Зинаида Дмитриевна Колганова стала единственной в России женщиной, удостоенной Золотой медали Детского фонда и премии «За признание заслуг организаций и частных лиц в деле защиты детства». Тогда, в 1942-м, ей было шестнадцать.
…Родилась Зина в Северо-Кавказском крае, в г. Георгиевске, в простой крестьянской семье. Воспитывалась у бабушки. Хулиганкой не была, но характер имела бойкий. Два года просидела в третьем классе, два – в пятом, а потом, в пятнадцать, устроилась секретарем в Георгиевский детский дом.
3 августа 1942 года директор собрал сотрудников и объявил: «Товарищи! Немцы совсем близко, предписано эвакуироваться в Туркмению на рассвете».

Зинаида Дмитриевна Колганова стала единственной в России женщиной, удостоенной Золотой медали Детского фонда и премии «За признание заслуг организаций и частных лиц в деле защиты детства». Тогда, в 1942-м, ей было шестнадцать.
…Родилась Зина в Северо-Кавказском крае, в г. Георгиевске, в простой крестьянской семье. Воспитывалась у бабушки. Хулиганкой не была, но характер имела бойкий. Два года просидела в третьем классе, два – в пятом, а потом, в пятнадцать, устроилась секретарем в Георгиевский детский дом.
3 августа 1942 года директор собрал сотрудников и объявил: «Товарищи! Немцы совсем близко, предписано эвакуироваться в Туркмению на рассвете».
Нагрузили восемь подвод – продуктами, водой, одеждой. Но в последний момент воспитатели и нянечки решили остаться. Убеждать никого не стали, да и времени не было. Так, в сопровождении директора и Зины 95 детдомовцев покинули город. Самых маленьких усадили на подводы, остальные пошли пешком. На следующий день Георгиевск бомбили; в небе кружили немецкие бомбардировщики – война шла по пятам.
У станицы Зольской обоз едва не столкнулся с колонной немецких танков, чудом успели скрыться в лесу. Страх гнал вперед, дальше и дальше от родных мест. До Моздока не дошли – добежали. На окраине города остановились передохнуть. Вскоре к стоянке походного детдома подъехали наши военные и велели немедленно уходить.
Поднялись, как по тревоге. Ответственный за эвакуацию директор отобрал ребятишек постарше, велел садиться на подводы, крикнув Зине: «Прыгай на линейку скорей, дурёха, немец в спину дышит! Жить хочешь?!» «А малыши как же?! Пропадут…» «Их не тронут!»
Пролетка вместе с директором унеслась. А Зина осталась за старшую. Расставила детей по парам и повела в направлении Грозного. Пешком под палящим солнцем, без воды и еды, под бомбежкой путь показался адом. Неожиданно дорогу преградили зеленые военные машины; оказались наши. Навстречу выскочил офицер, подбежал к голове колонны:
«Кто тут старший, мать вашу?! Что происходит?! Кто детей ведет, спрашиваю?!»
Зина сделала шаг вперед:
– Я веду.
Офицер в онемении уставился на Зину. Голос его дрогнул: «Доченька… Всем сегодня тяжело: и старикам, и молодым… Со мной вот 29 девочек из Прикумского детдома, мы их больше возить не можем, у нас другие дела…Они пойдут с вами. Таков приказ. Назначаю тебя… комиссаром».
За спиной офицера истошно просигналила машина. Бойцы уехали, а Зина повела изголодавшихся, оборванных детей дальше, в Махачкалу. В пути питались травой, листьями, корой деревьев. Кто-то потерял обувь, Зина отдала свою. Перегревшись, дети падали в обморок. Отхаживали, как умели: укрывали от солнца лопухами, дышали в рот. Совсем измученных и ослабевших несли на себе. От Махачкалы на груженном металлоломом товарняке добрались до Баку. Там, чтобы переплыть на другой берег Каспия, предстояло попасть в эвакопункт и получить пропуск на паром. Город гудел разношерстной, раздраженной многотысячной толпой – здесь, в ожидании отправки в безопасное место, месяцами томился народ со всего Союза.
Протиснуться к эвакопункту было невозможно – бежавшие от войны люди не давали проходу никому, кто пытался пролезть без очереди. Как Зина сумела добраться до дверей эвакопункта, не помнит, только потом еще долго ощущала, как остро ломит тело от пинков и ударов.
Понимая, что другого шанса накормить и увести детей дальше от войны у нее не будет, Зина вцепилась в ручку кабинета начальника эвакопункта и пронзительно закричала. Когда дежурный милиционер попробовал оттащить ее в сторону, она так сжала кулаки, что на ладошках от ногтей проступила кровь. На жуткий крик выскочил начальник эвакопункта:
– Что происходит, черт возьми?! – громогласно проревел он, обращаясь к Зине. – Откуда ты свалилась на мою голову?..
– Из детского дома, из Георгиевска.
– И где же вас носило больше месяца?! За это судить надо! Почему так долго ехали?!
– Мы пешком, – Зина едва держалась на пораненных, окровавленных ногах.
Только тут старший эвакопункта заметил, что перед ним стоит ребенок… полностью поседевший. В кабинете за огромным столом буквой «Т» в белых рубашках при галстуках, утирая накрахмаленными платочками пот, сидели люди. Начальник эвакопункта подхватил на руки истощенную, в изодранном платьице Зину, как пушинку приподнял ее:
– Посмотрите на эту девочку. Дитя привело детей! А вы – предатели!!
Вместо восемнадцати часов по графику до Красноводска плыли шестеро суток. Нещадно палило солнце, закончились припасы еды. Ни Наркомфин, ни Наркомпрос Туркменской ССР на питание детей не выделил ни копейки. Но хуже всего – не было пресной воды. Посреди моря на пароход налетел немецкий бомбардировщик: кругом водная сверкающая гладь и, как на ладошке, одинокое суденышко – прекрасная мишень для гитлеровских асов.
Немцев зенитчики отогнали, но в испуге детишки начали метаться по палубе; пытаясь спрятаться от разрывающего душу рева пикирующего самолета, несколько ребят бросились за борт. Спасли всех. Когда на корабль подняли последнюю девочку, с Зиной случился удар – в беспамятстве она рухнула на палубу. Очнулась в душном кубрике, от страшной жажды, в голове носилась одна-единственная мысль: «Больше не выдержу, умру». Спас Зину девятилетний детдомовец Костя Чевичев – принес полную кружку воды. Где раздобыл, не сказал, но скорее всего, украл из неприкосновенных запасов судовой команды.
…От Красноводска до туркменского городка Чарджоу добирались трое суток в вагонах, из которых только что выгрузили раненых лошадей: на жаре под пятьдесят, дышать нечем, вместо подстилки – навоз. Только к концу сентября по великой азиатской реке Амударье попали в Кирки, селение на границе Туркменистана и Ирана.
Встречать детский батальон вышли все местные жители. Когда дали команду спускаться на берег, многие не могли самостоятельно подняться; выходили, поддерживая и помогая друг другу. Поселили детей на погранзаставе, растопили баню, для ночлега приготовили матрасы, подушки, простыни. На праздничном столе, накрытом белоснежными скатертями, расставили тарелки с крохотными кусочками хлеба да солдатские миски, донышко которых едва прикрывал суп. Наблюдавшие за детьми медики не сдерживали слез: «Миленькие вы наши, простите, но нельзя вам помногу есть. Потерпите немного, совсем чуть-чуть…».
Едва попали в Кирки, Зина сразу слегла в больницу. Вышла оттуда через семь месяцев инвалидом второй группы.
– Как только отпустили врачи, выскочила на улицу в одном летнем платьице – ничего другого и не было, – вспоминала Зинаида Дмитриевна. – Бреду, сама не знаю куда, а холод жуткий, даже снежок срывается. Вижу, навстречу мне – колонна ФЗУшников, и откуда-то из серединки выскакивает Любочка Кречетова, воспитанница нашего детдома, бросается мне на шею: «Тетя Зина, родненькая, возьмите мой бушлат», стягивает его с себя… Боже, как будто вчера было…
Судьба Зинаиду Дмитриевну не баловала. С мужем прожили недолго. При исполнении служебных обязанностей погиб единственный сын Вячеслав, офицер ракетных войск. Вскоре умерла невестка. В 2005-м, когда мы встретились с Зинаидой Колгановой, ей исполнилось восемьдесят. Но сколько мужества, воли и достоинства было в этом человеке! Каким же запасом душевных сил надо обладать, чтобы эти высокие качества пронести в себе через всю жизнь, полную драм и трагедий!
Да, такие не отступают. И не сдаются.

А. КРУГОВ, О. ПАРФЁНОВ.