Не обязательно юный музыкант станет великим исполнителем, но…

Мне приснилась скрипка. Моя первая детская скрипка «восьмушечка» без подбородника. Я клала подбородок на сшитую мамой бархатную подушечку, атласные ленты которой завязывались на шее вялым бантом, и в сотый раз выводила «Сурка» Бетховена, это хрестоматийное орудие пытки для ученика и учителя.

Моя деревянная рука слишком сильно прижимала смычок к струнам около колодки, я почти не попадала в минор – скрипка не имеет ладов, как другие струнные инструменты. И поэтому казалось, что это сам очумевший от моей игры сурок вцепился в инструмент и со скрежетом грызёт его.

Евгений Иванович, учитель, страдал, брал одну из своих, кажется, пяти скрипок, играл сначала «Сурка», потом какие-то польки, каприсы и объяснял мне, что скрипка, как ни один другой музыкальный инструмент, обладает редким сочетанием красоты и экспрессии звука, и поэтому её голос называют «голосом человеческой души». Что за яркие выразительные возможности и особое звучание ей присвоили титул «королевы музыки» и что ни один концерт классической музыки не обходится без её лидирующей партии.

С таким же успехом он мог говорить со стеной. Я не любила скрипку. Просто когда на прослушивании в музыкальной школе сам директор предложил маме отдать меня на скрипку, мотивируя это моим «отличным слухом, артистичностью и драматическими способностями», польщённая мама согласилась.

После своего добровольного отлучения от скрипки, когда я решительно бросила музыкалку, я ни разу не пожалела об этом. В Московской консерватории, в концертном зале Гнесинки или в музыкальных театрах я, конечно, с интересом слушала скрипичные партии, но ни особой любовью, ни тоской по этому инструменту не проникалась.

Любовь пришла, как положено, неожиданно. Однажды в Мехико-Сити на площади Гарибальди, известной как место тусовки ансамблей мариачи, 12 добрых молодцев в громадных сомбреро и «чарро» – костюме всадника подошли к нам с девчонками и, мгновенно вычислив нас по акценту, разом заиграли «Катюшу». Это было неожиданно и оглушительно.

Бархатно переливались гитары, сочились золотом и радостью пронзительные трубы, и тающе, легко, таинственно, страстно, утончённо, надрывно вступали скрипки, рвя душу.

И когда две скрипки слаженно вывели «а любовь Катюша сбережёт», я почувствовала, что вместе с родной мелодией в сердце вступила она – любовь к этому инструменту, связавшему меня с Родиной.

Как известно, любовь всегда вызывает любопытство – где, когда, откуда взялся объект или субъект нашего интереса.

И я узнала, что предком современной скрипки называют польскую скрипицу, русскую скрипель, арабский ребаб, британскую кроту и пр. За счёт развития этих инструментов в конце 16 века в Италии была создана скрипка (в давние времена её считали инструментом для бедняков – играя на ней, уличные музыканты зарабатывали себе на жизнь).

Общеизвестная скрипка появилась на Руси в конце 16 века и настолько прижилась, что по характеру её звучания люди предсказывали природные явления: «если инструмент звучит ладно и позитивно – погода будет ясная, если «ворчит» – дождливая».

Скрипка вызывала любовь и вдохновение. Композиторы всего мира писали концерты для скрипки с оркестром. Великие художники посвящали скрипке разножанровые картины. Во все времена скрипку воспевали поэты, находя всё новые метафоры и характеристики. Например, Блок писал:

Не соловей – то скрипка пела,
Когда ж оборвалась струна,
Кругом рыдала и звенела,
Как в вешней роще, тишина…

Любовь к скрипке поселилась в моей душе всерьез. И вдруг теперь, много лет спустя, мне приснилась моя первая детская скрипка. Интересно, подумалось мне, а много ли сегодня в нашей республике домов, где дети играют на скрипке? И вообще, как обстоит дело с развитием этого элитного искусства в Карачаево-Черкесии? Об этом я спросила народную артистку КЧР, заслуженную артистку России, заведующую оркестровым отделением республиканского колледжа им. А. А. Даурова, художественного руководителя камерного оркестра колледжа и камерного ансамбля «Джанкъылыч» республиканской филармонии, пропагандиста классической и народной музыки Ларису Алиеву.

– Несмотря на то, что скрипка – это очень сложный инструмент, желающие играть на ней, слава Богу, есть. Но число этих людей редеет с каждым годом, к сожалению, – поделилась она. – Ведь в нашей республике, как и по всей стране, преобладает массовая культура, то есть самодеятельность. А классика – это элитарное искусство, это трудное искусство. Чтобы стать музыкантом, надо пройти музыкальную школу, музыкальный колледж, затем институт или консерваторию. Многие просто не готовы к такому долгому пути.

А те, кто все-таки идет по нему, по окончании нашего колледжа продолжают учёбу в консерваториях и институтах культуры в других регионах. И, к огромному сожалению, как правило, остаются в крупных городах, где скрипачи востребованы, имеют определённый престиж в обществе, нормальную зарплату и более того – хорошую подработку. В результате республика теряет хорошо обученных специалистов..

– В музыкальных школах республики классов скрипки критично мало, – с горечью говорит Лариса Ракаевна. – К тому же не хватает молодых кадров, большинство преподавателей – возрастные. Педагог – это работа души, а моя душа болит за скрипку, которой я отдала десятки лет своей жизни…

Чтобы вырастить поколение тех же скрипачей, надо готовить слушателя с детских лет, надо готовить юных музыкантов. Не обязательно они станут великими исполнителями, но это поможет им достичь лучших результатов в других профессиях. Профессор и психолингвист Татьяна Черниговская утверждает, что у детей, обучающихся игре на скрипке, работают оба полушария. Ведь недаром на скрипке играли Эйнштейн и Шерлок Холмс!..

И вновь мне вспоминается мой недавний сон. И одинокая детская скрипка… Мне, конечно, уже поздно учиться играть на этом тонком инструменте. Да и не выдержу я, поскольку давно поняла: играть на скрипке и слушать ее – это совершенно разные вещи. Я включаю телевизор и смотрю концерт скрипача-виртуоза, и вспоминаются стихи:

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам…