Учителя: Фатима Мухаджировна Кишмахова и Мусса Корнеевич Пазов

Да, истоки каждого из нас начинаются именно там – с нравственных и педагогических уроков родителей, воспитателей детского сада, школьных учителей. Безусловно, свое влияние на нас оказывают и армия, и вузовские преподаватели, но все же основы всякого человека закладываются в детстве, большая часть которого приходится на школьные годы.

Я учился в обычной для 1960-70-х годов Кубинской средней школе. О ней у меня сохранились самые светлые и живые воспоминания. Особенно – об учителях, формировавших наши души не только на уроках, но и вне их. Все они благодарно отпечатались в моем сердце, и свет их я ношу с собой по сей день, вполне осознавая ту роль, которую они сыграли в формировании моей личности.

В старших классах мы уже приноровились к учителям, соображали, у кого можно пошалить, а у кого – сидеть смирно. Все мы почему-то очень боялись Заудина Исмаиловича Хасарокова (вёл у нас биологию), хотя он никогда не повышал голоса, обожали Фатиму Мухаджировну Кишмахову, нашу классную руководительницу в 9-10 классах, глубоко уважали Мустафу Зулкарнеевича Урусова, учителя алгебры и геометрии.

Точные науки не то чтобы я усваивал с трудом, они мне почти не давались. Особенно я ощутил это, когда стали изучать физику и химию. Для меня это было похлеще китайской грамоты. По своему складу я все же был гуманитарий, хотя в те годы и слова такого не знал.

Во мне происходило внутреннее взросление. Меня не на шутку занимали такие вопросы, как честность, принципиальность, отстаивание своей позиции. Волновал меня и вопрос: трус я или нет? Примеры из моей жизни не подводили меня к однозначному ответу. И порой самовоспитание мое принимало курьезные формы.

Как-то в школу к нам прибыла комиссия из облоно (областной отдел народного образования). В начале урока математики две женщины зашли в класс, прошли и сели за задние парты. Мы прижухли, потому что думали, что это нас будут проверять. Начался урок. Мустафа Зулкарнеевич, как всегда, вел урок хорошо, без тени волнения.

Объяснение новой темы подошло к концу, и пошла закрепляющая часть. «Кто пойдет к доске?» – обратился к нам учитель. Класс притих.

У нас были хорошие ученики с математическим складом мышления, но им в такой ситуации не хватало храбрости. Из объяснения я почти ничего не понял, хотя и сидел за первой партой. Проблема состояла не в Мустафе Зулкарнеевиче, он был превосходным педагогом, она заключалась в моей бестолковости. Но в тот момент меня волновал дурацкий вопрос: хватит ли у меня смелости выйти к доске в присутствии комиссии? «Пойди, выйди, если не трус!» – подзадоривал я сам себя и поднял руку. Мустафа Зулкарнеевич недоверчиво глянул в мою сторону, еще раз обвел класс взглядом и с некоторой заминкой пригласил меня к доске…

Но что я мог сказать? Почти ничего: я потрепыхался, потрепыхался и сдулся, как первомайский шарик. Учитель усадил меня и вызвал Гашемиду Напшеву: она по всем предметам училась очень хорошо, даже на физкультуре в беге опережала многих парней. Не знаю, как она отвечала: мне было уже не до нее, так как в это время я горестно переживал свой позор…

Не помню, как закончился тот урок, зато хорошо запомнил начало другого, на следующий день. Мустафа Зулкарнеевич был спокоен, собран, и первое обращение его к классу прозвучало так: «Что с вами происходило вчера?» Выждав несколько секунд, он добавил: «Мне ничего сверхъестественного от вас не было нужно, просто обычный урок, какие мы с вами проводили всегда…» Небольшая пауза, и потом, обернувшись ко мне, с еле заметным укором: «Петя, ну зачем ты вызвался?..» Лучше бы мне со второго этажа провалиться на первый! Мне и сейчас стыдно за то мое поведение. Решая свои внутренние проблемы, далекие от математики, я не думал о том, как мой поступок отразится на репутации моего учителя.

Сейчас, когда я пишу эти строки, нашего учителя уже нет в живых. И хоть запоздало и ничего уже исправить нельзя, на этом воспоминании мне хотелось бы остановиться и тихо склонить голову в знак признательности и благодарности за все то доброе и вечное, что заронил в наши души наш математик.

Счастливая школьная пора

Из всех школьных предметов легче всего мне давалась литература. Это живое, гибкое, развивающееся искусство. Более серьёзно к ней я стал относиться в 9-10 классах, когда преподавателем по этой дисциплине, а заодно и классным руководителем стала у нас Фатима Мухаджировна Кишмахова. Я мог не выучить какой-то другой предмет (такое, увы, случалось, и не редко), но по литературе я готовился всегда. Я настолько трепетно относился к учительнице, что стыдно было прийти к ней на урок, не выполнив домашнего задания. Стыдно было и перед другими преподавателями, но всё же была большая разница.

Многие из нас (особенно ребят) Фатиму Мухаджировну полюбили сразу, несмотря на её строгость. Нас привлекали не только её необычайная красота, аристократизм манер, но и знание предмета, свобода подачи материала, вовлеченность в наши дела. Она пыталась выработать у нас определенное отношение к прочитанному, умение формулировать своё мнение. Организовывала и проводила с нами много мероприятий. Помню даже, что она с нами, мальчишками, принимала участие в сборе металлолома.

Для кого-то может показаться высокопарным, но последние два моих школьных года были озарены её личностью. И в том, что я стал впоследствии педагогом, сказалось её влияние, хотя она никогда не говорила, чтобы я выбрал учительскую стезю. Характерно, что почти все ребята из нашего класса, призвавшись на службу в армию, вели переписку с ней. И я в том числе. Именно там, в армии, в морозном Алтайском крае, я посвятил ей большое и, к сожалению, неуклюжее стихотворение, а потом на четвертом курсе Ставропольского пединститута, будучи внештатным корреспондентом краевого радио, подготовил о ней специальную радиопередачу, которая прозвучала в эфире по всему Ставропольскому краю, куда входила и наша Карачаево-Черкесия. Это только очень малая часть выражения моей безмерной благодарности.

Спасибо Вам преогромное, Фатима Мухаджировна! Я через всю жизнь пронес и до сих пор храню в сердце своем вот это влюбленно-восхищенное, коленопреклоненное отношение к вам.

Я любил школу, и в душе у меня навсегда запечатлены образы не только моего первого учителя, Петра Умаровича Дагужиева, учительницы русского языка и литературы в 5-7 классах Тамары Шамсудиновны Архаговой, учительницы английского языка Татьяны Анатольевны Вороновой, но и директора Зулкарнея Шамсудиновича Кишмахова. Скажу абсолютно серьезно: для меня до сих пор слово «директор» ассоциируется в первую очередь со школьным директором и именно с Зулкарнеем Шамсудиновичем.

С большой теплотой вспоминаю Айшат Ибрагимовну Байрамукову, карачаевку, учителя русского языка и литературы, которая ежедневно, в любую погоду, пешком из Джегуты через висячий мост добиралась до Кубины, чтобы сеять разумное, доброе, вечное! Более сорока лет! Вот это и есть неприметный для глаза подвиг длиною во всю жизнь! Я до сих пор храню открытку с добрыми пожеланиями, которую она подарила мне в день окончания школы, подписав скромно: «А. И.». И рад тому обстоятельству, что через много лет мой младший брат, Георгий (также учившийся у нее), став директором ГТРК «Карачаево-Черкесия», догадался подготовить и пустить в эфир телеочерк о ней.

Мне и всем ученикам моего поколения очень повезло и со школой, и с учителями! И проставленные в моём аттестате оценки (в том числе четвёрки по алгебре, химии и даже физике) – это аванс, выданный мне моими учителями на всю последующую жизнь. Спасибо, дорогие мои! Я помню вашу доброту!

Петр ЧЕКАЛОВ,
выпускник Кубинской средней школы 1976 года

Досье

Петр Константинович Чекалов – доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований. Автор более 280 научных и учебно-методических трудов, в том числе более 20 монографий и учебников. Лауреат всероссийского конкурса на лучшую научную книгу 2005 года, конкурсов «Ставропольская книга – 2009», «Ставропольская книга – 2013». Победитель Всероссийского конкурса «Литература многонациональной России и зарубежья» 2018 года.