Клавдия Брагина родилась в 1923 году на Урале, в селе Лихачи Курганской области.
– У нас была большая семья, – вспоминает Клавдия Яковлевна, – три сестры, брат, родители. Папа, скажем прямо, был человек очень жестких правил. Достаточно сказать, что, когда сестра Нина в первые же дни войны отправилась на фронт, я, на тот момент работавшая в поле в тракторной бригаде, тут же бросила пахоту и пошла в военкомат. И отец, который был председателем сельсовета и никому из родных никогда не делал ни единой поблажки, только и сказал: «Это все равно что дезертировать с поля боя, зная, как не хватает  рабочих рук в селе…»
Клавдия уйдет, но будет все время озираться, оглядываться, ища глазами отца, который не подумал ее остановить…
– Расставание с родиной было нелегким, – вспоминает Клавдия Яковлевна, – но когда, вернувшись с учений спустя два месяца в роту, я увидела отца в Златоусте, у меня чуть не остановилось сердце. Я впервые увидела, как плачет мой сильный, мужественный отец…

Клавдия Брагина родилась в 1923 году на Урале, в селе Лихачи Курганской области.
– У нас была большая семья, – вспоминает Клавдия Яковлевна, – три сестры, брат, родители. Папа, скажем прямо, был человек очень жестких правил. Достаточно сказать, что, когда сестра Нина в первые же дни войны отправилась на фронт, я, на тот момент работавшая в поле в тракторной бригаде, тут же бросила пахоту и пошла в военкомат. И отец, который был председателем сельсовета и никому из родных никогда не делал ни единой поблажки, только и сказал: «Это все равно что дезертировать с поля боя, зная, как не хватает  рабочих рук в селе…»
Клавдия уйдет, но будет все время озираться, оглядываться, ища глазами отца, который не подумал ее остановить…
– Расставание с родиной было нелегким, – вспоминает Клавдия Яковлевна, – но когда, вернувшись с учений спустя два месяца в роту, я увидела отца в Златоусте, у меня чуть не остановилось сердце. Я впервые увидела, как плачет мой сильный, мужественный отец… Обняв меня, он сказал: «Девочка моя, ты у нас отчаянная, как и все в роду Брагиных, но побереги себя хоть чуть-чуть… Дай обнять нам тебя после того, как будет разгромлен фашист…»
По прибытии на фронт Брагина была сразу же зачислена в 173-й отдельный зенитный дивизион прибористом-наводчиком.
Когда я позвонила в дверь квартиры, где живет моя героиня, ее дочь Татьяна, несколько смутившись, сказала: «Мама чуточку подустала, с утра были школьники, волонтеры, и у нее очень сильно поднялось давление. Сто восемьдесят на…», но тут раздался четкий, сильный голос: «Если ко мне, доченька, пусть пройдут». На веранде, придуманной и построенной специально для нее в духе чеховских времен любимым зятем Николаем, сидела женщина, осанке которой позавидовала бы любая модель…
– Конечно же, первые дни в учебке были однообразные, как две капли воды похожие один на другой, а потом, когда наяву увидела вражеские самолеты, пробирающиеся по ночам к нашим позициям, поняла – это мое. Я в темноте и по сей день, как сова, которая хорошо видит и днем, и ночью, такое острое ночное зрение, а слух… Хотите верьте, хотите – нет, я могла навскидку, вслушавшись в эфир, определить, какой вражеский самолет в воздухе.
Забегая вперед, скажу: каждый раз, когда Клавдию Яковлевну навещают внуки и правнуки, ныне проживающие в Краснодаре, Питере, Первопрестольной и так далее, от их расспросов типа, чем отличается мессершмитт от хейнкеля, а юнкерс  от  фокке-вульфа, бабушка отделывается весьма неординарно: «Это был тот момент, когда, как говорил незабвенный Маяковский: «Я волком бы выгрыз…». Мне не было дела до марки самолета, мне нужно было сделать все для того, чтобы он был уничтожен в воздухе». И действительно, после каждой информации, переданной прибористом Брагиной, которую прозвали в дивизионе «глазами и ушами» подразделения, артиллерийский комплекс, состоявший из пушек, прибора управления артиллерийским огнем и станции орудийной наводки, без труда мог справиться с любым самолетом, появившимся в поле зрения…
В разговор вступает зять Клавдии Яковлевны Николай Емельянов: «Наша бабушка – удивительный человек, спросите у нее имена, фамилии ее сослуживцев, она вам назовет десятка два… Бабушка очень любит петь старинные народные песни. А как стихи читает! А сколько басен наизусть знает!»
А вот на фронте было не до песен. Господство в воздухе… Борьба за него велась на всех фронтах и отличалась небывалым ожесточением и напряженностью. Успех в этой борьбе зависел от многого. От количества и качества самолетов, от мощности их вооружения. От четко организованной при этом системы оповещения.
И все же самым главным и решающим фактором был моральный дух солдат. Взять ту же Клавдию Яковлевну. Она была не только бесстрашной зенитчицей, девушка сдавала свою кровь в медсанбат, делала перевязки тяжелораненым, выносила их с поля боя. Со своим будущим мужем Василием Симоновым Клавдия познакомилась на фронте. Василий был начальником радиостанции.
– Бог миловал нас, мы выжили в той страшной войне, – говорит Клавдия Яковлевна, –  первой с фронта вернулась я в родную Курганскую область, через десять месяцев – Василий. Хорошего было мало в те годы: разруха, нищета. Я пошла работать на машиностроительный завод формовщицей. Через год родилась доченька, назвали Людмилой, но малышка заболела менингитом и умерла. Спустя пять лет мы переехали на Кавказ, в Клухори, так тогда назывался Карачаевск, тут и осели навсегда. Здесь появились на свет сын Виктор и дочь Татьяна. Зятя Николая люблю как сына, если не больше, столько он проявляет ко мне внимания, такой заботой окружил.
Нет в живых Василия Симонова, но память о нем в этой уютной гостеприимной квартире самая добрая и неизменная, как и о матери Николая – Марии Яковлевне Емельяновой…
– Мы были очень дружны с ней, – вспоминает Клавдия Яковлевна, – Мария была старшей медсестрой поликлиники г. Карачаевска, я же работала нянечкой в больнице, поваром в общепите. Выходных дней в обычном понимании этого слова у меня было мало, частенько приходилось работать и в выходные, но с детьми мне очень повезло. Росли послушными, ласковыми, добрыми… Такими же подрастают уже правнуки…
– Теребят бабушку просьбами: «Расскажи о войне…»?
– Танюша не даст соврать, я стараюсь реже вспоминать те годы. Но все равно, чем дальше, тем больнее. Нет, не подумайте, я не жалуюсь, к фронтовикам сейчас относятся с большим уважением, потому как все меньше нас остается – годы подбирают. Раньше, бывало, пойдешь на тот или иной митинг у Аллеи Героев в городе, встретишь боевых товарищей, поговоришь с ними, и словно десяток лет скинула, нынче мы наперечет – раз, два, три… Я лично до сих пор упрекаю себя за то, что в годы войны не вела хотя бы какого-то дневника. В ту пору думалось: разве способно из памяти стереться все, что было пережито, увидено, выстрадано? Разве без дневниковых записей забудешь чудовищно длинную вереницу утрат?  Но многое, конечно же, подзабылось, и оттого ворочаешься иной раз с боку на бок и с ужасом для себя нередко обнаруживаешь в памяти провалы. Иная ночь уходит на воспоминания о фронтовых дорогах, как будто те четыре года всю остальную жизнь перевешивают…
Хотите узнать, каким был День Победы? Он был невероятным – роскошное цветение садов, особенно буйствовала сирень. К вечеру крупные капли дождя, внезапно начавшегося и так же молниеносно прекратившегося… И музыка, несущаяся отовсюду – из окон, дверей, динамиков…

НА СНИМКАХ: Клавдия БРАГИНА; Супруги Клавдия БРАГИНА и Василий СИМОНОВ.
Фото из семейного архива и автора.