История жизни легендарной женщины-карачаевки, о которой я хочу рассказать, непременно вернет вас в начало прошлого столетия.
Мелек Глоова. Ее отец Рамазан был довольно известной личностью для своего времени. В далекие двадцатые годы прошлого столетия он возглавлял дорожное хозяйство, работники которого прокладывали и обустраивали дороги в Карачаевской области. В 30-е, когда в Карачае, как и по всей стране, большинство боялось собственной тени, когда сын не отваживался признать оклеветанного и измученного отца, а отец – сына, Рамазан Глоов возглавлял колхоз. Репрессии каким-то чудом обошли его, хотя мужчина отличался не только строптивым нравом, но и за словом в карман не лез, причем без оглядки на что-либо или кого-либо.
В семье Рамазана и Аклимы Глоовых росли семеро детей – четыре дочери и три сына. Мелек была четвертой в семье. Окончив школу, поступила в педучилище.

История жизни легендарной женщины-карачаевки, о которой я хочу рассказать, непременно вернет вас в начало прошлого столетия.
Мелек Глоова. Ее отец Рамазан был довольно известной личностью для своего времени. В далекие двадцатые годы прошлого столетия он возглавлял дорожное хозяйство, работники которого прокладывали и обустраивали дороги в Карачаевской области. В 30-е, когда в Карачае, как и по всей стране, большинство боялось собственной тени, когда сын не отваживался признать оклеветанного и измученного отца, а отец – сына, Рамазан Глоов возглавлял колхоз. Репрессии каким-то чудом обошли его, хотя мужчина отличался не только строптивым нравом, но и за словом в карман не лез, причем без оглядки на что-либо или кого-либо.
В семье Рамазана и Аклимы Глоовых росли семеро детей – четыре дочери и три сына. Мелек была четвертой в семье. Окончив школу, поступила в педучилище. Работать по профилю начала в школе № 7 г. Кисловодска, затем преподавала в школе аула Каменномост.
Когда в Микоян – Шахаре открыли пединститут, поступила в него.
– В мае 1941-го мы, группа студенток, одними из первых сдали экзамены, – много позже вспоминала Мелек Рамазановна, – и решили идти на фронт добровольцами. Это была целая эпопея, но я скажу вкратце, из сонма желающих отобрали всего 18 девушек, в число которых попала и я, и нам велели прибыть через два дня в Усть – Джегуту для отправки на фронт.
Теперь предстояло во все это посвятить родных. Собственно, о ее визитах в военкомат все знали и в глубине души посмеивались над ней: мол, куда тебе, такой худющей пигалице, на фронт. Но когда в тот памятный день девушка зашла в дом с нарочито небрежно – воинственным видом, всем стало понятно – дело сделано. Мелек уходит на фронт. Кто знает, что сделала бы Аклима: зашлась в истошном плаче или благословила бы свою отчаянную, как две капли воды, похожую на отца дочь, но ее уже не было на белом свете…
Волевой отец был немногословен: «Поступай, дочь, так, как тебе подсказывает сердце. Я всегда верил в тебя»…
Старший брат Исмаил, которого не взяли на фронт только потому, что был нужнее на своем рабочем месте – в райсуде, не на шутку встревожился: «Сеструха, ты особо дома не распространяйся, чтобы малые не взяли с тебя пример, а себя береги…Эх, ну почему не я на твоем месте?»
Кто-то скажет, ну и твердолобая семейка. Да нет, просто в семье не принято было сюсюканье…
Из Джегуты девушек – новобранцев отправили в Черкесск, оттуда на поезде в Тбилиси. Там отправки на фронт дожидались еще 200 девушек. После собеседования 40 девушек, в том числе и Мелек, направили в учебный танковый полк, который располагался на станции Шулавери. Вскоре Мелек, ее подругу Веру Шуалову и еще 13 девушек направили водителями в батальон аэродромно – технического обслуживания 553-го авиаполка.
Шли кровавые бои за Кавказ, и работы было невпроворот. Мелек доставляла к аэродрому бомбы из Кутаиси засветло, а ночью пересаживалась за руль санитарной машины и вывозила в госпитали тяжелораненых солдат в сопровождении врачей. И потому очень скоро и наука медицинской помощи была освоена ею основательно…
Вообще, всему тому, на что уходят у других людей недели, месяцы, Мелек обучалась, можно сказать, в течение одного дня. Это как в фильмах о природе, когда снятый специальной камерой цветок раскрывается за секунду. Потому, когда она узнала, что в полку катастрофически не хватает стрелков – радистов, тотчас подала рапорт с просьбой дать возможность переучиться, ввергая свою судьбу в крутой, но желаемый поворот. И вот позади двухнедельные курсы и ее боевое крещение в воздухе. Причем не где- нибудь, а над Главным Кавказским хребтом, на перевалах которого насмерть стояли наши солдаты, преградив путь отборным войскам вермахта… Сверху девушка увидела примерно то, что и должна была увидеть: огромное скопление фашистской техники у подножия гор…
Бомбардировщик – машина огромная, тяжелая, уйти от истребителей ей нелегко. Но этот единственный недостаток машины покрывался ее отличными боевыми качествами. Сбросив бомбы, она могла уверенно идти на трех моторах при отказе четвертого и обладала большой маневренностью. Способность подниматься на большую высоту делала ее недосягаемой для пушек и крупнокалиберных пулеметов врага. Мелек очень быстро освоилась в «летающей крепости» и вскоре, глядя на нее, пилоты то и дело показывали большой оттопыренный палец. Этот жест был высшей оценкой пилотов. Я же представляю себе другое – сколько окоченевших от холода и голода наших солдат, глядя в бездну ночи, кричали в небо летчикам, бомбившим укрепления врага: «Слава вам!», не подозревая, что хвостовой стрелок-радист – молоденькая девушка – горянка.
В боях за Майкоп Мелек Глоова получила свою первую медаль «За освобождение Кавказа».
– Когда шли бои за Лабинск, немцы так поспешно ретировались, что не смогли взорвать заминированный на случай отступления аэродром, откуда они вылетали бомбить перевалы, Ставрополь, Армавир. Ростов, – рассказывала Мелек, – это была большая удача, но…
Дело в том, что когда фашисты его заняли, им пришлось ангары, взлетные полосы и т. д. подгонять, перестраивать под свои ночные истребители, мессершмиты, а значит, и нашим летчикам «светили» строительные работы. За дело взялись дружно и даже Мелек разрешили лом в руки взять.
– Я не помню, то ли это апрель был, то ли май на дворе стоял, но было очень тепло. В тот день мы разбирали стены и фундамент ангара. Я копнула и увидела черные девичьи косы, седые клочья, смешанные воедино и обагренные кровью.., – вспоминала Мелек. Ей показалось, что земля поплыла под ногами, а весь мир вокруг населен духами погибших…
Так и было. Через минуту летчики увидели замурованную в фундамент женщину, прижимавшую к груди малыша, мальчишку, державшего в руках плюшевую обезьяну…. Зима 42-43 -го выдалась такой холодной на Кавказе, что трупы людей – а их было около девятисот – сохранились в целости и сохранности…
Немцы даже не дали себе труда искать кирпич, камень для сооружения нужных объектов, а просто поубивали невинных людей и ими заполнили досадные пустоты…
Летчики, как могли, снаряжали погибших в последний путь, а Мелек забилась в угол – сердце обливалось кровью…
После тяжелого ранения в том же 43-м Мелек не допускают временно к полетам, но это не значит, что она не в обойме. Тем более что начались бои за Крым. Когда нужно, она садится в танк механиком- водителем, идет в разведку, берет в руки рацию.
Май 1943-го. Бои в районе Сапун-горы. Это было дикое необузданное бешенство рвущегося металла. Со стороны немецкой передовой в небо роем взвивались ракеты, на низких облаках дрожали зарницы стреляющих батарей. Фугасные и осколочные бомбы взметали в воздух все: землю, людей, технику…
– На памяти у меня было всякое. Но, пожалуй, самым непереносимым стали эти бои. В те дни я таскала на себе 32- килограммовую радиостанцию. И могу сказать одно: более кровавых боев мне не доводилось видеть, – говорила Мелек на встречах с нами, старшеклассниками СШ № 3 г. Карачаевска, – нет, это не было орущее, бегущее, корчащееся в предсмертных муках месиво, нет. Каждый полз в горячке, кто – потеряв руку, кто – ногу, но вперед. На врага. И даже мертвые застывшими глазами упорно смотрели туда, откуда мог появиться враг… Были случаи – оружия не хватает, а ты не можешь ладонь у своего погибшего товарища разжать, так крепко он держал автомат даже после смерти…
– У моей сестры в кармане был один документ, пластмассовый патрончик, в котором хранилась бумажка, по которым солдаты трофейно – похоронных команд определяли в случае необходимости, кто тот бедолага, что остался на поле боя… По ней уже в штабах, сделав соответствующие записи в графе невозвратных потерь, писали похоронки с указанием места захоронения, – рассказывала нам на уроках младшая сестра Мелек Мелехан Рамазановна Глоова. Мелехан Рамазановна преподавала нам историю. Если бы я только могла знать, что когда-нибудь буду писать о Мелек, я бы не пропустила ни единого слова из рассказов моей любимой учительницы о своей сестре, но, увы…Тем не менее в памяти всплывают какие-то редкие, неповторимые события, выпавшие на долю ее сестры…Так, например, история «линии арпада»
«Линия арпада» – так звали оборонительную линию в Восточных Карпатах протяженностью 600 километров. Оборону держали первая танковая армия немцев и 13-я пехотная дивизия первой венгерской армии. Линия была настолько укреплена, что мало кто возвращался, перейдя ее, из разведки. Настал черед и Мелек. Ее в составе группы из пяти человек послали на разведку.
– Она не раз ходила в разведку, – рассказывала Мелехан Рамазановна. – имея указание «добыть», «посмотреть», «передать», «доложить», «посеять у противника чувство тревоги», но эта линия оказалась крепким орешком. Тем не менее, группа нашла уязвимое место в линии и перебралась в тыл врага, откуда и передала исчерпывающую, необходимую, как воздух, информацию в штаб. За эту вылазку Мелек была награждена орденом Красной Звезды.
Победу Глоова встретила в Мюнхене. В Праге, которую также освобождала, приняла участие в параде Победы, сидя на броне танка…
В августе 1945 года вернулась на родину, ибо о депортации родного народа ни сном ни духом. Узнав, точно отупела, точно стала деревянной, и мысли стали хаотичными: «Что делать? Где я буду искать родных? Почему столько зла выплеснулось на мой народ? Не может он не вернуться в родные места, значит, буду ждать здесь». В военкомате, куда она обратилась, Глоову хотели послать куда подальше, но девушка достала из планшета благодарственное письмо Сталина, и военком растерялся: «Найдем… попытаемся найти вам работу…». Радостный пыл Мелек остудила встретившаяся знакомая: «Уезжай, и срочно. Всех карачаевцев, которые возвращаются сюда по незнанию либо специально, отправляют прямиком в лагеря…»
Состояние напряженной тревоги не подавило волю, а заставило Мелек действовать хитрее и внимательнее. Она решила добраться до Грузии, которую в первые дни войны изучила как пять пальцев, исколесив почти что вдоль и поперек, а оттуда – в Среднюю Азию. До Кутаиси добралась на перекладных, потом долго бродила по городу. Жара тем летом стояла невыносимая. И Мелек решила немного отдохнуть в тени старого раскидистого дерева, что росло у ворот большого красивого дома. Отчего-то сразу привлекли внимание его ступеньки. Отполированные, гладкие… Но что это за знакомая вязь букв? Девушка пробежала взглядом неровные строчки и потеряла сознание. Ступеньки были из могильного камня, на котором были начертаны имя и фамилия ее родного брата…
Родных Мелек нашла в Кош-Тюбе Средней Азии. Не была она в обойме и там, вела честное, трудное, но совсем не безропотное существование. Однажды, не испросив разрешения спецкомендатуры, уехала в соседнее село, дабы помочь знакомому фронтовику, за что ее, кавалера орденов Красной Звезды и Отечественной войны, награжденную медалями «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги, «За оборону Кавказа» и многими другими, по возвращении взяли под арест, грозясь сослать на каторгу. И тут пришел черед показать фамильный характер и норов другой сестре. Тайком, в отличие от сестры, Мелехан поехала в Москву и стала добиваться аудиенции сначала у Молотова, потом у Сталина.
Мелехан Рамазановна на все наши расспросы типа: «И что было потом?» отвечала, смеясь: «Поехала, Москву посмотрела, с кем надо поговорила и приехала». Один Аллах знает, с кем – но достоверно известно, что Молотов отказал Мелехан в просьбе защитить сестру- и как она общалась, но Мелек выпустили, извинившись перед ней дрожащими голосами, а отсутствие Мелехан целую неделю в селе комендатура просто – напросто «не заметила»…
Свою жизнь Мелек Рамазановна связала с дагестанцем Ибрагимовым и потому некоторое время после депортации жила и работала в Дагестане председателем Кызыл-Юртского сельсовета. Когда вернулась в Карачай, ее назначили председателем Домбайского поселкового совета. После была начальником «Союзпечати» г. Карачаевска и Карачаевского района…
До конца своих дней она была легка на подъем, как на фронте, и до конца своих дней в обойме, как на фронте, где была механиком-водителем танка, стрелком-радистом на бомбардировщике, радистом-телеграфистом-разведчицей, медсестрой, надежным другом…

НА СНИМКЕ: Мелек ГЛООВА.