Ю. КОСТИНСКИЙ

Из Берлина в Карачаевск пришла печальная весть – не стало учёного, журналиста, поэта Юлия Моисеевича Костинского, которого хорошо знали представители интеллигенции и старшего поколения города Карачаевска. И не только…

В конце 80-х годов его принципиальные и мужественные статьи в защиту репрессированного народа, написанные в соавторстве с профессором КЧГПИ Магомедом Хабичевым, печатались на страницах центральных газет. Острые историко-публицистические материалы в «Социалистической индустрии» («Миф из новейшей истории») и «Комсомольской правде» («Долгий путь клеветы»), вызвав большой общественный резонанс, внесли весомый вклад в дело политической реабилитации карачаевцев. Именно после этих публикаций был демонтирован печально известный лжепамятник в Новой Теберде. И когда с газетных полос прозвучало слово правды, благодарные жители близлежащих аулов устроили большой курманлык на Джамагатской поляне.

Как писал в своей книге «Евреи в Карачае» (г. Черкесск, 2005 г.) историк Рашид Хатуев: «На закате советской власти против антикарачаевской фальшивки первыми выступили евреи (Имеется в виду сооружённый в 1979 году в Новой Теберде обелиск детям, погибшим от рук нацистов во время войны, с упоминанием якобы «местных пособников». – авт.) Одним из первых отверг этот оговор Давид Фишер, который в 1942 году подростком был пациентом одного из Тебердинских санаториев, а после войны проживал в подмосковном городе Жуковском. В защиту многострадального и неоднократно оболганного народа тогда выступил и кандидат филологических наук Юлий Костинский».

До встречи с ним несколько лет назад в Теберде я была немало наслышана о Костинском от преподавателей университета и его бывших студентов. Он сразу покорил своей глубокой эрудицией и искренней любовью к нашим краям. «Я вечный кавказский пленник», – говорил Юлий Моисеевич и цитировал свои стихи: «Я – рюкзачник «номер раз». Вновь зовёт меня Кавказ – я ему давно знаком – с неизменным рюкзаком». Или: «Вылетаю! Улетаю и в Мин-Воды прилетаю, а оттуда – все труды – три часа до Теберды. Я надеюсь, побываю и в Архызе, и Домбае. Каждый год мне каждый раз снится Западный Кавказ».

И куда бы ни заносила его судьба – в России или Германии, он ежегодно приезжал в Карачаево-Черкесию, где его радушно принимали, и он у нас имел и кров, и стол. В Домбае его привечали инструкторы-горнолыжники Халид Акаев и Володя Жерновой, в Архызе – такой же романтик, директор пансионата «Энергетик Ставрополья» Махти Хубиев, в Карачаевске – народный поэт Азамат Суюнчев, чьи стихи он переводил на русский язык, и семья Алиевых – Ракая и Тамары. В Теберде он всегда останавливался в доме Азы Чагаровой и её сына, где обычно гостила московская и питерская интеллигенция.

Как-то во время одной из встреч я спросила у Костинского: «Кто конкретно является прототипом вашего стихотворения «Признание горца из Теберды», где речь идёт о егере Якубе, который объясняется в любви некоей Розе? На это Юлий Моисеевич отвечал: «Через собирательный образ я хотел бы передать национальный характер горцев: скромность, глубокую приверженность традициям дедов. Впервые попав в Карачаево-Черкесию в студенческие годы, я полюбил этот край и стал писать о нём: о его людях и героях, истории и обычаях».

В 70-е годы кандидат филологических наук, доцент Костинский работал в КЧГПИ. Его энциклопедические знания, ораторское мастерство учёного служили мерилом академизма для горской молодёжи. Студенты его обожали. Самые тёплые отношения связывали Костинского с коллегами: профессором Магомедом Ахьяевичем Хабичевым, деканом филфака Рауфом Нуховичем Клычевым, филологами Шакманом Хусеевичем Акбаевым, Муссой Макаовичем Сакиевым, поэтом Азаматом Алимовичем Суюнчевым. О том, как он дорожил этой дружбой, говорят его стихотворные строки: «Шакман Хусеевич – усатый, с пером – Хубиев Магомед, весёлый Хабичев – собратом, Суюнчев – пастырь и поэт. Милейший Клычев, друг сердечный, я рад бы снова видеть вас. О, Нухович! Не бесконечно разлуки злой продлится час. Мусса Макаович, с чужбины – поклон земной. У вас в глазах прочёл я всё в тот миг судьбинный. Да удлинит ваш путь Аллах!»

В стихах этих чувствуется горький подтекст. В середине 70-х по чьей-то злой воле умницу, высокого профессионала в вузе прокатили – он не прошёл очередной конкурс на замещение вакантной должности. Всё-таки виной всему был, наверное, пресловутый «пятый пункт» анкетных данных, а может, и его репутация правдоруба. Отстоять его никто не был в силах – система могла раздавить любого сочувствующего тому, кто попал в список неугодных. Тем более, и сами карачаевцы в те годы были «под колпаком» – до полной реабилитации было далеко.

– О причине своего отъезда Костинский так нам ничего и не сказал, – вспоминает его бывшая студентка, профессор КЧГУ Тамара Алиева (Байчорова). – Провожали мы его до Черкесска всей группой, 26 студентов. Глаза у девчонок были на мокром месте, у ребят суровые лица. У кого-то из ребят оказалась лента из 26 автобусных билетов, купленных в кассе, и у нас возникла идея расписаться каждому на своём билете и написать благопожелание Учителю. Вот их имена: Аня Карданова, Тамара Байчорова, Люда Шенкао, Расим Джегутанов, Расул Джуккаев, Халид Кубанов, Света Матакаева и другие. Среди благопожеланий были такие строчки: «Пусть Ваша жизнь будет такой же прекрасной, как наша Теберда», «Вечной Вам молодости». Эти билеты Костинский хранил всю жизнь.

Он долго не мог устроиться на работу в Луганской области, где проживал впоследствии. Наконец, собравшись с духом, поехал в Москву и добился приёма в ЦК КПСС. Разговор с одним из инструкторов был долгим. Наконец, доказывая свою профпригодность, Костинский вместе со всеми документами и дипломами выложил на стол и ленту с этими билетами. У партийного чиновника сердце тоже не было каменным. После звонка в Луганский обком партии Костинского приняли на работу в один из вузов в городе Стаханове.

В последние годы Костинский жил в старинном немецком городе Ахен, что на границе с Бельгией и Нидерландами. Отсюда можно на электричке добраться до Парижа, провести целый день на Елисейских полях или в Булонском лесу и вернуться вечером в Ахен. И хотя он стал гражданином мира, но российскому гражданству Костинский не изменял. Он сотрудничал с газетой «ЗОЖ», которая издаётся на русском языке во многих странах Европы, и вёл в ней рубрику «Вокруг света». Благодаря дружбе и сотрудничеству с карачаевским поэтом Билялом Лайпановым не раз бывал у него в гостях в Норвегии, и они много говорили о проблемах художественного перевода и книгоиздания, размышляли о том, как уберечь творческое становление от многих разрушительных тенденций: зависти, писательской «дедовщины», равнодушия. С Билялом они ездили и в Брюссель к Чингизу Айтматову, который до последних лет жизни работал послом Кыргызстана в странах Бенилюкса и Франции.

В последнее время, когда у него сильно пошатнулось здоровье, его забрала к себе в Берлин дочь, переводчица с немецкого Инна Вержбитская, которой доводилось сопровождать Михаила Горбачёва, когда он приезжал в Германию. На этой земле Костинский и обрёл свой последний приют… Но рефреном звучат в сердце тех, кто его знал в Карачае, стихотворные строки Костинского:

Начинаю срастаться с Домбаем.
А придётся расстаться? Не знаю.
Я бы птицей хотел обернуться
И в Домбай непременно вернуться!