кончится. Казалось, сил человеческих не хватит… Но мы знали, что за Сталинградом для фашистов нет земли. Надо остановить их. Знали, что не имеем права быть слабыми. И мы воевали. Вот здесь, в дыму и смраде, впервые я закурил, чтобы как-то заглушить запахи… И я не пойму, чего не хватает мальчикам, что заставляет их курить?» – закончил свой рассказ папа.
Поводом для следующего его рассказа послужила газета «Ленинское знамя», на страницах которой он увидел фотографию Мурата Озова, его земляка. Когда он развернул газету, он заулыбался, глаза засветились так мягко, так лучисто, что я не выдержала и спросила, что же такое он увидел. И он рассказал:
«На Курской Дуге я был в артиллерии разведчиком. И вот во время выполнения одного из заданий сидел на макушке дерева и корректировал огонь своих орудий через радиста, сидящего под этим же деревом. Нас обстреляли из миномета. Осколки буквально изрешетили мою спину, один, а может, и несколько попали в позвоночник. Я был обездвижен. Спуститься с дерева уже не мог. Чтобы не обременять моего друга и земляка и не попасть в руки врагам, я вытащил трофейный пистолет. Пока возился с ним (руки не слушались меня), Мурат взобрался на дерево и стал стягивать меня с него. Я не знаю, как ему это удалось, ведь я был крупнее и выше него. Но когда очнулся, увидел, что лежу в полевом госпитале, да еще на операционном столе. Здесь меня ждало одно интересное испытание. Мы, разведчики, пользуясь своим положением, не обижали себя, усердно служили Бахусу, что и сыграло со мной злую шутку – меня не брал наркоз. А в области живота и спины полно минных осколков. Их вытаскивать нужно, а я лежу – и ни в одном глазу. Умоляюще смотрю на хирурга, хирург – строго на меня и говорит: «Будем резать вживую!» А вокруг молоденькие сестры, женщины-ассистенты. Не ударить бы лицом в грязь. Я же, в конце концов, горец, потому и говорю: «Режьте!» Что тут было?! Через зеркало над моим животом вижу, как его разрезают. А больно-то! Хоть бы резали, а то ведь дерут. Я прошу взять трофейный штык (он лежал у меня за голенищем сапога), он острый и быстро сделает разрезы. Хирург, оценив мое состояние, (я готов был выть от боли), – отвечает: «Умар, постыдись, мне ассистируют молодые девушки».
И здесь я вспомнил своего отца. Ему ногу переехала малообъезженная лошадь, впряженная в телегу с мукой. Вместо ноги осталось месиво осколков костей, мяса, крови. Срочно надо отрезать раздробленную часть. Наш сосед, вымыв тело водкой, приступил к «операции». Отец мой стал белее муки, которую он привез, но не вымолвил ни слова. Только потом с нижней губы капала кровь. Это воспоминание придало мне силы. Я сжал зубы, чтобы только не застонать. Я видел, как копошатся в моих кишках, что-то переворачивают, что-то вытаскивают. Вытащили около 40 осколков. Самый большой подарили мне на память. (Теперь этот осколок хранится вместе с наградами папы. – Л.П.). Еще один остался в позвоночнике. Хирург боялся, что, потревожив позвоночник, он может оставить меня калекой. И вот благодаря Мурату и хирургу того полевого госпиталя я жив и здоров», – широко улыбнулся папа, заканчивая свой рассказ.
В мирной жизни папа был, как принято сейчас говорить, успешным человеком. В декабре 1945 г. он женился, и они вместе с мамой воспитали нас, четверых детей. После войны вернулся в школу в своем родном а. Псыже. В 1948 г. поехал на учебу в Ставропольскую краевую партийную школу. В 1950 г., успешно окончив ее, был принят на работу в редакцию газеты «Черкес капщ».
В 1952 г. был переведен инструктором в аппарат Черкесского обкома пар-тии. Затем он – редактор газеты «Социалистическая Черкесия». Его направили учиться в Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве – самое престижное в то время учебное заведение. После ее окончания в 1958 г. он был назначен главным редактором Карачаево-Черкесского областного радиовещания.
Каким он был руководителем и человеком, говорит тот факт, что долгое время спустя люди старшего поколения с уважением относились к нам, его детям. Авторитет отца работал на нас.
С 1961 по 1979 гг. свою жизнь он посвятил родной газете «Коммунизм Алашара». Он был одним из преданнейших редакторов этой газеты. Но в 1979 г., в возрасте 57 лет, он вынужден был уйти на пенсию по состоянию здоровья. Тот осколок, оставшийся в позвоночнике, не давал покоя. Внимание и любовь, которыми окружила его наша семья, наши соседи, позволяли ему пережить все недуги.
Папа не любил говорить о себе, своем боевом пути. Но он много делал, чтобы люди помнили о других. Поэтому он перевел на абазинский язык книгу Валентина Нежинского «Лесными тропами». Он принимал активное участие в сборе материала о боевом пути своих земляков для Книги памяти по г. Черкесску. А себя он никогда и нигде не позиционировал. Большое спасибо Валентине Яковлевне Джегутановой, собравшей материал о папе и поместившей его в книгу об участниках войны – выпускниках Черкесского педагогического училища. Спасибо учительнице школы а. Псыжа Фаризат Чиковой, поместившей статью о папе в Книге памяти по а. Псыжу, спасибо также и за помещенное в этой же книге письмо с фронта, которое папа написал в местную газету вместе со своим другом Шахимгери Куджевым. Спасибо редакции газеты «Абазашта», которая периодически печатает статьи о моем отце…
Пусть папа не имеет звания Героя Советского Союза, он все равно герой, потому что свято чтил свою Отчизну, отдал служению ей свои самые лучшие годы и силы, сделал все, чтобы наша земля процветала, чтобы на ней росли и шумели сады, журчали ручьи и пенились реки, пели птицы, радовались дети, а родители не боялись за их завтрашний день.

Л. ПАЗОВА.
НА СНИМКАХ: участник Великой Отечественной войны Умар ЕРИЖЕВ.
Фото из семейного архива.