Услышав эту историю, я невольно воскликнула про себя: «Да будут тысячу раз благословенны энтузиазм и жертвенность материнского сердца!»
Любе Гогуевой судьба подарила всего одного сына, и вырос он под материнским крылом. Растила его без отца. Потому надышаться, насмотреться на него не могла.
Мелькали годы лесенками-зарубками, отмечая рост мальчишки на дверной притолоке, менялись взгляды, вкусы сына. И по мере того, как он взрослел, матерью все больше овладевало беспокойство: скоро в армию. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, начала было собирать справки, что больна (не фиктивные, нет, Люба действительно страдала гипертонической болезнью, стенокардией), что нуждается, следовательно, в помощи и уходе. Но сын, всегда ласковый, послушный, сказал, как отрезал: «Я обязательно пойду в армию, мама. Это дело чести, так что не унижай меня. Ты же знаешь, я буду писать каждый день и каждый день только о тебе и думать». И она смирилась.

Услышав эту историю, я невольно воскликнула про себя: «Да будут тысячу раз благословенны энтузиазм и жертвенность материнского сердца!»
Любе Гогуевой судьба подарила всего одного сына, и вырос он под материнским крылом. Растила его без отца. Потому надышаться, насмотреться на него не могла.
Мелькали годы лесенками-зарубками, отмечая рост мальчишки на дверной притолоке, менялись взгляды, вкусы сына. И по мере того, как он взрослел, матерью все больше овладевало беспокойство: скоро в армию. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, начала было собирать справки, что больна (не фиктивные, нет, Люба действительно страдала гипертонической болезнью, стенокардией), что нуждается, следовательно, в помощи и уходе. Но сын, всегда ласковый, послушный, сказал, как отрезал: «Я обязательно пойду в армию, мама. Это дело чести, так что не унижай меня. Ты же знаешь, я буду писать каждый день и каждый день только о тебе и думать». И она смирилась.
В доме каждого можно угадать, что именно является для него самым главным и любимым. В этом доме, а точнее, в маленькой комнатке рабочего общежития, где жили мать и сын, главным всегда были книги. Халит зачитывался ими, особенно технической литературой. Комната была одновременно и мастерской – здесь он конструировал, собирал, разбирал невесть что целыми днями после уроков…
И вот пришла повестка. В ней несколько коротких фраз, как в приказе: «На основании Закона о всеобщей воинской обязанности вам следует явиться…»
Солдатские матери… Разнятся их судьбы, разнятся их годы, века, но сердца всегда стучат в унисон: «Только бы не было войны…»
А она была. В 90-е прошлого века Чечня в который раз за свою историю стала театром военных действий. Сценой, на которой развертывалась большая трагедия. И стала мать обивать пороги военкомата, просить: куда угодно, хоть к белым медведям отправьте сына служить, только подальше от Чечни. «Так и будет, – обещали офицеры, – так и должно быть, ведь он у вас единственный».
И мать поверила, успокоилась. В принципе, другого выхода у нее не было. Чтобы «отмазать» от армии, говорили сведущие в этом люди, нужны большие деньги. Откуда у нее такие деньги?
Халит попал служить в г. Волжск. Не вынесла разлуки с сыном Люба, поехала к нему на присягу. Он стоял, вытянув шею, и старался не смотреть в сторону ограды, где, он знал, стоит его мать. Потом все же не удержался, глянул, и лицо просияло такой улыбкой…
Прошел месяц, не выдержала, вновь поехала к сыну мать. И опять руки сумки оттягивают: соленья, варенья, хычины, деликатесы, фрукты – все для Халита и его сослуживцев. Отдельно подарки командирам. Лишь бы за сыном приглядывали. А командиры сами не знают, что ей подарить, как отблагодарить, потому как ее одаренного сына показывают всем проверкам и комиссиям с чувством гордого собственника, ибо никто в части так не разбирался в электронике, как Халит, никто не был способен шевелить мозгами, как он, и когда дело касалось техники.
Три дня, как один, пролетели…
Вернулась домой Люба, а через день звонок. Звонила знакомая женщина из Кисловодска. «Люба, я должна тебе сказать, что ехала на днях с твоим сыном в одном вагоне. По дороге он написал тебе письмо, я его только что опустила в почтовый ящик, так что жди, скоро получишь…» После некоторой заминки в голосе женщина добавила: «Не знаю, что тебе написал сын, но в поезде говорили, что ребят везут в Чечню, и даже конкретно, что в Ханкалу. Впрочем, дождись письма…»
Ждать? Кого? Чего? Люба ничего не поняла, кроме одного – сын в Чечне. В какой-то Ханкале. Голова пошла кругом. Сердце подступило к горлу. Люба бегом бросилась на переговорный пункт: звонить в часть. Телефонных номеров у нее было предостаточно: и служебные, и домашние номера офицеров части.
В части, где служил Халит, ей ответили: «Что за чушь собачья? Солдаты на учениях в 15 километрах от города».
Но разве можно обмануть материнское сердце? На второй день снова позвонила. Дежурный, надо полагать, уже другой, ничего не знавший о звонке накануне, ответил: «Да успокойтесь, мамаша, сейчас все узнаю. Как фамилия, говорите? Значит, так. Их роту отправили в Москву…»
Любу к вечеру забрали в больницу. Там она провалялась больше месяца, но больше предаваться отчаянию не могла и, преобразовав свою болезнь, свою слабость в жаркую молитву о спасении сына, выписавшись, пошла к родным занимать деньги на дорогу.
Отвезти в Грозный взялись также родственники – племянники, зятья… Ребята выжимали из машины все, что могли, но Любе казалось, что они не летели на бешеной скорости, а ехали на телеге. Может, виной тому было то, что машину останавливали на всех постах, проверяя вплоть до клочка бумаги. В такие минуты она, откинувшись назад, закрывала глаза. Ей все казалось на уровне галлюцинаций, что именно в этот момент, когда она бездействует, пуля пролетела и ударила в теплый висок сына…
Приехали в Грозный. Информации никакой. В аэропорту Ханкалы ответили: «Здесь такого нет. Езжайте в другой аэропорт. Северный». В Северном отправили обратно: «Ищите в Ханкале». «Футболили» три дня.
Все это время ночевали в одной чеченской семье. Сказано же, мать – это как пароль. Все матери – одной национальности. Семья Хасимиковых, которую ей порекомендовал довольно известный и уважаемый в Карачаево-Черкесии чеченец, художественный руководитель студенческого ансамбля «Шохлукъ» Солтан Хасимиков, приняла Любу как родную. Накормили чем могли, утешали всю ночь напролет, а наутро женщины этой семьи вместе с ней отправились на поиски сына.                                     
– Передвижение по городу небезопасно, мы вас будем повсюду сопровождать,- сказали они.
– «Передвижение по городу небезопасно» было сказано слабо, в городе рвались бомбы, горели дома, гибли люди. Это был кромешный ад, – по сей день вспоминает с дрожью Люба.
…И вновь Ханкала. Наконец–то смилостивились: «Есть такой, есть. Сейчас выйдет».
Час проходит. Два. Вот уже дело близится к вечеру. Не выдержала мать, стала пробираться тайком к казармам. Гравий зловеще поскрипывает под ее усталыми ногами, над головой, в которую ударило привычно высокое давление, противно гудят подслеповатые фонари дневного освещения, и вдруг из дверей  выходит солдатик, лица не видать – все в мазуте, пытаясь привести в порядок видавшую виды форму.
– Спрошу у него, может, знаком он с моим сыном,- с этими словами Люба направилась в его сторону и вдруг остановилась, как вкопанная. Это состояние ей было знакомо из кошмарных снов, когда надо бежать, кричать, а ноги делаются ватными и подламываются. Это был Халит…
Все, что Люба  привезла с собой, солдатики смели подчистую. И остались… голодны. Со многими она познакомилась в тот день, благо ее пропустили в казарму. Поразилась – все  как на подбор – из трудовых семей, дети  работяг. Ни одного «белого воротничка»…
Люба стала просить дать сыну отпуск, кстати, начальству она представилась тетей Халита .
– Мать у него лежит в больнице,- неумело врала майору.
– В отпуск только по телеграмме о смерти матери или отца…, – отвечали ей.
– Но как же…
– Это приказ. А приказ не обсуждается, – с этими словами майор в последний день  пребывания в Грозном указал ей на дверь.                                                                        
Люба шла и не видела дороги. Слезы застилали глаза. И вдруг ворота распахнулись, и въехала целая кавалькада машин. Образец спецназовцев – двухметровые парни, в тельняшках под гимнастерками, подскочили к одной из них и распахнули дверцу. Это был генерал армии Колесников. Она бросилась к нему, к ней бросилась охрана…
Выслушав бессвязный, сбивчивый рассказ матери, генерал бросил небрежно: «Оформляйте отпуск солдату…»
Люба приехала с сыном домой и два дня приходила в себя.  А потом написала письмо в военную прокуратуру. Знала, что существует в природе приказ, согласно которому солдат, не отслуживших шести месяцев, в район боевых действий не направляют. И еще вычитала в газете «Северный Кавказ» другой приказ, смысл которого был таков: новобранцев с Северного Кавказа в Чечню не направлять.
Не знаю, насколько убедительным было письмо-заявление матери, знаю другое – военная прокуратура г. Волжска возбудила уголовное дело против руководства части, в которой служил первоначально Халит. А затем не только Халит, но и  все его сослуживцы из той самой части, оставшиеся в живых, были отозваны в Волжск …
Отслужив, Халит вернулся домой. Теперь другая мечта томит мать, чтоб сын обзавелся семьей. Большой, дружной.
Никто не знает секрета избирательности, по которому люди притягиваются друг к другу. Вот и Халит и Зурида, совершенно чужие в свое время, стали самыми родными друг другу. До рождения первенца – дочурки Фатимы – Зурида работала медсестрой в поселке Правокубанском. Ну а потом работу пришлось оставить надолго, если не сказать, навсегда, потому что ежедневного ежечасного внимания стали требовать Амин и Амир. На помощь молодым опять пришла мать…
В народе говорят: первый ребенок – последняя кукла, а первый внук и есть первый ребенок. Кукол в детстве у Любы было предостаточно, вот только времени с ними играться не было. Она выросла в большой многодетной семье, где росли  восемь дочерей и один сын. Родители Нурсият и Мурадин – глубоко уважаемые люди, труженики, каких поискать. На таких, как они, держался в 60 – 80-е  прошлого века совхоз «Кумышский».
–  Дети умели и делали любую работу – сеяли, косили, ворошили сенные валки, копнили. На кошу, – рассказывали люди, близко знающие эту семью, стерильная, как в операционной, чистота.
 – Мой отец Мурадин, – рассказывает Люба, –  вносил в любую напряженную атмосферу легкость и разрядку. Как только узнавал, что у кого-то много работы, тут же собирал маммат (помощь соседей), чтобы помочь нуждающемуся всем миром. К нам с раннего детства мать и отец относились как к абсолютно равноценным личностям.  А мы и росли такими, несмотря на малолетство. Сестра Байду была наездницей хоть куда, Болду могла обойти при косьбе любого сверстника – парня в горах, Аминат не было равных в приготовлении сыра, Халимат и Мариям могли за считаные секунды разделить на равные доли освежеванного барана и приготовить из его внутренностей сохту, джерме… Так что не до кукол было. Бесценной куклой, по большому счету, стал Халит, а настоящими детьми  – внуки…
– Внуков не доверяю никому, – говорит Люба, – и, несмотря на то что  сын купил мне квартиру, я больше живу с ними – у меня чудесная невестка, в которой  воплотились все горские ценности. Она – идеальная невестка, чудная дочь, верная жена, прекрасная мама, у которой растут уверенные, способные, целеустремленные дети…
– Они все в бабушку, – говорит Зурида, и я ей верю, потому что не могут быть другими внуки у женщины, которая вывезла и сохранила жизнь целой роте солдат оттуда, где приказы не обсуждаются. Которая – Люба, кстати, настоящий интеллектуал, могущий спокойно процитировать философа Спинозу и писателя Быкова (сказывается сорокалетний стаж работы киоскером) – приказным порядком ни при какой погоде не позволяет в доме сына поселиться бездарным сериалам, дешевой музыке типа «Ногу свело» или «Руку оторвало», а делает все для того, чтобы дети смогли реализовать все то, что им дала природа, в результате чего внучка Фатима проявляет тонкий музыкальный и литературный вкус, а внуки Амин и Амир занимаются каратэ – Амин, кстати, уже обладатель коричневого пояса, чтобы  сын  Халит продолжал свою успешную работу в АО «Ростелеком» инженером электросвязи второй категории. И которая каждый день благодарит…
 – Благодарю Всевышнего за то, что у меня отличная семья – сын, внуки, невестка, с которыми мне всегда хорошо, тепло и надежно. Разве это не есть самое настоящее материнское  счастье?

НА СНИМКЕ: Халит с детьми; Амин, обладатель коричневого пояса, и его тренеры.
Фото из семейного архива.