Сегодня нашей газете – ровно 99 лет. И через год мы будем отмечать ее столетний юбилей! Столетие – дата, что и говорить, редкая. В нашем быстро меняющемся мире она встречается нечасто. По пальцам одной руки можно перечислить людей, переживших эту дату, события, чья значимость не меркнет целый век, и артефакты истории и культуры, отмечающие столетие. Наша газета, однако, один из таких артефактов. А значит, самое время возвратиться к истокам, всмотреться в прошлое, заново оценить его. Этой публикацией наш корреспондент Ольга МИХАЙЛОВА начинает серию материалов, посвящённых нашей газете – подлинному летописцу истории региона.
От старых подшивок в хранилище пахнет пылью, но все меняется, стоит только вчитаться в эти строки. Газета – это не памятник эпохе СССР, не надгробный камень и не эпитафия, а, скорее, портал в потустороннее. На её хрупких от ветхости листах всё ещё скачет Будённый, в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге расстреливают царя, в Москве хоронят Ленина, потом с пожелтевших страниц зловеще поднимаются Сталин, Берия, Ежов, Ягода, Вышинский…

Сегодня нашей газете – ровно 99 лет. И через год мы будем отмечать ее столетний юбилей! Столетие – дата, что и говорить, редкая. В нашем быстро меняющемся мире она встречается нечасто. По пальцам одной руки можно перечислить людей, переживших эту дату, события, чья значимость не меркнет целый век, и артефакты истории и культуры, отмечающие столетие. Наша газета, однако, один из таких артефактов. А значит, самое время возвратиться к истокам, всмотреться в прошлое, заново оценить его. Этой публикацией наш корреспондент Ольга МИХАЙЛОВА начинает серию материалов, посвящённых нашей газете – подлинному летописцу истории региона.
От старых подшивок в хранилище пахнет пылью, но все меняется, стоит только вчитаться в эти строки. Газета – это не памятник эпохе СССР, не надгробный камень и не эпитафия, а, скорее, портал в потустороннее. На её хрупких от ветхости листах всё ещё скачет Будённый, в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге расстреливают царя, в Москве хоронят Ленина, потом с пожелтевших страниц зловеще поднимаются Сталин, Берия, Ежов, Ягода, Вышинский… Снова оживают и смотрят на нас с фотографий Молотов, Орджоникидзе, Куйбышев, Калинин, Киров, Бухарин, Рыков, Пятаков, Троцкий, герои-лётчики и шахтёры-стахановцы, колхозники-ударники и лучшие красноармейцы. Погружение в былое практически полное. Первая пятилетка, промфинплан, коллективизация, индустриализация, процессы над «вредителями» 1930-31 и «врагами народа» 1937-38 годов. Испания и Дальний Восток, челюскинцы и германский фашизм… Пропаганда?! Конечно, но есть и другое. Рассказы о жизни людей, репортажи с фронтов Великой Отечественной, статьи о путешествиях и приключениях, бытовые подробности. Все это вместе взятое и есть дух времени.

«Как вы лодку назовёте…»
Итак, развернём пока подшивки. Наша газета за столетие своей работы сменила десять названий. С 4 июля 1918 года она называлась «Известия Советов народных депутатов Отрадного отдела». Впрочем, выходила недолго. В 1920 году один номер вышел под названием «Красные горы Кубани», но потом, в том же году, полтора месяца газета называлась просто «Красные горы», однако с 6 июня 1920 года до 8 сентября издание стало именоваться «Баталпашинская правда». В конце года газета снова называлась «Красные горы». Новые перемены последовали в 1922 году. С 15 марта и почти до конца февраля 1923 года газета имела заголовок «Горская беднота». Непонятно, почему, но год спустя, в марте 1924 года, печатный орган снова переименовали, теперь – в «Горскую жизнь». В марте 1924 года вышел в свет «специальный номер для беспартийных конференций» – газета «Горская жизнь» с параллельным текстом на русском и карачаевском языках. Следующий номер печатного издания появился в КЧАО только пять месяцев спустя – в последний летний день 1924 года. О том, какое заглавие носил наш печатный орган с 1926 по 1931 год, данных, увы, нет, но с 1931 года жители Баталпашинска получали газету под названием «Красная Черкеcсия». Эту же газету получали и жители Сулимова с 1934 года, и горожане Ежово-Черкесска с 1937 по 39 годы, и граждане Черкесска. С января 1953 года «Черкесия» утратила красноту и стала «Советской», и радовала она читателей новостями до тех пор, пока не была в 1957 году переименована в «Ленинское знамя». Название продержалось 34 года, но в конце 1991 года по понятным причинам газета снова сменила название. Теперь, уже 26 лет, главный печатный орган Карачаево-Черкесии называется «Днём республики».
Сменялись имена, колебалась линия партии, вслед за революцией начались индустриализация и коллективизация, затем – война, восстановление народного хозяйства. И всегда – в радостные и в трудные дни – газета была со своими читателями.

«Они были первыми…»
Итак, давайте же пройдёмся по страницам подшивок самых первых лет. Вы думаете, скучно? Какое там, наткнёшься глазами на какой-нибудь заголовок и не можешь оторваться. Колдовство, точнее – околдованность духом времени…
Но сначала – немного о том времени.
С 1918 по 1920 год положение большевиков было шатким. Власть менялась часто. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, и большевикам жизненно необходимо было донести свои идеи до людей, а основным источником новостей были печатные издания. Именно это было главной целью газеты «Известия Советов народных депутатов Отрадного отдела», издававшейся в станице Баталпашинской с 4 июля 1918 года.
Первый из сохранившихся у нас номеров – за четверг, 25 июля 1918 года. Давайте же его откроем. Первая полоса – информационная. Рядом с призывом председателя редакционной коллегии П. Ляхова (видимо, его и можно считать «отцом-основателем» нашей газеты) подписываться на прессу размещена информация о 3-м бессословном съезде Отрадного отдела и объявление об учреждении при Революционном трибунале коллегии «правозаступников». Тут же мы узнаем, что газета выходила два раза в неделю, цена отдельного номера составляла 30 копеек, а месячная подписка – 2 рубля. Для продажи газет редакция приглашала мальчиков и девочек, которых просила обращаться в помещение некоего Кочка.
Вторая полоса открывалась пафосным обращением Агитационно-вербовочного отдела при военном комиссариате Отрадного отдела, набранным более крупным шрифтом, чем остальные материалы. Из обращения следует, что русско-германские империалисты, вторгнувшись в пределы Кубано-Черноморской республики, «вводят в заблуждение тёмный народ», устраивают заговоры и готовят восстание. Автор обращения призывал защитить «родную Кубань» и «права человечества». Обращение заканчивается призывом: «Лучше смерть, чем позорное рабство! Так вперёд же товарищи, все как один за ружье и пойдём к нашим страждующим братьям. Все в ряды народной социалистической армии! Железными народными полками вперёд за будущее царство социализма!» (орфография и пунктуация сохранены).
Отчаянные интонации обращения вполне соответствовали отчаянному положению советской республики, оказавшейся в тот период в плотном кольце антибольшевистских сил. Германские войска подошли непосредственно к границам Кубанской советской республики. 23 июня начался второй поход Добровольческой армии на Кубань. Людских и материальных ресурсов большевикам катастрофически не хватало. Многим тогда казалось, что большевистский проект висит на волоске…

«Это есть наш последний и решительный бой…»
В опубликованных радиограммах о военных действиях отразились сполохи разгоравшейся Гражданской войны. «В Ярославе к 24 часам 19 Июля наша артиллерия вела обстрел города. Левобережные части очистили район от контрреволюционных банд. По дополнительным сведениям противник окружён стальным кольцом наших войск. Пытался вступить в переговоры в рядах наших войск сильный подъём духа». Газетная публикация полностью сохранила стилистику и орфографию поступившей в редакцию радиограммы. Речь здесь идёт о крупном Ярославском восстании, организованном Союзом защиты Родины и Свободы Бориса Савинкова. Целями восставших были ликвидация большевистской диктатуры, восстановление политических и экономических свобод, созыв Учредительного собрания, разрыв Брестского мира и открытие нового Восточного фронта против Германии и большевиков. Во время подавления восстания было уничтожено до 80% всех строений, бушевали пожары, сгорело 20 фабрик и заводов, 4 войлочных, лесопильный, свинцово-белильный, механический заводы, разрушены 2147 домов. Сгорели Демидовский юридический лицей с его знаменитой библиотекой, часть торговых рядов, десятки храмов и церквей, 67 зданий правительственного, медицинского, культурного назначения.

«…И сотвори им вечную память…»
Под рубрикой «Разные известия» напечатано небольшое сообщение о Романовых. Пытаясь опровергнуть роившиеся вокруг царской семьи слухи, газета сообщала, что «в Швецию послана телеграмма с указанием, что Екатеринбургские власти отрицают факт убийства». Увы, это была ложь. В обстановке стремительного наступления Чехословацкого корпуса и Сибирской армии адмирала Колчака, приближавшихся к Екатеринбургу, было принято решение уничтожить царскую семью. В 1 час 30 минут ночи с 16 на 17 июля в доме Ипатьева Николай Второй, члены его семьи, а также лейб-медик Евгений Боткин, повар Иван Харитонов, камердинер Алексей Трупп и горничная Анна Демидова были расстреляны. Таким образом, на момент выхода газеты трупы Николая II, его семьи и cвиты уже 9 дней лежали на дне колодца. Официальная информация о расстреле была опубликована в центральных газетах «Известия» и «Правда» 19 июля. Почему информация не дошла до Баталпашинска? Непонятно…

«Смотрел на вещи глазом беспристрастия…»
Мы часто мыслим стереотипами. И судим о людях и эпохах по штампам, усвоенным с детства. Революция и Гражданская война мало у кого ассоциируются с торжеством прав человека. Между тем идеи гуманизма не были пустым словом для тех, кто с маузером в руках защищал коммунистические идеалы. Пример тому – обращение председателя следственной комиссии Проскурина, опубликованное на страницах газеты под названием «По пути к народному суду». Из материала следует, что на группу «лиц контрреволюции» из Ивановки, Богословки, Ольгинки, Казминки, Рождественки и Невинномысска, допрошенных следственной комиссией и направлявшихся под конвоем в Баталпашинский трибунал, было совершено нападение отрядом Невинномысского полка для совершения самосуда. И конвой, и арестантов с трудом удалось спасти от расправы. Проскурин подчеркивал, что «комиссия решительно и определенно высказывалась о том, чтобы было меньше и меньше безвинной крови и если таковая в революционном судопроизводстве является необходимой где либо, то существующая власть должна проводить смертные приговоры по всем строгостям закона изданного Центр.властью, но ничуть не предоставлять право разбираться в этом разорённой группе озлобленных людей, чтобы в своём справедливом суде… представители [власти] показали людям, состоящим против советской власти, что они – члены суда народного – есть защитники прав и положения человечества, защитники советской власти её распоряжений, направленных всецело на раскрепощение и благоустройство угнетённых царизмом народов». Любопытно, что один из сопровождавших арестантов, комиссар Ветров, «любимец фронтовиков и населения», от нервного потрясения «свалился в постель». Обращение завершается трогательным замечанием Проскурина: «я со слезами на глазах подумал, что произвол недалёких, грубых и бессознательных лиц беспощадно гонят в могилу редких идейных работников революционного времени, а сами благодушествуют». Вот такая вот революционная лирика.

«Нелепые слухи»
Дальше идёт еще одна публикация – «Новая провокация». Заметка, хоть и описывает сплетни и слухи, достаточно хорошо иллюстрирует настроения в глубинке.
Автор заметки Петр Чепурный сообщает, что «в последнее время в селениях: Братковском, Гусаровском, Опочиновском стали усиленно носиться нелепые слухи, что коммунистические партии уничтожены и что съездом Северо-Кавказской республики уже отвергнуто все, что в программе большевиков, то есть образование крестьян, соединение их в союзы, коммуны, общины товарищества». Ссылаясь на закон о социализации земли и «приказ за № 5 от области», Чепурный обращает внимание читателя, что частновладельческая земля распределяется уравнительно по едокам и никаких прибавок коммунам законом не предусмотрено. Заметка заканчивается грозным призывом: «Бойтесь, провокаторы, народного гнева, распуская нелепые слухи. Прочь, негодяи, с крестьянской среды, Вам уже нет там больше места».

«Музы не молчали»
Этот выпуск газеты не только прозаичен. Четвертая полоса предлагает читателю вирши, сиречь стихи, фронтовика Р. Ф. Натрусного:

Далее автор сетует, что «панам живетьця в свити добре, у йх и грошики, все е… Худоби кажний богато мае, а нам чогож вин ни дае?» Тут надо уточнить, что худоба – это не стройность, а по-украински «домашний скот». И вот автор предлагает панам: «Давайте лишень земли Ваши ми в свои руки заберем, и маетнисть усюю вашу поривну всим пораздаем». Ну, естественно, «Панам ця щтука ни под нраву, до гурту вси вони пишлы. И на рабитников повстали, шоб маетнисть свою спасти. У всих им гроши помогають, а нас и тут, и там кусають, а все таки терпим добряче: за що взялись, того шукаем».
Немного не в склад, но не Пушкин же и писал.

«Пыль веков от хартий отряхнув…»
Что же, эти первые годы, с их самосудами и мечтами, «щоб всим жилося як панам», конечно, утопичны и наивны. Впереди страну ждали страшные испытания. Неокрепший голос социалистической прессы звучал хоть и коряво, но искренне, увлекая людей мечтами о новой жизни.