Эти слова Аршак Михайлович повторял каждую ночь. Ему, прожившему в атеизме, они казались всесильными. Но… не помогли. Сына, единственного сына не стало. С тех пор он завидовал мёртвым – им не больно.
В семье Алексановых одна за другой появлялись девочки. Отец нянчил их, холил, ле-леял. Но душа хотела продолжателя рода. «Остановлюсь, – говорил он родственникам, – когда родится сын». Наконец, Судьба смилостивилась, и в доме появился мальчик. «Наверное, нельзя было любить его так сильно, известно, чрезмерное натяжение рвёт струну», – сожалел он потом, после трагедии.
День рождения сына отмечали весело. По великому блату Михалыч достал пять чекушек армянского коньяка. «Одну бутылку откроем сейчас, – сказал он гостям. – Одну – на восемнадцатилетие. Одну, когда заберут в армию, одну – после демобилизации. Последнюю – на женитьбе».
Сам, провоевав на фронтах Отечественной войны и получив множество наград, он и мысли не допускал, что сын не будет служить. Воспитывал его демократично, приучая к труду и смелости. Мальчик рос без проблем. В доме были, как говорится, и хлеб с маслом, и деньги.
Эти слова Аршак Михайлович повторял каждую ночь. Ему, прожившему в атеизме, они казались всесильными. Но… не помогли. Сына, единственного сына не стало. С тех пор он завидовал мёртвым – им не больно.
В семье Алексановых одна за другой появлялись девочки. Отец нянчил их, холил, ле-леял. Но душа хотела продолжателя рода. «Остановлюсь, – говорил он родственникам, – когда родится сын». Наконец, Судьба смилостивилась, и в доме появился мальчик. «Наверное, нельзя было любить его так сильно, известно, чрезмерное натяжение рвёт струну», – сожалел он потом, после трагедии.
День рождения сына отмечали весело. По великому блату Михалыч достал пять чекушек армянского коньяка. «Одну бутылку откроем сейчас, – сказал он гостям. – Одну – на восемнадцатилетие. Одну, когда заберут в армию, одну – после демобилизации. Последнюю – на женитьбе».
Сам, провоевав на фронтах Отечественной войны и получив множество наград, он и мысли не допускал, что сын не будет служить. Воспитывал его демократично, приучая к труду и смелости. Мальчик рос без проблем. В доме были, как говорится, и хлеб с маслом, и деньги. Но его они не портили. Просто считались необходимостью. Ходил в спортивную секцию. Накачивал мышцы. Характер же оставался по-прежнему добрым. В школе было всё спокойно, вперёд не лез. Но и в отстающих не топтался. Профессию выбрал самую мирную, в то время спросовую – фотограф. Относился к ней творчески, как художник, клиентов было хоть отбавляй. Вскорости их фотоателье стало самым популярным в Черкесске. Фотографии – некоторые чёрно-белые шедевры – сохранились до сих пор. Увы, чего не скажешь о памяти людской. Многие соседи переехали на новое место жительства. Старики ушли в мир иной. Молодёжь, за исключением учащихся четвёртой школы, о нём ничего не слышала.
А звали его Игорем. И были у него огромные красивые глаза и приятный тембр голоса. Он никогда не хохотал. Смеялся спокойно и негромко. И была у него девушка Мария, теперь бабушка двух внуков, которую я с трудом нашла. Услышав мой вопрос, она заплакала тихими слезами: «Пусть простит за слабость, за то, что вышла замуж, одиночество давило, как свинец». Была моложе, ходила к нему на кладбище. Ложилась на землю и кричала «Игрик-Тигрик, забери меня к себе!». Однажды её застал дядя Ашавел (так называли его отца близкие). Плакали вместе, долго-долго, а потом он сказал: «Всё, дочка, больше сюда не приходи. Его жизнь уже на небе, там, где не должно быть тебя. Твоё место пока на земле. Полюби хорошего мужчину. Ходить сюда – дело родителей».
Да, ходить на могилу ребёнка – неестественный удел родителей, врагу грех желать… Мать быстро избежала этого – горе преждевременно вогнало её в гроб. И тут возникло препятствие. Место, отведённое для погребения погибших «афганцев», оказалось номенклатурным, только им. И тогда Михалыч заявил в военкомате: «Если мать не достойна лежать рядом с сыном, отдавшим жизнь за присягу, я перезахороню его. Они должны быть вместе». Военком от жалости еле вымолвил: «Это не моё решение, но я исправлю его». Слово своё он выполнил, мать навеки поселилась рядом с сыном.
Михалыч сумел взять себя в руки. Комнату Игоря превратил в музей. Снёс туда все его вещи, книги. Развесил по стенам фотографии. «Всё для тебя, сынок, для тебя!» Рассуждал так: кто, кроме меня, будет носить на кладбище цветы. Надо жить…
Свой огород он превратил в клумбы. И каждый день ходил с цветами к сыну, украшая могилу, небогатую, но ухоженную.
Его родственница Роза сказала мне, что до сих пор не может забыть тот вечер, когда Игоря привезли в цинковом гробу. Девять дней летал он в «чёрном тюльпане» по Советскому Союзу в поисках родного дома. Родители, получив «похоронку», за это время превратились в собственные тени. Они увидели его в день рождения, в девятнадцатилетие. Вернее, почувствовали, потому что стоявшие рядом военные деликатно просили не открывать гроб, чтобы не возбуждать людей. Михалыч понял, стал на порожках с двумя бутылками коньяка и произнёс тост: «С днём рождения, сынок!» И вдруг ему послышался родной голос: «Не бойся, папа, я с тобой!» (позже Аршак Михайлович признался, что сразу же поверил в Бога). «А теперь – второй тост, – и откупорил следующую бутылку, – за твою несостоявшуюся свадьбу и твоих нерождённых детей!». Передать словами состояние пришедших выразить соболезнование невозможно.
Отец Игоря умер не так давно. Кто знает, успокоилась ли его душа? Надеюсь, что – да.
В общеобразовательной школе № 4 в Черкесске, где учился Игорь, я переписала скупые строчки документа: «Алексанов Игорь Аршакович, рядовой стрелок-гранатомётчик… С января 1982 года участвовал в боевых операциях в Афганистане. 18.04.1982 года при прочёсывании зелёной зоны его взвод был остановлен из засады внезапным огнём мятежников.
Игорь, не растерявшись, выстрелами из гранатомёта подавил три огневые точки противника, но сам был тяжело ранен и скончался на поле боя…
За мужество и отвагу награждён орденом Красной Звезды – посмертно».
В армию его забрали 5 октября 1981 года и в спешке, через три месяца, направили в Афганистан: необученного юношу – в самое пекло! А ещё через столько же времени он погиб. Наказание виновным – только УКОР СУДЬБЫ… Есть ли что-либо страшнее?..