27 января – Международный день памяти жертв Холокоста
Судьба многих воспитанников детдомов на оккупированной территории была трагична. Некоторые умерли от болезней и истощения, других казнили. Об одной из трагедий в горах Сев. Кавказа рассказал чудом выживший Мирон Зиновьевич Кессель, известный детский врач.
В середине сентября 1941 года, когда гитлеровцы вторглись в Крым, началась спешная эвакуация детских здравниц. После изнурительных дорог, эвакуированные прибыли на Северный Кавказ, в Теберду. В один из декабрьских дней у санатория «Пролетарий» показались гитлеровцы, которые потребовали списки всех евреев, а также детей, чьи родители были коммунистами и политработниками Красной армии. Понимая, чем это грозит, медики пытались скрыть национальность ребят, но спасти обреченных ничто уже не могло.

27 января – Международный день памяти жертв Холокоста
Судьба многих воспитанников детдомов на оккупированной территории была трагична. Некоторые умерли от болезней и истощения, других казнили. Об одной из трагедий в горах Северного Кавказа рассказал чудом выживший Мирон Зиновьевич Кессель, известный детский врач.
В середине сентября 1941 года, когда гитлеровцы вторглись в Крым, началась спешная эвакуация детских здравниц. После изнурительных дорог, эвакуированные прибыли на Северный Кавказ, в Теберду. В один из декабрьских дней у санатория «Пролетарий» показались гитлеровцы, которые потребовали списки всех евреев, а также детей, чьи родители были коммунистами и политработниками Красной армии. Понимая, чем это грозит, медики пытались скрыть национальность ребят, но спасти обреченных ничто уже не могло.
«Немецкие врачи в санатории сразу же провели селекцию, – рассказывал очевидец происходящего Олег Курихин. – Нас рассортировали на три группы: евреи, дети коммунистов, прочие. Я оказался во второй… Вторую группу отделили от третьей. Нас ежедневно посещали врачи, часто брали кровь. Время от времени кого-то уносили, и нас оставалось все меньше. На первых этажах лечебных корпусов расположились немцы. У них по ночам горел свет, было весело, играла музыка. Днем нас кормили, но плохо, а по вечерам медсестры приносили что-нибудь вкусненькое, ласкали нас, говорили добрые слова, целовали… За время оккупации нас ни разу не помыли… В сущности, всем нам была уготована участь подопытных кроликов, но мы верили в спасение».
В ночь на 11 декабря к здравнице подъехала закрытая машина. Полицаи стали вытаскивать детей из кроваток и швырять в «душегубку» – перебинтованных, в гипсе, на костылях. Большинству было по пять-семь лет. Среди них, вспоминал Мирон Кессель, оказались и всеобщие любимцы братья Шлейман, шестиклассник Сережа и дошкольник Илья. Трагедия разворачивалась прямо на глазах обезумевшей от горя матери, врача Елизаветы Ильиничны. Она рыдала, умоляла о пощаде, не зная, что вскоре разделит участь своих детей. Дверь машины захлопнулась, и она покатила на окраину Теберды, к ущелью Гоначхира…
Через неделю трагедия повторилась. Выжившие А. Нестеров и Аджигирей, после войны ставшие студентами Карачаево-Черкесского пединститута, вспоминали: «22 декабря в три часа дня подъехала какая-то особая автомашина, огромная, черная, крытая. Она подкатила к «еврейскому» корпусу. Из кабины вылез немец и раздвинул две половинки задней стены машины. Другие немцы пошли наверх. Приказали они идти и дяде Ване, нашему санитару. Он и рассказал нам под большим секретом, что произошло дальше.
Немцы покрикивали: «Шнель, шнель!..», сами хватали ребятишек, а были там совсем малыши – по три-четыре годика. Были и старшие – до восемнадцати лет… Когда ребят укладывали в машину, немец приказывал класть их штабелями вдоль стен, чтобы середина машины оставалась пустой. Немец сдвинул обе половинки двери машины. Они сошлись плотно-плотно, там щелкнуло что-то, раздался такой характерный звук, какой бывает, когда закрывают кошелек, только гораздо сильнее.
Немец сел в кабину к шоферу, и машина медленно поехала, потом остановилась не очень далеко от нас, в березовой роще. Остановилась и гудела там минут пятнадцать. После гудеть перестала, но простояла на месте до сумерек. В сумерки к ней подошли немцы и начальник полиции. Машина тронулась».
После уничтожения детей последовал приказ группе медработников-евреев взять с собой вещи и подготовиться к переезду на угольные шахты. Кто не являлся на сборный пункт добровольно, тех ловили и избивали. Жена провизора София Нейман-Шапшевич, лаборант, 35 лет, не выдержав издевательств, сошла с ума. Не желая стать покорной жертвой, врачи кончали жизнь самоубийством. Повесилась в лесу Фрида Белкина, специалист в области лечения легочного туберкулеза, ей было всего 36 лет. Покончила с собой бухгалтер тубдиспансера София Фарбер… После двух суток пребывания в корпусе без пищи и воды несчастных под конвоем погнали в сторону Микоян-Шахара и у подножия Лысой горы расстреляли. Общее число еврейских жертв в Теберде составило 341 человек.
Трагической оказалась судьба и воспитанников Пятигорского детского дома. Из воспоминаний Нины Михайловны Сергеевой: «Как я попала в дошкольный Машукский детский дом, не помню. Лишь позже узнала, что сюда меня доставили работники НКВД, как ребенка «врагов народа». И таких, как я, там было большинство. Потом началась война с немцами… Слабо помню, как посадили нас в вагоны поезда и куда-то повезли. Но уже скоро на наш состав посыпались немецкие бомбы, состав сошел с рельсов, и часть вагонов опрокинулась. Какие-то люди вытаскивали нас из-под исковерканных вагонов и усаживали в придорожный бурьян, где мы просидели всю ночь. С нами были и раненые, которые кричали от боли, но у взрослых лекарств никаких не было, а потому некоторые из раненых умерли. Потом, когда уже рассвело, прибыло несколько подвод, в которые нас буквально напихали. И на бричках вновь отвезли в детдом. Хорошо помню, как появились немцы – всех нас выгнали во двор и стали выискивать евреев. Наш директор попытался защитить детей, но его на наших глазах застрелили, а всех отобранных посадили в большую грузовую машину. Больше их мы никогда не видели.
На протяжении последующих дней гитлеровцы вывезли всю мебель детдома, кухонную посуду для своих госпиталей. Правда, наши кроватки не тронули, да и зачем они были им! Зато забрали все-все из съестных припасов: муку, крупы, сахар, жиры. Даже картофель забрали. И нас нечем стало кормить. Спасибо, местные жители подкармливали, чем могли.
Ко всему этому из-за отсутствия мыла распространилась чесотка, начали мучить вши. Потом наступили холода, и несколько оставшихся воспитателей бросали в печи все, что могло гореть. К тому времени мы все были одеты в тряпье, такими были и наши постели – черные, грязные, дырявые…
Немцы больше в детдом не приходили, решив, что мы в этих условиях не выживем… Да к этому все и шло – многие от голода и болезней поумирали. Как мы дожили до прихода наших, сама не могу понять. Когда нас стали переодевать, предварительно обрив наголо и впервые отправив в баню, я взглянула на себя в обломок зеркала – одни кости, обтянутые желтой кожей».
Уцелевших детей посадили в трофейный автобус и отвезли в Курсавский детдом. Никаких документов на вновь прибывших не было, а потому всем дали выдуманные фамилии, имена, отчества, на глазок определяли возраст. Так дочка «врагов народа» из Машукского детдома стала Ниной Михайловной Сергеевой, 1935 года рождения.
Тяжкая участь постигла детдомовцев из Евпатории. Они бежали в Грузию, но дойти смогли только до Нижней Теберды, где их настигли немцы. Более ста детей вместе с воспитателями были умерщвлены. Об этом сегодня напоминает гранитный памятник на братской могиле.
Детдом, эвакуированный из Ленинграда, находился в Нижнем Архызе, на месте бывшего мужского монастыря. Здесь нацисты уничтожили до двадцати детишек из еврейских семей. Спасся только один – его сумели скрыть русские дети.
Страшной оказалась и участь детей-пациентов Ставропольской психиатрической больницы. Об этом сохранились показания главврача больницы Давида Габарова: «Пятого августа 42-го года группа немецких солдат во главе с обер-фельдфебелем Герингом и фельдфебелем Шмитцем зашли в детское отделение. Пятьдесят человек буквально загнали в огромную без окон машину. Потом мы узнали, что это была душегубка…» Куда сбросили трупы, неизвестно.
Сотни детских жизней оборвала война на оккупированной врагом территории в 1942 году. Несмотря на масштаб трагедии, многих имен уничтоженных нацистами мальчишек и девчонок мы не знаем. Узнаем ли когда-нибудь?

А. КРУГОВ,

О. ПАРФЁНОВ.