Это было в далеком 1984 году. Семь часов утра. На улице лютый мороз. Я бежала на работу, именно бежала, потому как от холода идти неспешным шагом было невозможно. Около автобусной остановки, что находится в Карачаевске в двух шагах от средней школы № 4, увидела огромную собаку, лежащую прямо на проезжей части дороги. Ее явно сбила машина, потому как животное представляло собой месиво – нечто красно-белое с маслянисто-желтыми пятнами. А что было делать, ведь в собаке теплилась жизнь, и я стала разговаривать с ней, точнее, уговаривать: «Ну, потерпи, милая, чуток. Через полчаса в школу пойдут дети, учителя, они тебя не оставят в беде, обязательно заберут, покажут ветеринарам. Я бы сама это сделала, да только у меня через 20 минут автобус на Черкесск…»
Всю дорогу и весь день не шла несчастная собака у меня из головы, успокаивалась мыслью, что ей обязательно кто-нибудь поможет. Каково же было мое удивление, когда я, возвращаясь обратно – это было в восьмом часу вечера, – увидела собаку, можно сказать, на том же месте. Просто кто-то ее оттащил с дороги на обочину.

Это было в далеком 1984 году. Семь часов утра. На улице лютый мороз. Я бежала на работу, именно бежала, потому как от холода идти неспешным шагом было невозможно. Около автобусной остановки, что находится в Карачаевске в двух шагах от средней школы № 4, увидела огромную собаку, лежащую прямо на проезжей части дороги. Ее явно сбила машина, потому как животное представляло собой месиво – нечто красно-белое с маслянисто-желтыми пятнами. А что было делать, ведь в собаке теплилась жизнь, и я стала разговаривать с ней, точнее, уговаривать: «Ну, потерпи, милая, чуток. Через полчаса в школу пойдут дети, учителя, они тебя не оставят в беде, обязательно заберут, покажут ветеринарам. Я бы сама это сделала, да только у меня через 20 минут автобус на Черкесск…»
Всю дорогу и весь день не шла несчастная собака у меня из головы, успокаивалась мыслью, что ей обязательно кто-нибудь поможет. Каково же было мое удивление, когда я, возвращаясь обратно – это было в восьмом часу вечера, – увидела собаку, можно сказать, на том же месте. Просто кто-то ее оттащил с дороги на обочину.
Кто-то из сердобольных детей, видимо, положил перед ней кусочек колбасы, к которому собака даже не притронулась…
Мне показалось, что собака меня узнала, потому что, когда я подсела к ней и стала гладить по голове, усыпанной не тающими на живом, но уже холодеющем туловище снежинками, она с невероятным трудом подняла ее, уткнулась в подол моей дубленки, замерла и тихо-тихо застонала…
Я пулей добежала домой, хотя от города до Бирлика, где живу, километра полтора. То было благословенное время. Еще живы были мой отец, мой единственный брат, три сестры учатся в разных университетах страны, младшая ходит под стол пешком, как говорится. Хватаю без каких-либо объяснений одеяло – и обратно, но мать не проведешь, она кричит мне вслед: «Не вздумай принести домой какого-нибудь бездомного щенка…»
Когда я принесла в дом «щенка», все дар речи потеряли. А если бы еще знали, с каким трудом это мне далось. С невероятным трудом удалось перетащить собаку на одеяло, можно сказать, она сама перекинула свое непослушное туловище, пытаясь помочь мне. Немного передохнув, из последних сил подняла эту громадину и иду… Минут через десять не чувствую ни рук ни ног, пытаюсь опустить собаку на землю, но то ли она понимает, что больше я не смогу ее поднять при всем желании, то ли еще что, но она не сводит с меня глаз… А глаза… Они такие всепонимающие… В них столько боли, горечи, отчаяния, вызванных моим явным бессилием… Но откуда только силы взялись, когда мою щеку лизнул шершавый, болезненно горячий собачий язык.
На полусогнутых ввалилась в дом и рухнула на пол со своей ношей. За туалетно-гигиенические мероприятия тотчас же взялись всей семьей.
Наполнили ванну теплой водой, опустили туда Шумку – кличку дали сразу, – начали купать, обрабатывать раны. Трудно передать цвета, которые принимала вода, и лишь после третьего захода бедолага приобрела свой собственный цвет. На фоне белоснежной шерсти овальными пятнами были рассыпаны пятна кофейного цвета. Ушки, да и вся голова пса также напоминали цвет этого ароматного напитка…
После ванны собаку вытерли насухо и на матрасике, который был приготовлен матерью между холодильником и батареей, стали обрабатывать ее раны.
Неделю балансировал Шумка между жизнью и смертью, потом выяснится, что у него поврежден позвоночник, а значит, ни ходить, ни бегать он не сможет, лишь волочить задние лапы…
На семейном совете решили оставить Шумку в доме, несмотря на то, что в доме уже были две собаки – немецкая овчарка и дворняжка. Шумка преображался на глазах, с внешними – так себе, но с внутренними преображениями был сплошной восторг. Если первые три недели он был практически бездвижен, вял, то по истечении оных решил провести осмотр своей территории. Миска, матрасик стали его собственностью, и прикосновение к ним встречалось глухим незлобным ворчанием. Постель, как я уже сказала, была устроена для него на кухне, но вскоре Шумка решил, что ему больше приличествует предаваться сну рядом с хозяином – а за хозяина он признавал меня и только меня, – и вскоре его матрас оказался в ногах моего дивана-кровати…
Со временем мы научились понимать многое, что рождалось в глубинах психики животного. Когда я приезжала с работы на выходные, радостный переполох длился часами. Шумка подползал ко всем подряд, требуя присоединиться к его ликованию. Но стоило не приехать в означенное время, как начинались тяжелые вздохи, кряхтение, постанывание, ожидание у входной двери, то есть полный набор признаков беспокойства.
Окриков, маханий руками на меня с чьей-либо стороны Шумка не переносил. Кажущаяся агрессивность была самым что ни на есть искренним проявлением заботы обо мне, защитой…
Возможно, прочитав написанное, некоторые скажут: автор через свое познание какой-то безродной собаки хочет навязать нам сомнительные идеи типа: давайте кормить, плодить уличных собак и кошек. Никому и ничего не навязываю. Просто считаю, что нельзя обижать, гонять, а тем паче убивать беспородных собак. Между тем это происходит сплошь и рядом. Только зимой прошлого года неизвестные потравили в городе дюжину бездомных собак, и практически у каждой остался выводок слепых щенят, у которых не было никакого шанса выжить. Душераздирающие сцены, когда щенков ликвидировали, топя в ведрах с водой, жильцы многоэтажек, мог наблюдать не один человек…
Много ли времени надо, чтобы убить доверчиво тянувшихся тебе навстречу собак? А сколько надо для того, чтобы сбросить бездыханное тельце в кузов машины, а потом выбросить его в какой-нибудь забытый Богом овраг? Так называемые догхантеры даже не давали себе труда убрать убитых ими собак, и потому те лежали по двое-трое суток во дворах, похожие на большие мохнатые игрушки с открытыми бусинками глаз, в которых застыл вопрос: «За что?».
Как умирал Шумка, мы не знаем. Просто за несколько дней до его смерти почувствовали: что-то с ним происходит. Он постоянно как-то покаянно подползал ко мне, искал мой взгляд, точно хотел сказать: «Спасибо тебе за все. За все, что ты сделала для меня. Но дни мои сочтены. И я не хочу, чтобы вы видели мои мучения…»    
Мы нашли Шумку через день в саду под яблоней…
По всем нашим наукам не может быть в собаке такого понимания, не может она прощаться с родными людьми, не может плакать от тоски, от горя… Но вот случай, описанный в одной из центральных газет талантливейшим журналистом Василием Песковым. Один чабан в Калмыкии нашел верблюжонка, принес домой, поил из соски, ухаживал, как за ребенком. Став взрослым, верблюд помогал хозяину пасти овец. Однажды погнал отару в бурьян, и овцы насобирали на свои шубы репейников. Хозяин наказал его. Верблюд отказался от воды и три дня лежал неподвижно. Вызвали ветврача. Тот осмотрел – все в порядке. Присел рядом, погладил, заглянул в глаза: «Что? Обидели тебя?» И в ответ на сочувствие верблюд заплакал… Впрочем, свидетельств того, что бессловесные существа тоже могут проливать слезы, предостаточно. А как бы хотелось, чтобы бездомных, бессловесных тварей не травили, не отстреливали, не пинали, не обижали понапрасну, а подкормили, взяли на дачу, пристроили в добрые руки. Ведь это не случайное скопище живых существ, а нечто более осознанное, важное, ведь еще академик Скрябин говорил: животное – друг человека, необходимое звено нашей жизни…
…Буквально недавно в бетонной трубе, находящейся на территории Карачаевского мехлесхоза и имеющей выход к нашему дому, ощенилась бродячая собака. Услышав непривычный шорох, повизгивание, заглянула в трубу и увидела десятерых маленьких щенков, скулящих от голода и холода…
Поселиться им у нас «не светит», потому как во дворе хозяйничают кокер-спаниель и китайский мопс, а вот кормить звериное семейство получается, потому что, глядя на нас, к кормежке подключились и соседи. Троих щенков обещали забрать жильцы с соседней улицы… И так хочется всем десятерым с «мамашей» пожелать хороших, добрых хозяев. Разве не имеют они на это право?
Так уж получилось, что 10 декабря отмечаются Международный день прав животных и День прав человека. И это закономерно. Ведь наши братья меньшие способны любить, страдать, чувствовать боль и радость… Как и мы, люди.

НА СНИМКЕ: вот они, все десять щенков, еще недавно ютившиеся в тесной бетонной

трубе, а теперь облюбовавшие место под деревом нашей любимой дикой груши.