За четырнадцать лет депортации карачаевцы не утратили свой язык, они сохранили свои обряды, ритуалы, традиции, которые по сей день живут в народе. О том, как народу удалось сохранить себя, мы поговорили с писателем и поэтом Манафом Батчаевым (на фото). Он – один из немногих оставшихся очевидцев и свидетелей тех тяжёлых лет.

Когда Манаф Унухович рассказывает о всех тяготах, которые перенёс высланный на чужбину карачаевский народ, слёзы то и дело наворачиваются на его глаза. Ни время, ни нынешняя мирная жизнь не в силах затянуть глубокие раны, оставшиеся в душе аксакала.

… Унух Батчаев, его отец, ушёл на фронт в первые же дни войны, оставив дома жену и шестерых детей мал мала меньше – самому маленькому и года не было. Больше семья его не видела и даже вестей не получала. Где и как погиб защитник Родины Унух Батчаев, его родные так и не узнали.

А в 1943 году его вдову с детьми, старшему из которых было 9 лет, а младшему шёл третий годик, отправили как врагов народа на верную погибель.

– Моя мама Хаджат Коркмазова успела прихватить овчинный полушубок отца и, почему-то, сделанную его руками деревянную мялку для картофеля. Толкушка эта прошла Азию и до сих пор хранится в моём доме как единственная память об отце, – рассказывает Манаф Унухович. – А тот отцовский тулуп мама не меняла на еду, как бы тяжело ни было. Мы им укрывались в холода, хотя нас, семерых, один тулуп не мог укрыть…

Манафу было тогда семь лет. Он отчётливо помнит бескрайние заледенелые степи, которые он видел сквозь щели в вагоне, и как их семью выгрузили на какой-то станции, а оттуда на подводе повезли в село Водное Ленинопольского района в Киргизии. В селе их поселили в заброшенной однокомнатной хибарке без дверей. Еду и дрова им, естественно, никто не дал.

Очень трудно представить, как в таких условиях выживала вдова с заболевшими по дороге детьми. Воображение сразу рисует горестную картину, как несчастная женщина пытается приделать дверь к той хибаре…

Голод и холод – вот что осталось в памяти Манафа Батчаева на всю жизнь. Два его брата: старший, Хасан, и самый маленький, Солтан, – умерли от голода…

Но народ пытался выжить всеми силами. И помогали ему в этом особое трудолюбие и природная смекалка.

– Помню, чтобы поддержать нас, детей, моя мама вязала платки и шали, шила войлочные тапки, обрабатывала шкуры, валяла коврики из шерсти – она, как и все карачаевки, была отличной мастерицей по шерсти, – рассказывает Манаф Унухович. – Изделия мама меняла на еду, шерсть и шкуры. Старики же шли в коровники, на любую работу, дети рыскали повсюду, искали хоть какое-нибудь топливо. И, несмотря на весь ужас, никто из карачаевцев не побирался, кошек-собак не ел. И что я еще запомнил – люди жили дружно, помогали друг другу, делились всем, чем могли. Сколько раз моя мама, выменяв что-то на еду, выделяла нам порции, а остальное несла ещё более голодным соседским детям. Такая взаимовыручка и спасла наш народ.

К слову, село Водное в основном было заселено русскими, раскулаченными и тоже сосланными.

– У каждого человека свои воспоминания, – делится Манаф Унухович. – Я помню, всем было очень тяжело, всем хватало забот, шла ведь война… И знаете, что с годами совершенно не забывается? Был у нас заведующий товарной фермой товарищ Киселёв.

И вот, видя, что мы загибаемся от голода, велел он нам потихоньку брать из подвалов кормовую свеклу, предназначенную для скота. Эта свекла спасла жизнь многим людям. Ещё для скота предназначался жмых из семян хлопка, очень горький. Товарищ Киселёв потихоньку выдавал нам и этот жмых, чем тоже спас многих от голодной смерти. Спасибо ему за это огромное. И вот это разве забудешь?! Человечность – вот что делает всех нас людьми. Нельзя терять человеческое лицо ни при каких обстоятельствах.

Поначалу киргизы, казахи, немцы и т. д. вели себя с депортированными карачаевцами настороженно, но потом, увидев, что это трудолюбивые мирные люди, прониклись к ним уважением и любовью. Способствовало укреплению этой дружбы и то, что дети разных национальностей учились в одной школе, вместе ходили на уроки, играли, работали.

У Манафа Батчаева два таких друга остались на всю жизнь: русский Женя Харольский и немец Эрик Крекер. С ними связь не терялась, пока они были живы. Уважение и тепло к односельчанам Манаф Унухович по сей день сохранил в своей душе – много хорошего, общего, душевного было во взаимоотношениях людей.

Через два-три года после переселения жизнь стала выравниваться, да и война закончилась, стали возвращаться мужчины с фронта, начали играть свадьбы. Свадьба у многих народов – это торжество, сопровождаемое вековыми обрядами, правилами, традициями. Там, где живы обычаи, жив и язык.

– За то, что народ сохранил себя, не потерял свой культурный код, – спасибо взрослым, тому примеру, который они подавали. Я, например, не помню, чтобы мне кто-то говорил: «ешь правой рукой» или «женщину и старика всегда надо ставить по правую сторону». Я просто это видел изо дня в день. Правила поведения в социуме настолько глубоко заложены в нашу ментальность, что выполняются на автомате, независимо от условий жизни, – убеждён Манаф Унухович.

И всё же особую роль в сохранении народных традиций и обрядов Манаф Батчаев отводит женщинам.

– Если говорить о карачаевцах, то, конечно, это наши мамы и бабушки спасли народ от вымирания физического и духовного. У меня есть несколько стихотворений, посвящённых подвигу матери. Это гимн женщинам всех народов. Мир вообще держится на материнской любви, самоотверженности, самопожертвовании, великой созидательной силе! Бесценный подвиг наших женщин спас мой народ. Каждодневный подвиг женщин мира спасает человечество от саморазрушения. Вот что главное.