Мурат Алботов, хоть и был одним из семерых детей, всегда считался гордостью семьи. И именно на него родители возлагали особые надежды, думали, станет врачом или инженером. Юноша был первым в родном ауле и на спортивной площадке, и за школьной партой, но сам Мурат по ночам читал «Двадцать тысяч лье под водой», «Гомо акватикус», воображал себя капитаном Немо и мечтал о морских глубинах.
Окончив школу, паренёк поступил в Бакинское военно-морское училище. И по-прежнему был отличником. Все дисциплины сдавал блестяще, свободное время проводил в спортзале. Родители постоянно получали письма от нач. училища адмирала Семёна Рамишвили, в которых говорилось о том, что их сын Мурат – гордость училища. А какие люди ему там встретились! Командиры, живые легенды, они стояли у истоков совет. атомного флота, носили на груди боевые ордена и Звезды Героев Советского Союза…

Мурат Алботов, хоть и был одним из семерых детей, всегда считался гордостью семьи. И именно на него родители возлагали особые надежды, думали, станет врачом или инженером. Юноша был первым в родном ауле и на спортивной площадке, и за школьной партой, но сам Мурат по ночам читал «Двадцать тысяч лье под водой», «Гомо акватикус», воображал себя капитаном Немо и мечтал о морских глубинах.
Окончив школу, паренёк поступил в Бакинское военно-морское училище. И по-прежнему был отличником. Все дисциплины сдавал блестяще, свободное время проводил в спортзале. Родители постоянно получали письма от начальника училища адмирала Семёна Рамишвили, в которых говорилось о том, что их сын Мурат – гордость училища. А какие люди ему там встретились! Командиры, живые легенды, они стояли у истоков советского атомного флота, носили на груди боевые ордена и Звезды Героев Советского Союза… Мурат настойчиво стремился сравняться с ними, стать настоящим подводником.
Между тем подводник – это не профессия, а судьба. Лодку можно либо полюбить, либо возненавидеть. В училище все мечтали стать подводниками, но после первого года обучения курсантов отправили на практику служить на дизельную подлодку. Реалии сильно отличались от юношеских мечтаний: тесная, тёмная, со спёртым воздухом. Неудивительно, что когда поднялись наверх, половина курсантов отсеялась. После третьего курса снова были на практике, после которой отсеялось ещё четверть. А после четвёртого курса – первое погружение. Большинство пришли в ужас. И вот их осталось только несколько человек. Все остальные пошли служить в надводный флот.
По распределению Алботова направили в Эстонскую ССР, где он проработал два года штурманом дизельного судна. Как оно выглядит? Представьте полярный день в море, ветра нет, штиль полный. Когда идёт надводный корабль, слышен свист его турбин, шум работающих вентиляторов. А когда идёт в надводном положении подводная лодка, слышен только шум морской воды, которую она даже не вспарывает, а толкает перед собой громадным валом.
Лодка напоминает собой фантастическое животное. Это невообразимая мощь, блестит чёрный корпус, летит белая пена вдоль него, спереди синий прозрачный вал воды, а сзади до самого горизонта кильватерный след… Ну, а внутри лодка – весьма сложное сооружение, в которое напиханы в невообразимой тесноте всевозможные механизмы, трубы, кабели, приборы и люди.
Люди нормальные не могут и не должны жить и работать в таких условиях. В нормальных условиях несовместимы, например, кислород и жидкое масло, да ещё под давлением. Если они вдруг соединятся, неминуем взрыв. А на подводной лодке эти два вещества соседствуют вплотную в трубах, да поверх этих труб ещё лежит электрический кабель, по которому идёт ток напряжением 380 вольт, да трубопроводы с перегретым паром… Но Мурат чувствовал себя здесь как дома.
Вскоре Алботова перевели на Северный флот и назначили штурманом подводной лодки. Пребывание на больших глубинах – это большие физические нагрузки, но Алботов справлялся. В 1973 году Алботова направили в Ленинград на курсы старших офицеров. Вернувшись в Мурманск, Мурат приступил к службе в качестве заместителя командира атомной подводной лодки.
Как передать ощущения от нахождения в прочном корпусе подводной лодки? Как описать запахи, перепады температур, физическое ощущение замкнутого пространства, дикую усталость? В подводной лодке пахнет железом и разогретыми смазками механизмов. Всегда и везде одинаковый запах. Когда открывают рубочный люк, запах рыбы, гнилых водорослей и йода щекочет мозг через ноздри – и это не метафора. И есть ещё один общий запах – мистический. Это запах запредельного труда, запах опасности, запах смерти. Но никогда подводник не скажет, что на лодке ему страшно или что он изнемог от непосильной работы. Если и страшно, то никто не покажет вида, если и устал, то об этом не принято говорить.
А ещё – кислород. На подводной лодке подводники вдыхают тот же воздух, который и выдыхают, только из него удаляется углекислый газ и раздатчиками кислорода добавляется кислород. Девятнадцать процентов строго. Не двадцать один, как в атмосфере, а девятнадцать. Вы дышали когда-нибудь девятнадцатью процентами кислорода? А месяц? А два? А три? Представляете, как себя чувствует организм, который дышал всю жизнь двадцать одним процентом кислорода, а потом бах – и на тебе девятнадцать. Но когда через месяцы подводного положения поднимаешься наверх и вдыхаешь воздух, становишься натурально пьяным. Так, как будто граммов двести водки жахнул. Стоишь, ноги подкашиваются, пальцы дрожат, и ты улыбаешься…
В 1976 году на Северном флоте начались учения на подводных ракетных установках, и командир субмарины Алботов показал такой профессионализм, такую чёткость в решении поставленной задачи, что его представили к ордену.
На атомной подлодке Алботов после тех учений проведёт ещё четыре года. Между тем в верхах его заметили и в 1980 году назначили заместителем начальника штаба 23-й флотилии атомных подводных лодок Северного флота. Но вскоре капитан первого ранга Алботов стал командиром базы подводных атомных лодок.
…И потекла новая служба. Вот лодки в базе у пирса, рабочий день, все заняты, скоро будет команда построиться на обед. И вдруг звон «Аварийной тревоги». С Центрального поста по громкоговорящей связи: «Аварийная тревога! Пожар на средней палубе первого отсека, горит фильтр ФМТ (фильтр масляного тумана. – Прим. авт.)!». А в первом отсеке полный запас торпед и в аппаратах и на стеллажах, из них две с ядерным боезапасом. За прочным корпусом контейнера с ракетами и тоже с ядерными боеголовками. Рядом с этим самым фильтром трубопроводы гидравлики БЧ-2, трубопроводы воздуха высокого давления, да и много всего того, что не только с открытым огнём несовместимо, но и рядом в нормальных условиях должно быть на расстоянии мили. Но это подводная лодка, по-другому здесь не получается.
…Как-то в Полярном в результате пожара рванула дизельная подводная лодка, вернее, взорвался торпедный боезапас. Так куском баллона ВВД (воздуха высокого давления) убило женщину в собственной квартире на другом конце города!
А самое страшное, что может быть, – пожар на подводной лодке. Пожар в замкнутом пространстве. Кислород в отсеке выгорает мгновенно, дым, горит краска и теплоизоляция, горит все, что может гореть и не должно гореть. Нет освещения, только аварийные фонари, а от них толку никакого. Отовсюду сыплются искры, рядом деревянные панели офицерских кают, кабельные трассы. Буквально метром выше люк на торпедную палубу. Огонь ревёт, набирает силу. Запах перегретой резины маски изолирующего аппарата, запах собственного пота, смешанный с запахом этой резины. Это и запах Смерти.
Страха не было, просто было некогда бояться, потом уже, спустя несколько дней, стало страшно, что бы могло произойти.
«…На глубине часто путаешь день с ночью, – говорит Алботов, – смотришь на часы, а там 12. И ты думаешь: полдень или полночь? Все ведут календарь, отмечают, сколько осталось. И часто путаются: один говорит, что осталось сорок дней, другой – сорок два, третий – вообще тридцать девять. Люди находятся в режиме биороботов. Все постоянно заняты, думать некогда. И самое интересное, что, когда до конца вахты остаётся дней десять, люди начинают выходить из этого состояния. Когда остаётся неделя, с людьми начинает твориться ужасное – они не могут уснуть, их трясёт. Надо спать, а человек начинает думать о том, как увидит землю, жену, детей. И когда звучит команда «Сутки до всплытия» – вообще никого не загнать спать. Счастливее подводника нет никого!
Да, время на глубине вытворяет, что хочет. Первые две-три недели кажутся растянутыми в вечность. Время замедляет ход, время останавливается. Вахте конца нет и не предвидится. И между вахтами то же самое состояние растянутого времени. Время, как густой кисель, из которого не выбраться, болото, из которого нет выхода. Но вдруг наступает момент, время приходит в свое привычное состояние. В часе шестьдесят минут, и все, как положено. Ну а к концу похода время летит с космической скоростью. Когда всплываешь, и там, наверху, например, зима и жуткая метель, все с вожделением смотрят на снег. У всех текут слезы радости! Ты снова ощущаешь этот свет. Людям на земле этого никогда не понять! А ещё там, на берегу, экипаж встречают семьи. А меня – жена Люаза, дети! Они ждали, готовились!»
Три месяца – максимальный срок пребывания под водой, который может выдержать человек. Хотя сама атомная подлодка может не всплывать в течение десяти лет при полном заряде тепловыделяющих элементов ядерной установки. Ограничение здесь – люди, а не железо. Воздух подлодка производит из морской воды – разлагают морскую воду на кислород и водород. Выделяют и сбрасывают за борт соль. Кислород идёт в лодку, а водород – за борт. А ядерный реактор вырабатывает электричество. В надводном положении в море этих лодок никто не видит, они всегда под водой. Сверху чистый океан…
И какой он, воздух, сделанный из воды? У него специфический запах пластика от приборов на лодке. А в трюмах – специфическое амбре от насосов. Главная проблема – в условиях подлодки в воздухе всегда присутствует углекислый газ. Его уровень технически невозможно сбросить ниже отметки 0,3 процента. При такой концентрации, если находиться в этой атмосфере 2000 часов (как раз 3 месяца боевой службы), в организме начинаются необратимые процессы: нарушение обмена веществ, проблемы с иммунной системой, печенью, почками. Иногда система очистки даёт сбой, и объем углекислого газа возрастает. Если он составляет один процент, у всех начинается дикая головная боль. Если более полутора процентов, люди желтеют, как пергамент…
Система кондиционирования работает на забортной воде. Когда за бортом водичка градусов пятнадцать по Цельсию, все хорошо. Но если заносило почти на самый экватор, то это был настоящий ад! В отсеках температура за сорок. А в турбинном отсеке вообще самое пекло, две недели термометр показывал пятьдесят восемь градусов тепла. Турбинисты несли вахту по полчаса, больше не выдерживали. Потом, конечно, стало полегче, когда поднялись севернее, ну и уж совсем стало легко, когда вернулись домой на родимый Север.
В 1986 году Мурата назначили заместителем начальника Ленинградского военно-морского училища имени Ленинского комсомола. Ровно через год его курсанты приняли участие – впервые в истории училища – в параде Победы на главной площади страны. И как же счастлив был Мурат Шамильевич в тот день, когда увидел, какую выправку и безукоризненный чеканный шаг продемонстрировали его подопечные!
Алботов вообще всегда любил и, как мог, берег солдат. За годы его работы ни у единого человека не было даже намёка на депрессию! Хотя, что скрывать, опасностей в деле подводников – немерено. Кроме пожара подводники больше всего боятся «провалиться на глубину». А что будет, если провалиться на глубину? «Хорошего будет мало, если сразу не раздавит, все двери перекосятся и выйти из боевых постов будет невозможно. А отчего раздавит? От давления воды, корпус выдержит определённое давление, а дальше вода его раздавит. Ну и нас вместе с ним. В холодец».
Чтобы отвлечься от печальной темы, интересуюсь мистикой подводных лодок. Она есть? Конечно. У моряков есть поверье, что крысы покидают корабль, которому предстоит погибнуть. На атомной подводной лодке крысы не живут, хотя им плевать на излучение. Во время стоянки в доке они как-то попадают в корпус, но стоит мичманам заговорить о том, что лодка должна погружаться, они исчезают, будто их и не было. Совершенно неисследованное наукой явление. Есть и иные странности. На лодке в подводном положении от человека, если он выпил спиртного, спиртным не пахнет. Чем угодно, только не спиртным. Загадка? Да…
…От моря никуда не деться. Сейчас Мурат Шамильевич на пенсии, но мыслями по-прежнему на море. Он постоянно вспоминает и бархатисто-прохладное прикосновение вод Каспийского моря, и шипучий плёс прибалтийской волны, и многоэтажные стены из брызг и пены на Кольском полуострове… Когда стены падали, перед тобой расстилалось зеленовато-сизое пространство, и от горизонта шли неторопливые валы с белыми гребнями…