Есть писатели, которые сразу и навсегда уже первым своим произведением, первой своей книгой занимают прочное место в истории родной литературы.
Известная писательница и литературовед Назифа Кагиева, которой в 2015 году исполнилось бы 80 лет, бесспорно, принадлежит к их числу. Из-под её талантливого пера на протяжении нескольких десятилетий напряженной творческой работы вышло несколько романов, повестей, серьезных исследований о художественном мире ряда мастеров слова родной Карачаево-Черкесии. Среди них широко известные монографии о творчестве классиков карачаевской литературы Халимат Байрамуковой и Османа Хубиева, изданные в 1966 и 1970 годах в Черкесске.
О Назифе Магометовне написано много. Не сомневаюсь, еще больше будет написано о ней и её многогранном творчестве в будущем.

Есть писатели, которые сразу и навсегда уже первым своим произведением, первой своей книгой занимают прочное место в истории родной литературы.
Известная писательница и литературовед Назифа Кагиева, которой в 2015 году исполнилось бы 80 лет, бесспорно, принадлежит к их числу. Из-под её талантливого пера на протяжении нескольких десятилетий напряженной творческой работы вышло несколько романов, повестей, серьезных исследований о художественном мире ряда мастеров слова родной Карачаево-Черкесии. Среди них широко известные монографии о творчестве классиков карачаевской литературы Халимат Байрамуковой и Османа Хубиева, изданные в 1966 и 1970 годах в Черкесске.
О Назифе Магометовне написано много. Не сомневаюсь, еще больше будет написано о ней и её многогранном творчестве в будущем.
По-особому дар писательницы, на мой взгляд, раскрылся в её лирических миниатюрах.
Вспоминаю случай многолетней давности. Было это, наверное, во второй половине 80-х годов уже прошлого века. Оказавшись в Москве, как всегда, не мог не зайти в большой книжный магазин на Калининском проспекте. У отдела «Литература народов СССР» (был такой, причем занимал он достаточно большую площадь) оказалась большая очередь. Не сразу стоявшие передо мной, в основном москвичи, смогли толком ответить, книга какого автора вызвала такой интерес у желавших её заполучить. Оставалось только гадать. Неожиданно кто-то из очередников произнес: «Дают книгу какой-то кавказской поэтессы». «Непременно это или Фазу Алиева, или Халимат Байрамукова, то ли Фоусат Балкарова, то ли Танзиля Зумакулова», – сразу мелькнуло в голове. А когда до меня дошла очередь (в руки давали только по одному экземпляру), увидел небольшую по размеру книжечку зеленоватого (если не ошибаюсь) цвета и на ней имя автора – «Назифа Кагиева» и название – «На голубой ладони зари». Это был первый сборник лирических миниатюр известной в Карачаево-Черкесии писательницы и ученого-литературоведа, переведенный на русский язык и ставший достоянием широкой читательской аудитории. В то далекое время я еще не был знаком с Назифой Магометовной. Наша встреча произошла значительно позже.
Первая, небольшая по размерам книга миниатюр Назифы Кагиевой давно уже стала библиографической редкостью. К сожалению, по ряду причин не числится она и в моей личной библиотеке, хотя очень дорожил ею. А спустя несколько лет в московском издательстве «Советский писатель» вышла вторая книга Назифы Кагиевой, написанная в этом же жанре, «Я увидела тебя». Обе книги, надо сказать, были тепло встречены читателями тогда большой страны. Миниатюры Н. Кагиевой, каждая из которых есть неповторимый мир автора, концентрация его мировидения, бесспорно, написаны в лучших традициях восточной поэзии, взращенной на суфийской философии, всегда вызывающей неподдельный интерес и внимание.
И все же, чем было вызвано обращение писательницы к этому не совсем легкому жанру литературы? Более 20 лет назад Назифа Магометовна рассказала об этом в нашей беседе в рамках радиопередачи «Литературные встречи».
«К художественному слову, – сказала тогда писательница, – я обратилась раньше, чем к критике. Помню, в старших классах в Киргизии пыталась писать поэмы, подражая Лермонтову. Тоска по родине, по Кавказу моих родителей (моя мама сочиняла своеобразные песни о Родине) – все это повлияло на меня. Вспоминаю, как читала «Мцыри» в саду, прячась от всех, даже попыталась написать поэму на русском языке о Кавказе. А когда поступила в университет, поняла, почувствовала, что поэмы писать я не смогу, и все уничтожила. Миниатюры начала писать значительно позже. Они пришли каким-то образом сами. Первые миниатюры написала рано утром, когда на балконе чистила картошку. Солнце уже встало и ярко осветило все вокруг. В голову лезли слова, создававшие образы. Всего за несколько дней написала сразу 24 миниатюры. Многие из них впервые прозвучали именно на радио Карачаево-Черкесии».
Разумеется, миниатюры, при всей кажущейся их простоте, рождаются не так просто. Образно говоря, это отшлифованный алмаз, обрамленный во все цвета радуги. Этим обрамлением является дар Божий, которым сполна была наделена Назифа Магометовна.
Вспоминая работу над первым сборником миниатюр, Назифа Магометовна отмечала огромное влияние Пушкина, Низами, Гете и Байрона. Именно их произведения в определенной степени формировали вектор её поэтического мышления, концепцию авторского видения предмета эстетического внимания писательницы.
Темы миниатюр и их образы приходили, как правило, по утрам и на закате уходящего дня. В них были аккумулированы мироощущение и глубокие мысли автора. Она успевала только записывать, чтобы зажженная в сердце искра любви ко всем и всему преждевременно не погасла. Ибо её величество Муза, как заметила тогда в нашей беседе Назифа Магометовна, чрезвычайно капризная дама, не всегда подчиняющаяся человеческим прихотям и слабостям.
Все лирические миниатюры Назифа Магометовна писала на родном карачаевском языке. Родной язык, как верно считала писательница, сохраняет не только свежесть нанесенных на холст красок, но и создает неповторимый орнамент, что позволяет значительно глубже проникнуть в смысловой оттенок слов, рожденных работой души и сердца. И можно представить потому, как порой совсем нелегко переводить такие вещи, выносить их на суд большой аудитории.
Невероятно трепетно, если не сказать принципиально, относилась Назифа Магометовна к переводу. Впрочем, многие переводы миниатюр Кагиевой сделаны на высоком профессиональном уровне. Тем не менее перевод – это далеко не оригинал.
Назифа Магометовна признавалась много лет назад в нашей беседе: «Я не люблю рифмованные стихи. У меня же не стихи, а стихи в прозе. У меня внутренняя гармония, а переводчики иногда нарушают эту внутреннюю гармонию. Можно ведь в трех словах создать миниатюру. Как, например, японские хокку. А если теряешь ту основу, на которой держится произведение, оно становится другим. Иногда пишу на русском. Вот одно из них. «Говорят, на свете тысячи народов. Сто тысяч у них языков. Неправда это. Неправда, что люди лицом не похожи. Неправда, что язык одних не понятен другим, неправда. На груди Вселенной всего два народа. Народ мужчин – ликующий и сильный, добрый и ласковый глаз нужен за ним. А в сердце, сердце звезды голубой живет еще народ другой. Это мы – женщины, чья душа навеки слилась с теми, кого женщина сама на свет родила». Как видите, здесь мне рифма не нужна. Мне нужна какая-то внутренняя гармония. То, что я хочу сказать через доброту, через благопожелание кому-то. А кому-то – это значит всей земле, всей Вселенной».
Весомость и значительность последней фразы находит свое яркое отражение практически во всех миниатюрах Назифы Магометовны Кагиевой, ставших одной из золотых страниц многонациональной литературы Карачаево-Черкесии. Некоторые из них в переводах Марианны Роговской мы предлагаем вниманию наших читателей.

М. НАКОХОВ.

* * *

Из твоих глаз я раздобыла искру. Я хотела огонь зажечь и тебя согреть. Но ты ко мне не пришел. Тишина безмолвно закрыла мои двери. Ты не пришел. И тогда твоей искрой я подожгла свое сердце.

* * *

Мои слова негромки, так же как мое сердце… Они, наверное, не касаются твоего слуха. Но ведь суть родника не журчать, а утолять жажду, подобно айрану.

* * *

Ты – мой должник, я при всех к тебе подойду и возьму назад день нашей первой встречи. Чтобы ты позабыл мое имя и час, когда ты поклялся: «Навеки вместе».
Я отниму у тебя этот день. Пусть он станет болью, моей печалью, и пусть та, которая ни в чем перед нами не виновата, ничего не знает о нашей первой встрече.

* * *

Я увидела тебя. Солнце взошло в груди моей. Голубыми стали небеса надо мной. Голубыми стали реки у ног, чистотой засияли горы вдали.
Я увидела тебя. Возликовала земля. Стая птиц вознеслась высоко в небо. Мать в глаза мне глядела в тревоге.
Я увидела тебя. Наши глаза признались друг другу в любви. Но ресницы мои непокорные стали вдруг завесой для взгляда. Все равно я видела только тебя сквозь эту завесу.
Я увидела тебя!

* * *

Но если бы встретился мне даже в пустыне человек, на тебя похожий, я бы сказала: «Как прекрасна эта земля!»

* * *

Знаешь ли ты, что в горах никогда не поют в одиночку? А ты уединения ждешь, зачем?
Может, ты оттого одинок, что в песне твоей так много печали? А быть может, ты просто остался один, без любимой? Так пой же вместе со мной!

* * *

Где же ты?
Почему не приходишь ко мне весенним дождем?
Где же ты? Почему мне навстречу не выйдешь подснежником, пробившимся из-под земли?
Где же ты?..

* * *

Другие, сердцу чужие, меня окружили, стеснили меня. Дарили цветы, и в любви мне клялись, и встреч искали со мной.
Ты один проходил стороной.
Ты один не видел меня.
И тогда я пошла за тобой.
Я уже не иду, а бегу.
Но догнать до сих пор не могу.

* * *

Подобно правде, любовь только одна.
Больше чести мне дорога она.
Еще мне нужно, чтобы ты верил мне. Увижу сомненья в твоих глазах, стану чужой тебе навсегда, стану чужой для всех в ауле родном. Пусть равнодушно роют могилу мне, живою сама в могилу сойду и вслед за любовью моей от горя умру.

* * *

Сто штыков пусть вонзятся в грудь мою,
Сто пуль пусть пробьют сердце мое –
Если бы все они были твоею рукою посланы –
Не отстранилась бы я, умереть не боялась.
A только просила б:
«Прицелься, прицелься еще раз».
Знаю я: когда целятся, смотрят пристальней, и один твой взгляд исцелил бы все раны мои.

* * *

То, что терзает тебя, выкинь из сердца.
Не скрывай свою боль от меня.
То, что гложет душу твою, –
Разрывает сердце и мне.
А молчу я лишь потому.
Что надеюсь – и сам ты
Почувствуешь это.

* * *

Не люблю я базаров и магазинов.
Но если б узнала,
Что там улыбка твоя продается,
Простояла б всю жизнь я в очередях.
Даже если бы знала, что не достану.
Чтобы завистью чудной завидовать тем,
кому повезло.

* * *

Поклонитесь мне, ангелы,
И ты поклонись, сатана.
Опусти непокорную голову.
Так велел сам Аллах.
Он меня сотворил.
Первым встал предо мной на колени.
Поклонитесь мне, ангелы!
Женщина я!
И гореть и согреть могу.
Но и жить, как никто, умею!
Вновь воскреснув,
Огонь в очаге разведу,
Дом согрею, детей покормлю.
Потому что я – женщина!
Женщина – Я.

* * *

Или мир очерствел.
Или я ослепла совсем.
Не пойму, отчего
Разучились мы улыбаться.
Восхищаться мы перестали.
Все степенны и важны,
И такие все деловые.
Лишь кивком головы мы приветствуем друга,
О тепле его рук позабыв.
Я хочу быть другой.
Мне так хочется чаще смеяться.
Быть счастливой в объятиях друга,
А случится, – и горько поплакать
В трудный час у него на груди…

Перевод М. Роговской.