Мужской характер Галины Киян
Аминат ДЖАУБАЕВА
Когда я подошла к дому № 96 по улице Пушкина в г. Карачаевске, первой, кого встретила, оказалась моя давняя подруга и бывшая коллега по работе в санэпидстанции Зоя Яхьяева.
– Ну ты точно к нашей бабушке! – воскликнула она, – у нее сегодня знатный юбилей. Сто лет исполнилось.
Наша бабушка. Не ничья в отдельности, а наша. Так зовут на улице Пушкина, в просторечии – Бойня, Галину Ивановну Киян. И не потому, что она преклонного возраста, хотя скажу прямо, выглядит лет на 70, а потому что очень уважают и любят. Спросите, за что? За мужской характер, говорят соседи.
А ему было откуда взяться. Родилась Галина Ивановна на Украине, в семье, где было 12 детских душ, но одну ее назвали постреленком и бунтаркой. При всей своей послушности к родителям она отличалась заметной самостоятельностью и активностью. Целыми днями летала по дому, по двору, в огороде, в коровнике, свинарнике, успевая переделать сотню дел. Отец вполне полагался на Галкин хозяйский глаз, на ее заботливость, и, отправляясь в город по делам, дом поручал не кому-нибудь, а именно Галке. Дом был маленьким, с низкими, узкими окнами, но рядом строился большой, добротный. На всю семью. Многие завидовали достатку семьи Павленко, во дворе которых всегда был полон зерна амбар, а баз не вмещал скота…
Когда я подошла к дому № 96 по улице Пушкина в г. Карачаевске, первой, кого встретила, оказалась моя давняя подруга и бывшая коллега по работе в санэпидстанции Зоя Яхьяева.
– Ну ты точно к нашей бабушке! – воскликнула она, – у нее сегодня знатный юбилей. Сто лет исполнилось.
Наша бабушка. Не ничья в отдельности, а наша. Так зовут на улице Пушкина, в просторечии – Бойня, Галину Ивановну Киян. И не потому, что она преклонного возраста, хотя скажу прямо, выглядит лет на 70, а потому что очень уважают и любят. Спросите, за что? За мужской характер, говорят соседи.
А ему было откуда взяться. Родилась Галина Ивановна на Украине, в семье, где было 12 детских душ, но одну ее назвали постреленком и бунтаркой. При всей своей послушности к родителям она отличалась заметной самостоятельностью и активностью. Целыми днями летала по дому, по двору, в огороде, в коровнике, свинарнике, успевая переделать сотню дел. Отец вполне полагался на Галкин хозяйский глаз, на ее заботливость, и, отправляясь в город по делам, дом поручал не кому-нибудь, а именно Галке. Дом был маленьким, с низкими, узкими окнами, но рядом строился большой, добротный. На всю семью. Многие завидовали достатку семьи Павленко, во дворе которых всегда был полон зерна амбар, а баз не вмещал скота…
– Мы жили хорошо, – вспоминает Галина Ивановна, – летом косили сено, жили неделями на просторе, в шалашах, под телегами, хвалились друг перед другом удалью на покосе, и были, как одна семья. Но тут подоспела коллективизация…
Семью Павленко раскулачили одной из первых. Отца с братом Иваном сослали в Сибирь, где они и сгинули, других предоставили самим себе, дескать, выживайте, как знаете, ведь все, что было, отобрали до ниточки. Вот тут-то и сказался симбиоз мужской агрессивности и девичьей легкости, взрывного характера и рассудительности ума Галины. Выкрав у старшей сестры документы – свои пропали в суматохе, – отправилась искать работу в городе, где ее, к несчастью, задержали и без выяснения каких-либо обстоятельств отправили в одну из уральских тюрем.
– Что делала на Урале? Да то же, что и все. Стирала, шила, мыла. Холода на Урале были жуткие, потому зимой, чтобы согреть воду для мытья белья, полов, раскаливали в печи до красного каления какой-нибудь чугунный обломок, а потом опускали его в ведро с водой… Иначе руки, пальцы опухшие, ноющие не слушались…
От уральской жизни у нее надолго сохранился говор: будет «чокать», говорить «буровить», а не болтать, «ну» вместо «да» и т.д.
Там, на Урале Галина Павленко встретилась с Василием Кияном. Тоже украинец. Тоже заключенный. Многие женщины благосклонно поглядывали на Василия – хорош собой, руки золотые, но, пожалуй, не каждая бы рискнула связать с ним свою жизнь, потому что на Украине у него подрастала дочка Галина, мать которой умерла, девочке исполнилось шесть лет. Галину Павленко это обстоятельство не смутило, как и другое – Киян был старше ее на двенадцать лет.
Возвращаться на Украину молодые после отбытия срока не стали. Там свирепствовал голод. Решили попытать счастья на Кавказе. Аул Каменномост, куда они приехали, полюбился Галине сразу. Красота этих мест в первые мгновения буквально ослепила и потрясла ее. Она подолгу бродила по аулу и в окрестностях города, мечтая о будущей возможной жизни на Кавказе, где у них будет свой дом, огород, живность, где будет покой и благодать, как когда-то на родной Украине.
Дом на Бойне купили довольно скоро. Пусть без земельного участка, но это был свой дом. Василий работал сапожником, шил модельную обувь на заказ, так что клиентов было хоть отбавляй. Галина с детьми Валентиной, Зоей и Галиной, дочерью Василия, которую она привезла с Украины в первый же год их совместной жизни, взялась расчищать, точнее, отвоевывать у горы, у подножия которой стоял их дом, место под огород. А это было ох, как непросто,- выкорчевывать деревья, высвобождать из-под камней- валунов землю.
– Как сейчас помню, – рассказывает дочь Галины Ивановны Зоя Васильевна, – придем со школы домой, а посреди двора груда камней, собранных мамой. Мы их побросаем в тележку и везем куда подальше от дома…
И вскоре у Киянов был собственный огород под горой, в который, едва проснувшись, бежали. И за которым любовно ухаживали все. Зимой дети выбегали, разбрасывали уплотнившиеся в ледяной корочке, снежные комья по всему огороду, чтобы земля напиталась досыта вешней водой. Когда земля подсыхала, все брались за лопаты, которые вонзались в землю, возделанную руками матери, как в масло.
Огород небольшой, спешить некуда, и семья растягивает удовольствие, делает все тщательно, аккуратно, на совесть. После лопат все берутся за грабли, не оставляя ни одного комочка в огороде…
По осени дети Киян пропадают в горах, где видано – невиданно плодов шиповника, барбариса, кизила, кстати, и по сей день богаты этими плодами бойнинские горы.
– В тот день мы с соседкой рано утром ушли в горы, набрать кизилу, – вспоминает Галина Ивановна, – и вдруг слышим внизу крики, шум. Сбегаем, видим, сгоняют к машинам всех карачаевцев без исключения…
Опустела улица, опустел весь город. Галина Ивановна, несмотря на свой сильный характер, невольно страшится при виде «студебеккеров», рассекающих по городу на большой скорости и застывает, когда видит людское скопище… Она уже не помнит, как долго тянулось время до первого письма от соседей Айбазовых, Биджиевых, Бабоевых, до первого облегченного вздоха: «Слава Богу, соседи живы-здоровы. А если с ними ничего не приключилось в дороге, то остальное они выдержат, справятся со всем».
Ответные письма в Азию писал Василий, к этому времени его комиссовали в виду ранения с фронта. Писал обстоятельно, сообщая мельчайшие подробности соседям, друзьям о городе, переименованном в Клухори на грузинский манер, об их домах, об их одичавших домашних питомцах, которые по-прежнему сторожат опустевшие дома…
– А весть о том, что карачаевцы вернулись, застала нас с папой на базаре,- вспоминает Зоя Васильевна,- я впервые видела, как папа плачет. Второй раз он пустил мужскую скупую слезу на свадьбе дочери Галины.
– Могу сказать только одно, – говорит Зоя Васильевна, – Галю мама любила больше собственных детей. Она была и царь и Бог в нашей семье до последних дней своей жизни. Такая же неугомонная как мама, для нее работать – сестра проработала всю жизнь в больнице – медсестрой, фельдшером, дезинфектором – было также необходимо, как потребление кислорода. Словом, она была вся в маму.
Мама. В этом возрасте, когда многие женщины прирастают к дому, походя на улиток, Галина Ивановна, кстати, пошла работать на кухню в интернат. Она любила смотреть, как дети едят. Подаст на стол, сама рядом сядет и приговаривает: «Ешьте детки, поправляйтесь. Вам расти надо…»
Тем временем выросли, разлетелись из родного гнезда свои дети. Сын Валентин, окончив в Москве институт цветных металлов, долгое время работал в Сибири на урановом заводе, сейчас живет и работает в Херсоне.
Дочь Зоя окончила фарминститут в Пятигорске, вышла замуж на однокурсника Юрия Кирмасова и уехала работать по распределению в Вологду.
В родные места, точнее в Черкесск, супруги Кирмасовы переехали, когда не стало отца. Надо было быть поближе к матери, хотя Галина Ивановна редко пребывала в одиночестве. То и дело забежит внучка Зоя Яхьяева, придет правнучка Наташа- дочь Зои, позвонит Роман из Полтавы, где он служит военврачом. Она путает нынче их имена, называет Зою Натащей, Романа Валентином, но никогда не перепутает имена соседей. К примеру, о семье Эсеккуевых – Казимире и Куне – может говорить часами. Как они понимают ее, помогают ей, что после общения с ними на сердце так тихо и спокойно, будто кто-то тебя бережно укрывает во сне…
Прошу разрешения сфотографировать ее. Галина Ивановна кивает: «А можно я под образа сяду» и садится, уверенно и спокойно кладет свои неспокойные руки на колени. Внучка Зоя говорит: «Баба очень религиозна. Молится каждый вечер перед иконой Божьей матери, а годом раньше и вовсе, трудно вставая на колени, клала земные поклоны, касаясь лбом пола».
– Зоя, у бабушки есть какие – то свои пристрастия в еде? Курила ли она когда-нибудь, как – никак за плечами одна из самых страшных тюрем?»
– Никаких дурных привычек. Как-то собралась летом вся наша семья в горнице, стали чаи гонять, былое вспоминать. Сын мой возьми да предложи ей пива. Она отпила глоток и выплюнула со словами: «Зоя, так это ж конская моча?». Зато очень любит сладкое. Когда сама кашеварит, в блины с мясом сахар добавляет. Научила моих детей есть свежие помидоры с сахаром. Не с солью, а с сахаром.
Имела в этом возможность убедиться сама. В этот день поздравить Галину Ивановну Киян от имени Президента России прибыл заместитель Министра труда и социального развития КЧР Кемал Хачиров. Он зачитал приветственные адрес Президента, вручил цветы юбилярше. От имени мэра г. Карачаевска Солтана Семенова Киян поздравил и вручил ей конверт с деньгами начальник отдела труда и социального развития г.Карачаевска Альберт Бостанов. И когда гости дружно расселись за праздничным столом, бабушка предложила всем отведать праздничного торта. Попробовав сама кусочек торта, потянулась за кружкой чая. Отпив глоток, недовольно поджала губы: «Кипяток, да и только». Домочадцы дружно рассмеялись: «Чай показался несладким после торта. Сахарница у нее всегда должна быть под рукой…»
Когда гости стали разъезжаться, дочь и внучка – в семье их называют Зоя и Зойка – попросили мать: «Улыбнись на прощание, помаши из окна уезжающим», на что она ответила без единой угодливой, слабовольной нотки: «Улыбаться, где сил набраться?»
– Баба, да вы стихами заговорили, – засмеялись Зоя с Зойкой.
– Могу и попроще сказать. Хотелось бы мне посмотреть на вас, как вы будете лыбиться по поводу и без, когда доживете до моих лет.
А затем безо всякого перехода: «Суд присяжных» скоро начнется? И, кто, говорите, был этот мужчина, вручивший мне букет цветов? Вот это красавец, я понимаю…»
Резко и прямо. Ну и характерец у бабуси столетней. Одно слово – мужской…
{{commentsCount}}
Комментариев нет