Жизнь, зажженная тобой…

3 октября в 11:13
1 просмотр

Дневное солнце ослепительно сияло, и зима радовалась ему, спеша нарядить Домбай подвесками сосулек, готовя прощальный бал – проводы зимы, которые традиционно проходят в поселке в марте.
Из Теберды до Домбая Тамара добралась на служебном транспорте. В автобусе ей отчего-то в глаза бросился один мужчина. Одет он был по выверенным туристическим правилам – ветровка поверх толстого свитера, теплые штаны, за голову отчаянно цеплялась подвернутая разов пять вязаная шапочка.
Тамара хоть родилась и выросла в Карачаево-Черкесии, но на Домбае была впервые и потому не отрывалась от окна, жадно разглядывая елочки, распустившие свои подолы, горы, тонущие в белом тумане, и тут тот самый мужчина, расплываясь в светлой улыбке, спросил: “В первый раз на Домбае, девушка?”. Однако Тамара пропустила мимо ушей то, что не хотела слышать, и продолжила смотреть в окно. Дневное солнце ослепительно сияло, и зима радовалась ему, спеша нарядить Домбай подвесками сосулек, готовя прощальный бал – проводы зимы, которые традиционно проходят в поселке в марте.
Из Теберды до Домбая Тамара добралась на служебном транспорте. В автобусе ей отчего-то в глаза бросился один мужчина. Одет он был по выверенным туристическим правилам – ветровка поверх толстого свитера, теплые штаны, за голову отчаянно цеплялась подвернутая разов пять вязаная шапочка.
Тамара хоть родилась и выросла в Карачаево-Черкесии, но на Домбае была впервые и потому не отрывалась от окна, жадно разглядывая елочки, распустившие свои подолы, горы, тонущие в белом тумане, и тут тот самый мужчина, расплываясь в светлой улыбке, спросил: “В первый раз на Домбае, девушка?”. Однако Тамара пропустила мимо ушей то, что не хотела слышать, и продолжила смотреть в окно. И мужчина, словно его холодной водой окатили, замкнулся в себе и начал в такт музыке покачивать головой. А “Машина времени” тем временем – без тавтологии никак – не то соблазняла на что-то, не то насмехалась над кем-то: “Тот был неправ, кто все спалил за час, и через час его огонь угас, но в этот час стало всем теплей…”
Домбай утопал в снегу, но было тепло, будто кто-то, действительно, все спалил за час. Людей была тьма – тьмущая, так на Домбае многолюдно обыкновенно бывает в дни новогодних каникул.
Разумеется, устроившись, первым долгом Тамара направилась на Муссу-Ачитара. Канатка тронулась, оставив под собой макушки островерхих елей, и пошла, плавно покачиваясь, в гору. Вот уже рукой подать до знаменитой “тарелки” – гостиницы, как вдруг Тамаре стало нехорошо, – искривилось пространство, исказились пропорции…
– Со мной что-то случилось, – подумала она, придя в себя от острого запаха валокордина и нашатыря, ватку с которыми прямо перед ее носом держал все тот же незнакомец из автобуса…
Через месяц Тамара бы-ла за ним замужем. Звали его Алий.
– Хоть бы чуть-чуть повременили приличия ради, – подначивали друзья Алия, который, кстати, не прогулки ради держал путь в тот день на Домбай, он там работал.
Алий в ответ лишь смеялся, приводя в пример известного всему миру виолончелиста Ростроповича: “Когда Ростроповича журналист спросил: “Вы так стремительно женились на Вишневской всего через три дня знакомства?”, он воскликнул: “Жалею, что потерял столько времени!”. Вот и я потерял целый месяц, найдя свою половину…”
Алий и Тамара и вправду смотрелись как две половинки целого – высокие, спортивные, красивые. Особенно – до неприличия был хорош Алий – официантки к нему, где бы он ни был, летели по первому щелчку пальца, а побывал Алий во многих странах, откуда вез своей Тамаре гравюры, крохотные резные нэцке, акварельные эстампы с видами горных вершин Альп, Непала…
С родными Алий не спешил знакомить Тамару, и не потому, что она была “полукровкой” (мать – русская, отец – балкарец), а потому, что его родители требовали от него, как и ото всех других детей, одного – следовать исполненной, на их взгляд, глубокого смысла народной поговорке: жениться, выходить замуж только в родном ауле, там, где ты знаешь род жениха или невесты до седьмого колена.
Все изменилось, когда в семье появился долгожданный ребенок – Лаура. Естественно, Алий хотел, чтобы первенец был мальчиком, и очень удивился, когда один из приятелей полусерьезно пошутил, что отцы хотят сыновей, но любят сильнее дочерей. То ли возрастной фактор сказался (Алий был старше Тамары на 10 лет), то ли прав оказался приятель, только дочка оказалась необходимостью, как воздух. Алий удивлялся тому, как беден был мир для него, пока на свете не появилась Люля, так Лаура назвала себя, когда начала говорить. Со временем девочка стала не только особой родительской гордостью и надеждой, но и целым миром, целой жизнью для бабушки и дедушки – родителей Алия.
Жили Тома с Алием очень хорошо, весело, легко – комнаты у них не были захламлены полированной импортной мебелью, за стеклом не сверкали алмазами хрустальные вазы, бокалы, из которых никто не пьет, графины, в которые никогда ничего не наливают, а лишь два дивана, стеллажи со множеством книг, картины и возможность заполучить в гости любую знаменитость, приехавшую отдыхать на Домбай. В их уютном, чистом доме побывали Сергей Жигунов, Настя Заворотнюк, Шамиль Тарпищев, Андрей Анкудинов, Александр Панкратов-Черный и многие другие…
Забота о Люле – постоянная тема разговоров, что у Тамары, что у Алия на работе. О втором ребенке как-то и не думали. Удивляться этому, впрочем, не приходится. Ведь если каких-нибудь 100 лет назад население считали по дворам, то теперь мир завоевывают семьи, в которых всего-навсего по одному ребенку, и более того, состоящие всего из одного человека.
Эх, если бы знать им, что неожиданная беда отнимет у них дочь. Лауре было 16 лет, когда, приехав погостить к бабушке с родителями, она попала с корабля на бал. Точнее на свадьбу своего двоюродного брата. Свадьба была шумной, веселой. Потом молодежь куда-то засобиралась.
– Подойди-ка сюда, Лаура, – неожиданно с беспокойством бабушка подозвала к себе внучку. Приблизив свое бледное лицо к румяной щечке внучки и думая, что говорит тихо, бабушка довольно громко сказала: “Если вздумаете куда поехать, ты ни в какую машину не садись. Знаешь, как тебердинские лихачат за рулем?”.
Шалунья Лаура пообещала ей это с донельзя серьезным выражением лица, а двоюродные братья и сестры, слышавшие все это, дружно рассмеялись. Жизнь била в них ключом, и они никому не могли позволить испортить себе праздник.
– Мама, куда поехали дети? – спросила Тамара, выглянув из кухни, где пропадала весь день.
– Не знаю, не сказали, – рассеянно ответила старуха и пристально, будто взор ее притягивала некая высшая сила, стала смотреть на входную дверь. И тут она распахнулась…
Машина, в которой ехала Лаура, перевернулась, и все, кто был в ней, погибли на месте. Мокрый откос дороги стал откосом вечности…
Потерянная, не воспринимающая реальности того, что случилось, Тамара не только не облачилась в траур на похоронах, она даже не покрыла голову платком, как это принято у всех народов. Нелепо и неуместно выглядело и ее сиреневое платье… Но взоры собравшихся были прикованы не к ней. К Лауре. Она была так прелестна даже на смертном одре: веер ресниц, словно нарисованные брови, пленительный изгиб губ… Всех поражало сходство девочки с отцом.
И тут все побледнело перед действительностью – Алий ворвался в комнату, откуда собирались выносить его дочь, и словно в беспамятстве начал кричать: “Я не отдам ее вам, не отдам…”.
Образумить Алия смог лишь отец.
– Постыдись, сын. Не пристало мужчине так вести себя на людях, даже если на тебя обрушилось непоправимое горе, – сказал он как-то просто и обыденно, – Аллах дал, Аллах взял. Значит, там ей будет хорошо…
Дальше все пошло наперекосяк. К Алию стал тихо подкрадываться алкоголизм – профессиональная болезнь кабатчиков. Дело в том, что у Алия было свое кафе, где он, когда надо было, мог заменить и повара, и бармена, и шашлычника…
Тамара забеременела во второй раз через три года, но плохо переносила беременность (возраст сказался), чем лишний раз раздражала мужа. Но ей было все равно, в ней как будто повернули какой-то выключатель и осветили забытый уголок жизни, куда она не заглядывала много-много лет. На свет появился сын.
– Вы мне не поверите, – рассказывала Тамара, – но малыш, которому мы так обрадовались, казалось, с первого дня своей жизни был чем-то недоволен. «Зачем я вам нужен? Зачем вы меня звали?» – казалось, укоряли его карие глазки, постоянно сосредоточенные на чем-то своем.
Потом выяснилось, что у ребенка тяжелая патология и жизнь этого маленького существа будет очень трагична – это мир зависимости, борьбы, болей. Это стена, барьер. Тамара и Алий, который после рождения сына бросил не только пить, но и курить, будут пытаться снять этот барьер долгих пять лет…
У Леона была субкомпенсированная гидроцефалия. Он родился с набором первичных инстинктов и с нулевой информацией в мозгу, не сознавая, что он такое, где он, что такое этот мир. Но не это было страшное – на маленьком тельце была огромная голова, которая испытывала невероятные дикие боли. Накормить, напоить малыша, страдающего водянкой головного мозга, было делом пяти-шести часов…
Супруги не охали, не ахали, не сокрушались, а пытались спокойно и здраво чем-то помочь сыну. Например, гулять с ним как можно больше на свежем воздухе, даже если у людей, увидевших мальчика, сразу возникало грустное желание отшатнуться от чужой беды, уберечь собственный душевный покой; купать его как можно чаще; одевать в красивые вещи, хотя и понимали, что “вживить” его в мир здоровых людей им никогда не удастся.
Ни вжиться, ни выжить мальчику не удалось…
На сей раз Тамара не убивалась, и не потому, что потеряла тяжелобольного, даже неизлечимого ребенка, просто она решила не упускать ни одной возможности завести еще ребенка, но все было тщетно. Нервные стрессы, возраст сделали свое дело. И когда мама предложила ей взять ребенка из детдома, она… Да что она! Все мы знаем, как бы ни складывались наши судьбы, никто больше матери не порадуется твоему счастью и никто, кроме нее, не будет болеть твоей болью.
…Самая взрывоопасная тема в последнее время – приемные дети. Тут всякое слово грозит неточностью, недетской бедой, какой-нибудь нешуточной болячкой, потому, когда на днях на юбилее довольно публичного человека я увидела Тамару (и ахнула, с ума сойти, передо мной сидела элегантная женщина и держала на коленях нежнейшее создание – красивую маленькую девочку), то не стала даже спрашивать: ребенок собственный или приемный? Главное, что она не побоялась и (и в одном, и в другом случае) сумела обрести судьбу в полноте отпущенного ей и впустила в ненавистную пустыню квартиры новую крохотную жизнь… И зажгла ее…
Господи! Я знаю, что просить за всех бесполезно, что мы пылинки на твоей ладони, но пусть Тамара со своей малышкой Динарой будут живы и здоровы долгие-долгие годы!

Аминат ДЖАУБАЕВА
Поделиться
в соцсетях