Первый день весны удивил. После практически бесснежной, читай, скучной зимы первого марта Теберду рано утром окутал белесый, словно молоко, туман, а следом пошел снег…

– Я всегда радуюсь снегу, – говорит Ирина Павловна Утякова, приглашая меня в дом, – радуются ему, точно дети, и мои две собаки и две кошки.

Добротный, двухэтажный дом с мансардой, кругом поленницы дров, заготовленные на зиму, поскольку «голубое топливо» до Теберды еще не добралось. А ведь могла бы жить госпожа Утякова, как обращаются к ней в своих письмах ученые из Германии, Англии, Дании, не в Теберде, а в Оренбурге, где у ее деда Александра Утякова, неизменно поражавшего всех окружающих элегантной стрижкой, дорогой костюмной тканью, изысканным французским парфюмом, было два роскошных особняка, один с великолепной дачей в Кисловодске, дом в Хумаре… Кстати, именно благодаря деду, который купил в Теберде дачу у помещика Фитенгова, скипидарный завод на пару с инженером Кондратьевым, семья его сына Павла и обосновалась на той даче в Теберде. Мне довелось видеть снимки той дачи, сделанные в свое время как отцом Ирины, так и ее дедом. Оба увлекались фотографией. Утопающее в малахитовой зелени строение, комнаты, убранные шелковыми обоями, рояль, старинные подсвечники, книги в золоченых фолиантах, изящные, легкие, как воздух, витые лестницы…

– Я родилась в Кисловодске, – рассказывает Ирина Павловна, – но уже в четыре месяца от роду «совершила» свое первое восхождение на Мусса-Ачитара. Конечно же, я этого помнить не могла, мне рассказали о том, как я выглядывала, подобно кенгуренку, из рюкзака на спине отца, зато отчетливо помню то особое, иногда приятное, иногда болезненное потряхивание, когда, став немного постарше, я «покоряла» вершины, сидя на плечах отца…

Павел Александрович Утяков был очень занятой человек, он охранял лес, строил первые горные приюты на Эльбрусе и Северном Клухорье, управлял Кисловодской и Гоначхирской базами. В 1938 году возглавил альплагерь «Наука». Под стать Павлу Утякову была и его жена – урожденная графиня Наталья Ивановна Игнатьева. О том, какие она новогодние балы-маскарады устраивала во дворе своего дома под наряженной елкой для соседской детворы, до сих пор вспоминают старожилы Теберды. А непревзойденный тебердинский кулинар в свое время Аймелек Халамлиева рассказывала, что научиться чему-либо у Натальи Ивановны было невозможно по одной простой причине: многие тонкости в рецептах казались ей настолько само собой разумеющимися, что графиня даже не трудилась их объяснять.

В доме Утяковых были потрясающие отношения, очаровательный творческий беспорядок, потому что вносили в дом, помимо отца и матери, свою лепту в него и дочери Ира и Жанна, постоянно пропадающие в горах, на Чучхурских и Алибекском водопадах, на водопадах Шумка и Чертова мельница, в кустарниках малины, черники, кстати, где зачастую бывало и такое: сестры обирали малинник с одной стороны, а на другой шумно и весело лакомилось медвежье семейство…

Семья постоянно принимала у себя альпинистов, геологов, художников, рвущихся в упершиеся в небо снежные горы, постоянно, и в один из дней, на день рождения Ирины, попал заслуженный мастер спорта по альпинизму, именем которого названы многие горные, недоступные для простых смертных вершины, Евгений Андрианович Белявский. Художник растерялся, поскольку понятия не имел, что попал на именины, но… ровно через три часа подарил шестнадцатилетней девушке историю про имя. «Тебердинская Диана» – так он назвал картину и девушку Ирину, изображенную на ней…

И глядя сегодня на эту картину, которая висит практически под потолком, я понимаю, как похожа та «Тебердинская Диана» на мою нынешнюю героиню, собирающуюся разменять десятый десяток. Я пробыла в гостях у Ирины Павловны более часа, и она, как та летящая на рисунке шестнадцатилетняя девушка, ни разу не присела: то доставала фотоальбомы с полок, то показывала уникальные книги, доставшиеся ей от отца, то хвасталась шторками над окном, которые были не что иное, как увеличенная мужем иллюстрация большого Кавказского хребта, вершины которого были ей знакомы, как линии на собственной ладони, то рассказывала о том, как, окончив школу и поработав некоторое время старшим инструктором Домбайской турбазы, потом метеорологом на метеостанции в Теберде, поступила в Ростовский университет на геолого-географический факультет.

– Получив диплом, я вернулась домой. И мне говорят: «В тебердинской школе № 2 нет географа. Будьте добры, помогите». И я пошла работать в школу.

– Это было нечто, – рассказывал об Утяковой тогдашний директор СОШ № 2 Магомед Халилов. – Вместо уроков – походы, вместо оценок восторженные отзывы, маленькие спасенные совы в клетках, походы на озеро, где подкармливали лебедей, сделавших вынужденную посадку на территории Тебердинского заповедника и медленно умирающих от голода, и многое-многое другое… А самое главное – содержательные, полные продуманных, познавательных отступлений уроки.

– Потом меня так же методично и спокойно перевели на другое место работы. Сказали, будьте добры, помогите создать музей альпинизма и туризма Карачаево-Черкесии. Я и открыла его в музее имени Ислама Крымшамхалова. Там я проработала также двадцать лет, – смеется Ирина Павловна. – Боюсь, что этот период работы мало интересного для вас представит…

А меня интересует и восхищает все: всевозможные варенья в миниатюрных розетках, подаваемые на стол, выпечка, которой позавидовал бы любой кондитер, портреты Виталия Жугана, с которым Ирина Павловна прожила 35 лет и фотографии которого украшают весь дом, а самое главное то, как Виталий Иванович однажды сподобился для своей любимой женщины сделать своеобразный подарок – он вместо лепки на потолке в гостиной вывесил в виде своеобразной шторки карту Большого Кавказского хребта.

– Мы познакомились с Виталием на одном из географических слетов, – вспоминает Ирина Павловна, – это был непоправимый интеллигент, проявляющий живой интерес ко всему: музыке, литературе, туризму, альпинизму. Моя походная горнолыжная страсть благодаря ему сменилась увлечением минералами. Виталий, будучи еще студентом, открыл знаменитое Иршанское месторождение. Он был геологом на Кавказе, начальником геологоразведывательного участка на медноколчеданном месторождении на Урупском ГОКе, где, спасая людей в шахте, однажды отморозил ноги. Впрочем, это его преследовало всю жизнь. После войны он отморозил ноги, очищая от снега железнодорожные пути на станции Боярка в Украине, откуда был родом. Потом там же, в Украине, очищал поля от мин и снарядов и на них же подорвался… Это не мешало ему водить молодежь по местам боев в горах Кавказа, писать книги, стихи, снимать видеофильмы о горах, но в конце жизни обернулось ампутацией левой ноги…

Согласно завещанию мужа, Ирина Павловна похоронит мужа рядом с его мамой в поселке Медногорском, а коллекцию минералов, руд и самоцветов, собранных им (более трех тысяч уникальных экспонатов), Ирина Павловна передаст частично в музей Тебердинского заповедника и в музей Ислама Крымшамхалова.

– Ирина Павловна, о чем думаете, когда зажигаете этот чудный камин, сделанный и инструктированный самоцветами вашим мужем, особенно в такой чуточку пасмурный, несмотря на календарно-весенний, день?

– Я давно его не зажигаю, не потому что дров, которые так дорого стоят, жалко, а потому что… Это стихи моих московских друзей: «Ты сидишь у камина и смотришь с тоской, как последний огонь догорает, и как пламя – то в нем так и вспыхнет порой, то бессильно опять угасает. Ты грустишь, но о чем, не о прошлых же днях, полных неги, любви и привета, так чего же ты ищешь в потухших углях, ведь тебе не найти в них ответа…». Я уже не задаюсь никакими вопросами – возраст не позволяет. А камин разжигаем, когда приезжает моя любимая племянница Нина из Кисловодска…

И тут зашла со словами «Я успела с блинами, угощайтесь» высокая, красивая, до невозможности интеллигентная женщина и представилась: «Нина». Сразу вспомнилось: родная сестра Павла Утякова, тетя Ирины и Жанны, Нина Александровна Утякова работала врачом в Кисловодске и в один из дней, сопровождая больных туберкулезом детей из Кисловодска в Теберду, утонула в паводковых волнах в Усть-Джегуте, спасая детей. Спасла всех, а сама не выбралась… Метеоролог Нина Арменаковна из Кисловодска, дочь Жанны, названная в честь своей тети, говорят, копия Нины Александровны Утяковой…

– Моего отца похоронили по мусульманским обычаям, но на русском кладбище г. Теберды, – говорит, прощаясь со мной, Ирина Павловна. – Конечно же, я могла уехать после его смерти в Кисловодск, в Москву, в Питер, где живут наши родные – у одной моей мамы было семь родных сестер. Но как можно уехать из города, где тебя знает каждая собака, а твоего отца помнят и стар, и млад, где, выйдя из дому, тебе приходится здороваться с каждым, словом, где все приводит тебя в восторг, я не понимаю…