Отличник народного просвещения, заслуженный учитель КЧР, бывшая заведующая кабинетом русского языка и литературы Карачаево-Черкесского республиканского института повышения квалификации работников образования Нина Дмитриевна Григорова перешла в категорию долгожителей – в нынешнем году ей исполнилось девяносто пять лет. «Нельзя доверять женщине, которая не скрывает возраст», – сказал Оскар Уайльд. Но и великие тоже ошибаются. Нина Дмитриевна, например, не держит его в тайне, однако с ранней молодости и по сей день пользуется заслуженным уважением коллег и друзей.

Общаясь с нею, невозможно не поддаться ее очарованию, сотканному из хрупкости, женственности, стойкости и верности избранной профессии.

Она – живая история педагогики республики…

Родилась Нина Дмитриевна в 1923 году в городе Сулимове (так назывался в то время Черкесск), в семье ветеринара, первопроходца, налаживавшего на заре Советской власти ветеринарную службу в сельской местности. Поэтому в первый класс она пошла в Хабезскую начальную школу, обучение в которой велось на черкесском языке. 

Отличник народного просвещения, заслуженный учитель КЧР, бывшая заведующая кабинетом русского языка и литературы Карачаево-Черкесского республиканского института повышения квалификации работников образования Нина Дмитриевна Григорова перешла в категорию долгожителей – в нынешнем году ей исполнилось девяносто пять лет. «Нельзя доверять женщине, которая не скрывает возраст», – сказал Оскар Уайльд. Но и великие тоже ошибаются. Нина Дмитриевна, например, не держит его в тайне, однако с ранней молодости и по сей день пользуется заслуженным уважением коллег и друзей.

Общаясь с нею, невозможно не поддаться ее очарованию, сотканному из хрупкости, женственности, стойкости и верности избранной профессии.

Она – живая история педагогики республики…

Родилась Нина Дмитриевна в 1923 году в городе Сулимове (так назывался в то время Черкесск), в семье ветеринара, первопроходца, налаживавшего на заре Советской власти ветеринарную службу в сельской местности. Поэтому в первый класс она пошла в Хабезскую начальную школу, обучение в которой велось на черкесском языке. Родителей это не смутило, наоборот, они считали, что дочке здорово повезло, ведь, выучив черкесский язык, она сможет свободно общаться с местным населением. Учеба давалась легко. 

Русский язык дополнительно штудировала дома с мамой. Десятый класс окончила в родном городе, переименованном в Ежово-Черкесск, в средней школе № 12 (ныне СОШ № 3). Выпускной бал, намеченный на 22 июня 1941 года, совпал с началом Великой Отечественной войны. Гамма человеческих чувств – ненависть к врагу, растерянность одних, твердое желание идти на защиту Родины других, слезы матерей смешались в памяти Нины Дмитриевны в виде страшной драмы, говорить о которой тяжело: коричневая чума, нависшая над страной, перечеркнула радость вступления во взрослую жизнь. 

Взрослая жизнь началась с непосильного труда. Страна трудилась во имя фронта. Полугодовая оккупация унесла жизни 9000 жителей Карачая и Черкесии. Тогда эта цифра была неизвестна, хотя не было семьи, не оплакивавшей родственников или знакомых. После освобождения город стал интенсивно восстанавливаться…. Начали открываться учебные заведения, в том числе Черкесский учительский институт. Блестяще справившись со вступительными экзаменами, Нина окончила этот вуз в 1945 году.

Профессиональное становление прошло в Эльбурганской средней школе, где она проработала шесть лет, совмещая должности учителя русского языка и литературы и завуча. Контингент учащихся той поры был особенно ранимым, многие росли без отцов, погибших на войне, приходилось на ходу разрабатывать адаптированные к их психике методики, отвлекающие детей от горя. Расширив таким образом возможности педагогического воздействия, она обрела безупречную репутацию лучшего учителя района и самого умелого воспитателя интернациональных чувств. 

Народный поэт КЧР Микаэль Чикатуев в интервью авторской программе «Без подтекста» на «Радио КЧР» признался, что, если бы не уроки Нины Дмитриевны, которые он назвал театром одного актера, вряд ли он стал бы поэтом. «Она научила меня лелеять эмоции, – признался Чикатуев. – Когда я впервые влюбился в девушку, то неожиданно понял, что романтизм и бережность моего отношения к ней были «родом» из преподавательского таланта Нины Дмитриевны. – И предварил свое первое стихотворение словами: «Нине Дмитриевне Григоровой, любимой учительнице русского языка и литературы»:

«По-абазински 

нет слова 

«влюбляться»,

«Поймал я любовь», – 

говорят абазины.

И я представлял: 

там, где скалы искрятся, 

Наездник, широкую 

бурку раскинув, 

Летит на коне

И петлею аркана 

Любовь эту самую 

ловит нежданно.

Так думалось в детстве,

Но должен сознаться, 

Я взгляд изменил,

когда минуло двадцать.

Звездой 

предрассветной

взошла надо мною

И в сердце раскрылась

цветком ароматным

Любовь. И я сам теперь пойман

любовью, 

И как ее ловят, 

мне стало понятным».

Оказалось, Нина Дмитриевна бережно хранила это стихотворение.

Знания ее, по оценкам инспекторов, были глубокими, но Григоровой хотелось большего. Параллельное обучение на заочном отделении Пятигорского педагогического института (ныне Пятигорский государственный университет) работе не мешало. Наоборот, к ней часто обращались с просьбами дать открытый урок. В скором времени, в 1951 году, успешная работа молодой учительницы стала «трамплином» к должности заведующей кабинетом русского языка и литературы Института усовершенствования учителей – так назывался РИПКРО.

Те годы вспоминаются Нине Дмитриевне чуть ли не по минутам. Симпозиумы по актуальным проблемам, педагогические чтения, диспуты, семинары – все свидетельствовало о веянии новаторских идей. Школы области переходили на новые программы обучения. Корректировка методики преподавания русского языка и литературы захватывала неизведанностью. Началось тесное сотрудничество с учеными-филологами из соседних регионов и Научно-исследовательского института национальных школ РСФСР, переименованного позднее в Институт национальных проблем образования. 

Совместная деятельность дала Нине Дмитриевне небывалый творческий импульс. Она стала соавтором программ по русскому языку для национальных школ Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии, учебника русского языка для первого класса черкесских школ, учебников для третьих и четвертых классов национальных школ народов абхазо-адыгской группы, учебника русского языка для третьего класса школ Северного Кавказа с русским языком обучения, сборника диктантов и изложений по русскому языку для национальных школ народов абхазо-адыгской группы. Хотя список подготовленных с помощью Нины Дмитриевны учебников и методических пособий значительно шире приведенного, он отражает приоритеты ее деятельности. 

Нет в КЧР ни одного учителя-словесника, не знающего о Нине Дмитриевне. Такая популярность связана с огромным вкладом, который она внесла за полвека в обучение и повышение профмастерства учителей русского языка и литературы. Отчасти поэтому, отчасти из-за исключительной порядочности педагоги считали ее гарантом объективности оценок аттестационной комиссии. Ее курсы отличались «изюминками» – то приглашались видные ученые, то неожиданно внедрялись столичные эксперименты или организовывались экскурсии в музей-заповедник «Ясная поляна», по лермонтовским местам и т. д. «Материал в ее подаче заряжал нас творчеством,- поделилась пенсионерка, бывший педагог Анна Сергеевна Шепитько, – в такие моменты мы чувствовали себя Архимедами, которым дали точку опоры, чтобы перевернуть Землю».

Я передала эти слова Нине Дмитриевне. Улыбнувшись, она молча указала на свой небольшой архив с наградами – поощрениями за заслуги в области педагогики. Читаю одно из них: «Ректорат Академии ПК и ПРО Минобразования России выражает глубокую благодарность Григоровой Нине Дмитриевне… за отработанную четкую систему методической поддержки учителей-словесников республики и в связи с 60-летием института. 2003 год. Ректор Э. М. Никитина д.п.н., профессор». О том же письменный отзыв заслуженного учителя России Елизаветы Махмудовны Капаевой. Цитирую: «Считаю жизнь Нины Дмитриевны женским подвигом. Элегантная, ухоженная, она была эталоном женственности. Мы учились этому у нее. Природа щедро одарила ее жизненным и творческим долголетием за доброту, человечность, за тихую скромность.

Григорову помнят, любят и уважают тысячи ее учеников, все учительство республики, потому что она по сей день остается учителем, мудрым советчиком, строгим наставником, добрым другом. Рядом с ней было стыдно бездельничать и грешить необязательностью».

Открыв футляр значка «Отличник народного образования», Григорова прокомментировала: «Получила первой в области». И добавила, протянув почетный знак «За активную работу в педагогическом обществе РСФСР»: «На днях почувствовала себя плохо и подумала: мое молодое поколение не разберется в архиве, дай-ка я все сложу в одно место». 

Затем наступил черед фотографий. Судя по ним, в молодости она была обаятельной. Каюсь, разглядывая их, я любовалась и сегодняшней Ниной Дмитриевной. В бриджах, футболке, она сидела, изящно закинув ногу на ногу, – нежная, привлекательная, с ухоженными руками и красивой прической.

«Наверное, немало мужских сердец сохли по ней», – подумала я, не удержавшись от бестактного любопытства по поводу ее одиночества. Заметив мое замешательство, Нина Дмитриевна успокоила: «Не смущайтесь, это жизнь. Просто ухаживаниям я предпочитала работу. Судьба подарила мне мужа Аркадия Семеновича, мастера – золотые руки. Хорошим был человеком. Подарила, да, видно, посчитала это слишком большой роскошью для меня. Восемнадцать лет отвела всего на семейную жизнь, умер он скоропостижно, после сложной операции – резекции желудка. Детей не нажили. Я осталась верной его памяти на всю жизнь. Моей семьей и местом досуга стал институт, было еще хобби – путешествовать по стране и миру раз в год, в отпуск, обязательно.

За работой скучать было некогда. Лавировать не умела, прятаться за чужие спины – тоже».

– «Не правдоруб, но всегда решала поставленные задачи, добивалась, чего хотела», – удивлялась бывшая директор института Раиса Васильевна Рычкова, – заметила я.

– Воевать было не с кем, – подтвердила Нина Дмитриевна. – Никто ни разу не пытался унизить мое достоинство.

– Неужели не было врагов? – не поверила я.

– Нет, не было, никогда, – ответила она категорично.

Увлекшись воспоминаниями, мы нашли множество точек соприкосновения и общих интересов не только в педагогике, но и в культуре…

Говорят, чем гуманнее человек, тем больше хороших черт замечает он в других людях. Нина Дмитриевна пересчитала поименно директоров института, с которыми ей довелось работать,- десять человек. Для каждого нашлись добрые слова. Вообще, доброжелательность, на мой взгляд, ее основная черта. Открытость характера, способность отдавать другим лучшую частичку себя чувствовалась и в рассказах о родственниках, подругах и коллегах.

«Оселок», на котором «оттачивается» мудрость старшего поколения, – отношение к молодежи. Нина Дмитриевна против огульного ее осуждения: «Раньше тоже было полно недостатков, просто сор из избы не выметали – вот, в чем заключалась технология советской семейной жизни». Юноши и девушки, в ее восприятии, самостоятельны и креативны, волонтеры – участливы. «Это очень хорошо, – отметила она. – К тому же очередной «Машук» продемонстрировал их высокую способность создавать новшества в повседневной жизни. С такой порослью государство не пропадет».

У поэта Владимира Ежова есть шуточные «возрастные» куплеты. Я хотела озвучить Нине Дмитриевне тот, который был в тему, но постеснялась. Привожу его сейчас по необходимости, так как он послужил поводом для моего следующего вопроса:

«Хорошо быть 

женщиной в 90 лет, 

Ничего не хочется, 

сил уж дамских нет.

И смеюсь тихонечко… 

Да уж, почудила.

Жизнью я довольная! 

Я всю жизнь любила!»

«Девальвировалась ли в вашем сердце любовь?» – спросила я Нину Дмитриевну. «Нет,- ответила она и, подумав, добавила. – Моя душа не постарела. Она сопротивляется тому, что дверь жизни, не успев открыться, захлопывается. К прошлому пути нет, будущее само придет. Без окраса любви жизнь превратилась бы в тягостное существование. У меня было много счастья, оно было всегда со мной и называлось скромно – работа.

Любовь со временем трансформируется – срабатывает принцип заместительной терапии. Я люблю молодежь, люблю пение птиц, безоблачное небо. Спускаться во двор с пятого этажа уже не могу – недостает сил, поэтому люблю любоваться из окна играющими детьми, а по телевизору – наблюдать за развитием цивилизации. По-прежнему люблю художественную литературу и общение. Люблю гостей, всегда рада им. В моем возрасте это – приятная отдушина. Сейчас никто не ждет от меня какой-нибудь услуги, так что те, кто приходит ко мне, – мои настоящие искренние друзья. Я общительная. Есть подруга в моем доме – Таня Русакова. Пятьдесят пять лет дружила с семьей Дахуновых, на одной площадке жили, Мухарбий заменял брата, его жена Мадина – сестру, тоскую по ним. Его уже нет пять лет, ее десять…». 

По мнению Нины Дмитриевны, ее возраст имеет свои преимущества – не позволяет расслабляться и тратить время на бесконечное, так называемое старческое ворчание. Каждый день предстает подарком, данным свыше. «Приятельница принесла мне однажды молитву старцев Оптинской пустыни, – рассказала она. – Прочитав ее, поняла: ТАМ, НАВЕРХУ, кто-то неведомый руководит нашей жизнью. Я – атеистка, но когда припечет боль, хоть криком кричи – согласна умереть, обращаюсь к Богу с молитвой. О Господи, прошу я, помоги мне. И он помогает, не отворачивается, несмотря на мои сомнения. Когда мучение рассеивается, заступает на свое коронное место желание жить… В Турции посещала мечеть. Из Иерусалима привезла крестик, надела на себя, но долго носить на шее не смогла, мешает спать. Уважаю людей, которые, поверив в Бога, проповедуют благотворительность». 

С чем не может смириться? С потерей друзей и близких: с каждым из них умирает частичка ее души. О чем сожалеет? Что не усыновила ребенка. И вздохнула: «Ошибку эту не исправить, молодость не вернуть. Дети – самое дорогое, чего у меня нет, переживаю об этом до боли в сердце». Чему радуется сейчас? Тому, что жива и нужна своим близким и друзьям. Как приятно было обнять их в свой юбилей! Огорчает, правда, что родственники живут за пределами республики. Приглашают переехать к ним. Но она не может предать прах своих предков, родителей и супруга. Есть и другая, на взгляд Нины Дмитриевны, очень веская причина: родина – Карачаево-Черкесия вошла в ее плоть и кровь.

Мы беседовали почти до полуночи, но расставаться не хотелось. Рядом с Ниной Дмитриевной было тепло и уютно, как с мамой. Я поняла ее душу, поняла, что ей не всегда бывает сладко. И депрессия часто одолевает, и тоска съедает, и бывает обидно, что перестала выходить из дому… Как же умудряется она оставаться в позитиве? Ответ оказался коротким: «Я люблю жизнь».