Есть поэты, чье творчество хочется сравнить с глубоким чистым родником, есть авторы, чьи стихи невольно будят воспоминания о ручейках, которые не дают иссохнуть земле, но, увы, несколько мелковаты… Поэзия нашего земляка Зураба Бемурзова у меня ассоциируется с мощной горной рекой, удивляющей смелостью мысли, обжигающей свежестью образов. Эта река своенравно пробивает себе русло, не сворачивая перед глыбами трудных тем, перекручивая на своем пути камни и камешки слов, обнажая их «изнаночную» сторону. Она завораживает своей самобытностью. И можно только порадоваться этому яркому явлению в современной литературе Карачаево-Черкесии.
Родился Зураб Бемурзов в 1976 году в ауле Али-Бердуковском. После окончания школы и Карачаево-Черкесского государственного педуниверситета 12 лет проработал в СОШ а. Али-Бердуковского, пройдя путь от простого учителя до директора. С 2009 года возглавлял отдел политики и образования в редакции газеты «Черкес хэку», а сегодня он – координатор регионального исполкома Общероссийского народного фронта в Карачаево-Черкесии.
Есть поэты, чье творчество хочется сравнить с глубоким чистым родником, есть авторы, чьи стихи невольно будят воспоминания о ручейках, которые не дают иссохнуть земле, но, увы, несколько мелковаты… Поэзия нашего земляка Зураба Бемурзова у меня ассоциируется с мощной горной рекой, удивляющей смелостью мысли, обжигающей свежестью образов. Эта река своенравно пробивает себе русло, не сворачивая перед глыбами трудных тем, перекручивая на своем пути камни и камешки слов, обнажая их «изнаночную» сторону. Она завораживает своей самобытностью. И можно только порадоваться этому яркому явлению в современной литературе Карачаево-Черкесии.
Родился Зураб Бемурзов в 1976 году в ауле Али-Бердуковском. После окончания школы и Карачаево-Черкесского государственного педуниверситета 12 лет проработал в СОШ а. Али-Бердуковского, пройдя путь от простого учителя до директора. С 2009 года возглавлял отдел политики и образования в редакции газеты «Черкес хэку», а сегодня он – координатор регионального исполкома Общероссийского народного фронта в Карачаево-Черкесии. А еще поэт, писатель, художественный переводчик, участник шести совещаний поэтов и писателей Северного Кавказа, проводимых Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ (ФСЕИП) г. Москва, заслуженный журналист КЧР. Зураб пишет на черкесском и русском языках. Его стихи неоднократно печатались в различных журналах и газетах нашей страны, входили в общероссийские сборники, издаваемые в Москве, а в 2016-м выйдет в свет авторский сборник стихотворений и прозы Бемурзова на русском и черкесском языках «Два цвета одной зимы».
Не будем перечислять всех побед Зураба на разных форумах и конкурсах, их немало. Отметим только, что в прошлом году Бемурзов стал лауреатом Всероссийского литературного конкурса к 145-летию Ивана Бунина, проводившегося в Воронеже, и ему была вручена специальная премия Союза писателей России. Кроме того, в прошлом году в Нальчике Зураб был удостоен памятной медали имени Али Шогенцукова…

Апельсин
Сижу в полутьме и оранжевой стружкой
Срезаю пахучую память луны…
Давно это было, когда под подушкой
Отец собирал поседевшие сны.
Шагал босиком по дощатому полу,
Впитавшему тяжесть ушедших людей.
И осень свою смаковал валидолом,
Считая шаги возмужавших детей.
А мне все казалось: подобно деревьям,
Он снова весной для меня зацветет,
Что годы привычно вернутся в кочевье
И солнце взойдет, как оранжевый плод.
Не знал, что зима для него станет вечной,
Что белый январь заметет его след,
Что жизнь не прощает такую беспечность,
Что бог – это сумма непрожитых лет.
Что прятал отец свою смерть под подушкой,
И шел босиком по началу конца…
Кручу свое сердце, оранжевой стружкой
Срезая пахучую память  отца.

Матрица
Я знал войну. Но был убит не пулей –
Обычным словом, не познав свинца.
Я знал святых. Но в вавилонском улье
Мне снился Бог, с улыбкою отца.
Плескалась жизнь ребенком в мелководье.
Звучал азан, сражаясь за рассвет.
И гены человеческой природы
Еще не обрели привычный цвет.
Немыслимо, нехожено и дико,
И время разворачивалось вспять.
Вселенная, разорванная криком,
Обречена водою истекать.
А небо раз за разом меня будит,
Чтобы спросить об имени
Творца… Я не скажу.
Простите меня, люди,
Мой Бог другой – с улыбкою отца…

Горсть неба
Мне в этой жизни не хватает горсти
Из неба, перепаханного днями,
Из борозды, изрытой вечным солнцем,
С невидимыми синими краями.
Мне в этой жизни не хватает песни,
Которую я никогда не слышал,
Ветров, которым по ущельям тесно,
Дождей, которые бредут по крышам,
Зимы, рассыпавшейся белым снегом,
Весны, оставившей себя по лужам,
И лета, с полноцветным оберегом,
И осени, с которой я не дружен…
Мужчине не пристало слыть капризным.
Я просто сам с собой сегодня честен:
Мне в этой жизни не хватает жизни,
Наверное, поэтому я смертен.

Вечер
Я тебе хотел написать,
Но забыл, как пишется жизнь,
Как зовется лиловое солнце,
Что ко мне приходило вчера.
Я тебя хотел отгадать,
Среди сотен моих убийц,
Босоного идущих к плахе,
Чтоб росу не топтать с утра.
Я хотел в этот раз пройтись
От судьбы до тебя, не боле,
Не простыв от холодных слов,
Не запомнив случайных дат.
И увидеть луны надкус,
Так знакомый уже, а после
Рассказать, что и я вернусь,
Как и тысячи лет назад.
Я хотел описать тот цвет
Моих мыслей, когда ты рядом,
Когда Бог, отложив дела,
Перекрашивал нам рассвет.
Как от пули, пронзившей мир,
Он крошился стеклянным градом,
Осыпаясь весенним снегом
На обнявший колени плед.
Но в камине шептал огонь,
Своим треском со мной гуторя.
За окном с разомлевших плеч
Опускала весна туман.
Я тебе хотел написать,
Но оставил стихи в покое,
И весь вечер с котом смотрел
На погасший ночной экран.

Небо
Я вмерз в это небо
цыганской серьгой полумесяца,
Шрапнелями дней
и разрывом осенней звезды.
Война далеко,
но в нее больше мира верится,
Когда просыпаешься
с горечью близкой беды.
Песком на зубах
размалываешь лицемерие,
Затравленно смотришь,
как мир твой жуют жернова
И черной мукой  запекают
не хлеб, а безверие,
Пророчеством боли
разбавив слова.

Я вмерз в это небо,
молитвой рождая безмолвие,
Сижу у костра и солю
вместо пищи огонь.
И кажется, жизнь –
и не жизнь, а мое предисловие,
И время читает
по буквам мою же ладонь,
И видит во сне,
как исчезли осенние птицы,
И стаями букв
на деревьях сидит вороньё.
Я вмерз в это небо,
пока ты читала страницы,
Листая ночами окно.

Ковчег
Мы любим играть в слова,
В потрепанность чувств созвучных.
Мы любим играть в слова,
И верим, что нас научат
Делить этот мир на всех,
Свой внутренний мир разбавив;
Что сердце – и есть ковчег,
И каждый из нас им правит,
Себя одарив судьбой,
Одной миллиардной долей.
Как трудно нам быть собой
И жить миллиардной ролью
В спектакле, где нас едва
Запомнили молодыми.
Мы любим играть в слова,
Хоть стали давно немыми.

Мой аул
В зелёной долине Инжиджа
Лежит мой родной аул,
Как будто под горную притчу
У берега он заснул.

Не видит он бега неба,
Не слышит он шум реки,
Как боги под вечер лепят
Молочный изгиб серьги.

Проходит веков соцветье,
От года рождая год,
Отцов заменяют дети,
Под говор бегущих вод.

Играют в долине свадьбы,
Танцуют черкесский удж,
Под небом, где древней лампой
Висит золотой сургуч.

С востока заря приходит
И огненно-красный круг
Опять и опять обводит
Красавицу Адиюх.

Она подымает руку
И снова восходит день,
А ночь убирает бурку
Под запахи перемен.

У края слепой дороги,
Где воздух, как холод, чист,
Живёт мой аул под Богом,
И верит в любовь и жизнь.