Сергей Никулин в годы войны

Из интервью «Быть певцом во стане русских воинов», взятого у Сергея Никулина журналистом Михаилом Кивилевым в 1992 году.

– Мне в жизни повезло уже хотя бы потому, что я все-таки родился и прожил, несмотря ни на что, вот уже семь десятков лет. Что произошло с моим поколением – все знают: «Лихая им досталась доля, немногие вернулись с поля…». Даже статистика на этот счет есть: из каждой сотни ушедших на фронт (имеется в виду год рождения 1920-1924) погибли 97 человек. И все те ребята, которые полегли тогда в боях, ставшие и Героями Советского Союза, и дважды Героями (посмертно), они бы сейчас отдали мне все свои награды за то, чтобы поменяться со мной местами. Потому что выше не может быть награды, чем жизнь. А я награжден жизнью. Так я этот вопрос понимаю…

Там, на фронте, были такие моменты, что мне и до сих пор непонятно, как я мог уцелеть. Поднимаемся в атаку, и мне надо бежать впереди, за собой звать, поскольку я же помкомвзвода был, и взводом командовал, а немец-то – вот он! Сидит в окопчике и стреляет. А мы-то по открытой местности бежим, если по фронту взять, то целый батальон бежит в два-три эшелона! Рядом со мной падают один за другим, а я бегу, хотя кажется, все немцы именно в меня стреляют…

Заняли село – смотришь, как снопы, лежат убитые. С винтовочкой-трехлинеечкой. А у немцев были автоматы да пулеметы, да еще в обороне они были.

Солдаты на переднем крае, я имею в виду пехоту, жили недолго: каждый находился в бою в среднем 18 минут. Всего! Потом – или ранен, или убит. Так что, конечно, мне повезло, или я в рубашке родился…

Помню, когда мы прибыли на фронт, у нас с Ваней Соколовым (друг Никулина, с которым они вместе учились до войны в художественном училище, погиб на фронте – от ред.) была на двоих одна винтовка, мосинская еще, 1891 года. Мы – к командиру взвода, лейтенанту Чупахину: так, мол, и так, непорядок это, как же воевать-то? А он, молодой такой парень, симпатичный, рыжий, говорит: «Не беспокойтесь, одного из вас убьют, вот и будет одна винтовка на одного…». Юмор такой фронтовой…

В конце концов, мы еще одну винтовку раздобыли. И в первой же атаке (это было 5 декабря 1941 г. – от ред.), как только поднялись, на нас мины посыпались, и мне ноги посекло. Вот так и отметил свое девятнадцатилетие. Недели две в медсанбате провалялся, а в январе нашу часть перебросили на северо-западный фронт, под Старую Руссу, где по весне меня снова ранило.

Ну, уж коль про то речь пошла, то расскажу и о третьем своем ранении. Шел ноябрь 43-го, и я был тогда комсоргом 230-го запасного стрелкового полка: это до 30 тысяч личного состава. Направили на семинар комсоргов армии. К нам приехал член Военсовета генерал-лейтенант Говоров и говорит: «У нас формируется 11 ударных штурмовых батальонов, которые будут расширять плацдарм на правом берегу Днепра (он уже к тому времени был форсирован). Ребята вы все здесь молодые, семей у вас нет, значит, и терять вам нечего…» Это опять фронтовой такой юмор у него в речи проскользнул… И спрашивает: «Кто пойдет в эти отряды заместителями командиров по политчасти?» Я был молод, терять мне в том смысле, который имелся в виду, было нечего, и я, почему-то решив, что без меня там не обойдутся, поднял руку. И стал заместителем командира штурмового батальона по политчасти. Пробыл в этой должности ровно два дня. На третий – ранение с контузией. Четыре месяца был глухонемым, потом это прошло потихоньку, но я отчаянно заикался… В общей сложности 10 месяцев болел. Но – выкарабкался. Думаю, потому, что очень хотел выкарабкаться…

«Кавказский край», № 53 (1992).