Дауту Сеитовичу Темирбулатову много, очень много лет, но время, кажется, в заговоре с ним – ну просто жив, подвижен, обаятелен, красив рослый старик для своих лет…
Он родился 15 мая 1922 года в ауле Хурзуке. Семья была небольшая по тем меркам, всего четверо детей. Вот только отец погиб, сорвавшись со скалы, когда Дауту было два годика…
– Конечно же, я отца своего не помню, – говорит Даут Сеитович, а в голосе старца такая печаль, будто эта беда с ним приключилась вчера. – Когда окончил пять классов, пошел работать в совхоз «Ворошиловский». Сейчас это, наверное, смешно выглядит, смешно звучит, но именно так и было. Мне предстояло стать тем, кто будет кормить семью, ибо не было отца, старшего, младшего братьев…

Дауту Сеитовичу Темирбулатову много, очень много лет, но время, кажется, в заговоре с ним – ну просто жив, подвижен, обаятелен, красив рослый старик для своих лет…
Он родился 15 мая 1922 года в ауле Хурзуке. Семья была небольшая по тем меркам, всего четверо детей. Вот только отец погиб, сорвавшись со скалы, когда Дауту было два годика…
– Конечно же, я отца своего не помню, – говорит Даут Сеитович, а в голосе старца такая печаль, будто эта беда с ним приключилась вчера. – Когда окончил пять классов, пошел работать в совхоз «Ворошиловский». Сейчас это, наверное, смешно выглядит, смешно звучит, но именно так и было. Мне предстояло стать тем, кто будет кормить семью, ибо не было отца, старшего, младшего братьев…
Я и работал – пас овец, коров, возил воду, а еще охотился, как мой отец. Равных ему в ущелье охотников не было… Но скажу честно, когда видел в горах маленькую рысь, тремя прыжками оказывающуюся под деревом, потом на дереве, а потом стелящуюся по стволу, словно пеленая дерево пушистым мехом, или маленького неуклюжего медвежонка, мне в голову не приходило поднять ружье, я зарабатывал на жизнь добычей туров, косуль – а их колонии были тогда многочисленны, если не сказать, бесчисленны – ради безбедного существования своей семьи.
Когда началась война, Дауту исполнилось девятнадцать лет, но юношу не беспокоили повестками, потому как знали, сколь тяжело придется семье без его помощи, но зато нещадно эксплуатировали в рытье окопов и траншей в станице Ураковской.
– Помню одно, – говорит ветеран, – холодно, голодно, а вдоль свежевырытых ям ходит офицер и нам, молодым, говорит: «Копать. Копать. Вгрызайтесь в землю, немец не должен пройти дальше наших окопов». А потом нам на подмогу привезли женщин…Сердце кровью у меня облилось первый раз тогда, когда увидел, как тяжело им дается рытье каменистой почвы, какие неподъемные валуны достают порой они из земли наравне с мужиками…
А потом Дауту пришла повестка в армию. И даже слезы мамы Чоппак не тронули его. Знал бы он тогда, сколько слез она прольет, получив извещение: «Ваш сын пропал без вести…»
Нет – нет, мой герой жив и здоров, как вы поняли, и многие – многие лета ему! А я вернусь в далекие сороковые. Эшелон с новобранцами, простояв почти полдня в Ураковской, наконец – то прибыл в Лабинск. Команда «Стройся!». И вдоль эшелона идет полковник. Он внимательно вглядывается в каждого, стоящего в строю, но около рослого, статного – рост 190 сантиметров – Темирбулатова останавливает свой неспешный ход. «Откуда будешь?», – спрашивает.
– Хотите, верьте, хотите – нет, – смеется Темирбулатов, – я по-русски ни слова не знал, но понял, что спрашивает полковник, и в ответ что-то пробурчал себе под нос… типа, я из Хурзука…
– Хурзук? – полковник вдруг зацепился за это слово, точно знал, о чем идет речь, и сказал, – что мне и нужно  было. Пойдешь ко мне в разведгруппу».
– Язык я с божьей помощью выучил, – продолжал мой собеседник, – но в разведку не попал. Через час после вражеского артналета полковник погиб и меня определили в минометный полк. И вот сразу же форсирование Дона. Я такой большой реки не видел никогда. Переправлялись по тросам, перекинутым с одного берега на другой…
В первый день мы так и не смогли переправиться на другой берег, потому что с вражеского берега взлетали ракеты, били пулеметы, пули секли воду так, что даже дикие утки попрятались по камышам, а потом в небе появились фашистские самолеты и стали нас расстреливать в упор. Еще день ждали подмогу ввиду многочисленных потерь, а потом все же переправились. И стали брать высоту, где укрепились немцы. Но они были на столь выгодной позиции, что не давали нам головы поднять. Первая наша атака захлебнулась, едва успев начаться. – В том бою полегло очень много и наших солдат, по – хорошему должен был умереть и я, потому что на моей ноге разорвалась вражеская мина…
Подоспевшие санитары сочли Темирбулатова мертвым, а последующая похоронная команда возликовала: «Хоть кто-то жив!». Вот только в Хурзук полетела весточка совсем иного содержания: «Ваш сын и брат пропал без вести…»
Долго провалялся Даут в госпитале и, откровенно говоря, думал, что его комиссуют. И очень боялся этого.
– Мне повезло, – говорит ветеран, – оставили в строю, правда, через полгода по мне вновь «заплакал» госпиталь. Пуля прошила грудь, но ошиблась миллиметром… Через два месяца я был в строю.
Весть о Победе ему опять – таки принесли в госпиталь. Но теперь его удержать было ничто не в силах. Не получавший никаких писем – кто бы писал пропавшему без вести, – он рвется домой. И вот она, Ураковская, где строил надолбы и откуда каждую свободную минуту мчался домой, чтобы увидеть маму, сестер…
Он найдет свою семью в Средней Азии, в Чимкентской области, а в 1957 году вернется с родными на Кавказ и, упрятав пережитое в уголки памяти, начнет строить новую жизнь в селе Первомайском.
Даут Сеитович не будет при встрече со мной мучительно ворошить память, потому что она у него необычайно исключительная и ясная, но скажет:
– Простите, я не могу красиво говорить о войне, как это делают некоторые. Только печально и зло, потому что время беспощадно уносит из жизни ветеранов, прошлое уходит с такой фантастической быстротой, и, к сожалению, оставляя за собой, к примеру, как на Украине в последнее время, ядовитую пыль, от которой сереют души и тускнеет разум. К счастью, нам – России, нашей родной Карачаево-Черкесии – это не грозит. Я не знаю, как в других районах, но в нашем Малокарачаевском мы, ветераны войны, окружены неподдельным вниманием и заботой со стороны как главы района, так и главы поселения Байрамукова.
Глава администрации Первомайского поселения Альберт Байрамуков, в свою очередь, говорит: «Нам остается лишь гордиться, что мы живем в одно время с таким невероятно порядочным, искренне относящимся к миру и людям, несущим по жизни так много света и тепла человеком, как Даут Темирбулатов».