«Если б снова начать, я бы выбрал опять…». Моя героиня облекла все свои переживания в эти песенные строки, а я просто шокирована этим: я бы выбрала опять…
Лиля С., окончив ПТУ в Карачаевске, попала в бригаду маляров. Эта работа представлялась ей очень радостной.
 – А что? Я поначалу так и думала: вот ты приходишь в комнату, кругом грязь, мусор, голые обшарпанные стены, а ты берешь кисть, краски – и за работу. Зато когда будешь уходить, оставишь после себя светлую, красивую и чистую комнату. Но попала, к сожалению, в бригаду, где каждый был сам по себе. Друг на друга – ноль внимания. Причем женщины все бальзаковского возраста, а мне только семнадцать исполнилось. Самое главное, подходит время обеда, и все разбредаются по углам, где каждый колдует над своим узелком, в котором, как правило, яйца, кусок сала, огурцы, помидоры… При виде этой снеди у меня дух захватывало. Потому что в моем пакете всегда были лишь ломоть хлеба и банка с чаем.

«Если б снова начать, я бы выбрал опять…». Моя героиня облекла все свои переживания в эти песенные строки, а я просто шокирована этим: я бы выбрала опять…
Лиля С., окончив ПТУ в Карачаевске, попала в бригаду маляров. Эта работа представлялась ей очень радостной.
 – А что? Я поначалу так и думала: вот ты приходишь в комнату, кругом грязь, мусор, голые обшарпанные стены, а ты берешь кисть, краски – и за работу. Зато когда будешь уходить, оставишь после себя светлую, красивую и чистую комнату. Но попала, к сожалению, в бригаду, где каждый был сам по себе. Друг на друга – ноль внимания. Причем женщины все бальзаковского возраста, а мне только семнадцать исполнилось. Самое главное, подходит время обеда, и все разбредаются по углам, где каждый колдует над своим узелком, в котором, как правило, яйца, кусок сала, огурцы, помидоры… При виде этой снеди у меня дух захватывало. Потому что в моем пакете всегда были лишь ломоть хлеба и банка с чаем. Не мать же собирала узелок на работу, а мачеха. Точнее, даже не собирала, а цедила сквозь зубы, что, где, сколько взять. Мама умерла от сердечного приступа, когда мне было двенадцать лет…
Тошно было Лиле от такой жизни, и она стала подумывать: может, куда-нибудь в другое место податься. Если бы в бригаде прониклись ее заботами, дали понять, что ее ценят, что она нужна коллективу! Так нет, ей всегда отводили самый трудный участок, а зарплату она получала меньше всех, которую, кстати, до копеечки отдавала мачехе. Лиля до сих пор помнит, как лицо мачехи передернула злобная гримаса, когда она увидела, какая мизерная у падчерицы оказалась в первый месяц получка.
– Это неконтролируемое выражение ее лица не пропадало даже тогда, когда я спустя время стала получать в разы больше, – вспоминает Лиля Юрьевна.
Но девушка все терпела, потому что очень любила и отца, и двух сводных братишек. Однажды терпению чуть было не пришел конец… Увидев, что Лиля поставила ее сына в угол за то, что он задушил мирно клевавшего во дворе семечки ручного голубя, женщина взвилась: «Хоть бы ты со стройки своей упала, видеть больше не могу твою рожу…» Атмосфера разрядилась в который раз благодаря отцу, но… надолго ли?
И тогда Лиля решилась ехать в Москву, которая для многих и многих являлась и является чем-то вроде сказочного Клондайка, а сагитировала ее на эту поездку бывшая одноклассница Марина, с которой они долгое время не виделись. В Перми, куда Маринка вышла замуж, про таких, как она, говорили: «Муж в дверь, а жена в Тверь». Да только ли в Перми? Только Лиля ничего об этом не знала, как и о том, что она бросила свою трехлетнюю дочь на мужа и вернулась в отчий дом.
Лиля ехала в столицу с искренним убеждением, что будет работать на стройке и получать хорошие деньги. Какая стройка?! Не успели девушки сойти с поезда, как Марина нашла работу. В одном из подмосковных пансионатов срочно нужны были официантки, горничные, кухонные рабочие.
– Поначалу все шло как по маслу, – вспоминает Лиля, – нам дали одну на двоих комнату, которая показалась мне ВИП-апартаментами. Марина работала официанткой, я мыла посуду. Платили хорошо, питались прямо-таки отменно, потому что перепадало, как героине Людмилы Гурченко в фильме «Вокзал для двоих».
Однажды Марина предложила Лиле выехать на природу с двумя отдыхающими в пансионате мужчинами. Поехали в какой-то дачный поселок, по дороге один из них без обиняков сказал: «Так, это твоя, эта – моя». Услышав эти слова, Лиля перепугалась насмерть и, поняв, что Марине совершенно нет до нее дела, выскочила на всем ходу из машины… и попала под другую.
Очнулась девушка в больнице. С сотрясением мозга и искореженной вдребезги стопой левой ноги, вопрос об ампутации которой встал очень скоро.
– Ногу мне спас молоденький-молоденький хирург Ян Гринев, – рассказывает женщина со слезами на глазах, – оказывается, окончив Первый медицинский институт в Москве, он поехал на стажировку в Колумбийский университет и травматологический институт Нью-Йорка. И, на мое счастье, вернулся на Родину. Ногу спасли, но с того дня я сильно хромаю. И к непогоде нога дает о себе знать страшными болями.
Через месяц – ровно столько провалялась Лиля в больнице – в палату заглянула медсестра, с которой она подружилась за это время, и сказала: «Радуйся, Лиля, тебя завтра выписывают». Лиля разрыдалась у нее на глазах: «А мне и идти, по большому счету, некуда».
– Надежда Поваляева выслушала мою историю и сказала: «А давай я тебя отвезу к своей бабушке в деревню. Она живет под Тверью и обрадуется тебе как родной, поверь. Мы-то с мамой к ней редко выбираемся. Вот и будешь ей наперсницей, помощницей».
Деревня Старый Рукав, затерянная в лесах да среди изумрудных лугов, показалась Лиле сказкой. Баба Нина действительно обрадовалась ей как родной и оказалась добрейшей души человеком.
У бабы Нины Лиля прожила три года. Поднакопила деньжат, потому как собирала грибы с Ниной Акимовной на продажу, вязала с ней по вечерам носки, штукатурила избы, которые или покупали, или снимали на лето горожане, чтобы обзавестись дачным хозяйством. Из этих денег посылала отцу понемножку. Но однажды утром, проснувшись, Лиля увидела, как на землю ложится первый, мягкий, нежный снег, выбеливая все вокруг – бельевые веревки, крыши, провода, деревья, и ей вспомнились мама, отец, которые одевали ее в красивую цигейковую шубенку и катали на санках с горки… И ей непреодолимо захотелось домой, увидеть отца, прижаться к его плечу. Зыбкое необъяснимое шестое чувство подсказывало ей, что надо срочно ехать домой. И даже спасительная мысль, что с отцом ничего не может случиться, ведь только два дня назад говорила с ним по телефону, не помогала…
Интуиция не подвела. Приехав домой, Лиля застала отца при смерти. Глаза его были закрыты, грудь высоко и тяжело поднималась, словно все более и более наполнялась чем-то таким, что мешало ему дышать. Как только дочь бросилась к нему: «Папа, родной, это я, твоя Лилька», он открыл глаза, а потом медленно-медленно, точно не мог оторваться от самого дорогого зрелища в своей жизни, закрыл их навсегда…
На похоронах промокала сухим платочком глаза мачеха, глядя на заходящуюся в плаче падчерицу, мальчишки сидели серьезные, притихшие, а соседи шушукались между собой: «Сжила Наташка со свету своего мужа, теперь эту бедную хромоножку, как пить дать, по миру пустит».
Мачеха молчала ровно неделю, ни с кем не разговаривала, а Лиля ворочалась по ночам на старом диване с торчащими, как рахметовские гвозди, пружинами и думала о своем поистине бедственном положении, о том, когда ей укажет мачеха на дверь. В том, что она это сделает самым жестоким образом, Лиля не сомневалась. Но нет. Мачеха предложила ей остаться и даже помогла устроиться на работу в «Зеленстрой». Правда, при этом ехидно добавила: «Знаешь, Лилька, не зря в народе говорят, что, как только ты какую-нибудь вещь выкинешь, она тут же понадобится. Вот и ты, как только уехала, оказалась нам так позарез нужна, что не передать словами. Дети то и дело болели, Юрка свалился и все просил тебе об этом не сообщать… Но ты не бойся, теперь заживем душа в душу».
И зажили. Только каждый по-разному. Наталья легко, красиво, беспечно, а главное – весело. Что ни день, в доме компания. Что ни день, в доме подруги, мужики. А наутро гора окурков, грязной посуды… Встанет Лиля рано утром, соберет мальчишек в школу и бегом на работу. Пять лет продолжалась эта вакханалия. Все это время Лиля поддерживала связь с бабой Ниной, и та так просила ее приехать, пожить, отдохнуть у нее, что она не могла отказать ей. Пообещала, что приедет ближе к осени.
А пока на дворе лето. Отпуск. Лиля каждый день забирает пацанов и уходит с ними на речку в свободное время. В один из таких дней, оторвавшись от книги, поискала глазами ребят, нашла, успокоилась и вдруг увидела, как голова какого-то мальчишки скрылась под водой, снова появилась – видны были перекошенный рот, вытаращенные глаза… Лиля не колебалась ни минуты, бросилась в воду и доплыла до тонущего, когда тот уже терял сознание. Какие-то мужчины помогли вытащить на берег утопающего, вылезти и его спасительнице. Отцом спасенного ребенка оказался известный в республике бизнесмен, который, по всей видимости, узнав все о Лиле, о том, как ей живется, купил ей в знак благодарности однокомнатную квартиру.
В этой уютной, чистенькой – своими стараниями – квартире она прожила пять лет. Ходила на работу, постоянно наведывалась на кладбище, почти каждый вечер проведывала мальчишек, благо жили неподалеку друг от друга. Раз в неделю звонила бабе Нине, которая жениха ей присмотрела в деревне – работящего, непьющего, ну только что лет на десять старше. И вдруг звонят бывшие соседи: «Лилька, мачеху твою парализовало».
Бросила все Лиля и бегом к ней. А там уже набежала родня мачехи – две сестры, две невестки, и все охают, причитают: «Как же быть, как быть? Ведь все работают, у каждого семья. Нанять сиделку, да на какие шиши? Определить куда-нибудь, да кто возьмет при живой родне – доченьке да двух сыновьях?» Вмиг стала доченькой Лиля…
Спросите, что было дальше? Лиля пустила в свою квартиру квартирантов и вернулась в отцовский дом. Досматривать женщину, отравившую ей всю жизнь.
– А что делать? Свою жизнь теперь поздно устраивать, да и злорадствовать, глядя на полупарализованную женщину, мне не к лицу, как-никак, но отец ее любил по-своему… А если с ней что случится, на кого бросишь детей? – вздыхает Лиля Юрьевна.
Ну не могла я не спросить эту кроткую простодушную женщину: «А ты не боишься, что все повторится, когда она поправится? Вот я почему-то больше чем уверена, что ты ее вернешь к полноценной жизни, тем более что она частично парализована, а она тебя вновь либо прислужницей сделает, либо погонит опять со двора? Но если, не дай Бог, умрет, разве ее родня тебя не выставит так же в два счета? И история повторится»…
 – Даже если так, я бы все равно… – тихо говорит Лиля Юрьевна.
 – Можешь не продолжать, «выбрала бы опять…»
Да, есть, есть в нашей жизни вещи, недоступные нашему пониманию. А значит, и неподсудные…