О трудной жизни на чужбине для всех, кого коснулось насильственное переселение в 30-40 года прошлого века, за прошедшие с того времени годы сказано и написано очень много. Но и, находясь в трудном положении, эти люди сохраняли веру в добро, справедливость, находили в себе силы радоваться хорошему, которое тоже было. Великая сила дружбы народов стирала границы между «своими» и «чужими», и многие люди после реабилитации оставались жить на своей «приемной» родине. Дети, пережившие депортацию, сегодня уже – пожилые люди, и воспоминания о детстве вдали от родного края у них самые разные. Не все, что сохранила их цепкая детская память, окрашено в мрачные тона, были и яркие, светлые моменты. Житель Черкесска – бывший учитель истории, ныне пенсионер Мудалиф САЛПАГАРОВ был в числе тех детей. И сегодня мы публикуем некоторые его воспоминания о жизни в далеком киргизском селении.

О трудной жизни на чужбине для всех, кого коснулось насильственное переселение в 30-40 года прошлого века, за прошедшие с того времени годы сказано и написано очень много. Но и, находясь в трудном положении, эти люди сохраняли веру в добро, справедливость, находили в себе силы радоваться хорошему, которое тоже было. Великая сила дружбы народов стирала границы между «своими» и «чужими», и многие люди после реабилитации оставались жить на своей «приемной» родине. Дети, пережившие депортацию, сегодня уже – пожилые люди, и воспоминания о детстве вдали от родного края у них самые разные. Не все, что сохранила их цепкая детская память, окрашено в мрачные тона, были и яркие, светлые моменты. Житель Черкесска – бывший учитель истории, ныне пенсионер Мудалиф САЛПАГАРОВ был в числе тех детей. И сегодня мы публикуем некоторые его воспоминания о жизни в далеком киргизском селении.

Трудно поверить, но прошло уже более 60-ти лет с тех давних пор, а некоторые эпизоды моего детства отложились в памяти так прочно, как будто это было вчера. Шла Великая Отечественная война, стояло лето 1944 года. Наша семья, как и весь карачаевский народ, была в изгнании и жила в Киргизской ССР в селе Гавриловка Кагановского района. Село было в основном русское, но проживали там и украинцы. Недалеко от нашего жилища находился колхозный ток, на котором обычно работало много женщин – они очищали убранное с полей зерно. Я часто проходил мимо тока с лежащими на нем кучами пшеницы, которая так и манила к себе – сытым свое детство назвать я не могу.
Для тех, кто не был в Средней Азии, хочу сказать, что летом там всегда стоит жара. И вот в один из особо знойных дней, когда женщины ушли под навес немного передохнуть, я быстро подбежал к одной из куч зерна, сорвал с головы шапку, которую носил, спасаясь от палящего солнца, и набрал в нее пшеницы. К моему ужасу, одна из женщин увидела, что я делаю (по тем временам это был серьезный проступок). Но вместо того, чтобы поднять шум, она скороговоркой вполголоса проговорила: «Ступай, ступай» – и буквально вытолкала меня с тока.
Я не знал, что означает незнакомое мне слово «ступай», но в голосе женщины не было слышно злости, и я радостный побежал домой к матери, которая истолкла принесенное мною зерно в ступке. Из этой «толчёнки» была сварена каша, а мне, как «добытчику», мать отдельно испекла одну маленькую лепешечку. А что означает странное слово «ступай», я узнал гораздо позже.
Второй запомнившийся мне эпизод из моего далекого детства произошел уже после войны, в 1948 году, когда я пошел в первый класс. Школа была начальная, сбор учащихся проходил 30 августа. По решению правления колхоза каждому ученику в этот день, независимо от его национальности и места рождения, давали по одной большой кисти винограда. Об этой замечательной традиции я узнал от своего старшего брата Магомеда и с нетерпением ждал торжественного дня. Наконец, настал долгожданный день, когда в моих ручонках оказалась тяжелая, с налитыми соком ягодами, душистая кисть винограда. До чего же был сладок этот подарок! И что удивительно, в последующие годы моей учебы нам также давали виноград, но самая первая кисть 48-го года осталась в памяти на всю жизнь как самая лучшая. Став уже взрослым человеком и живя в Киргизии, я часто ходил по колхозному винограднику, сам выращивал виноград, в том числе и на Кавказе, но того чудесного вкуса так и не нашел.
Еще из того времени мне хорошо помнится наш учитель Карп Иванович, участник войны, который всегда по-доброму относился к ребятам-карачаевцам, ни слова не понимавшим по-русски. Мы мало что могли сказать вразумительного, но всегда тянули руки наравне с остальными детьми, поднимая их, когда и те поднимали, и учитель терпеливо, с большим вниманием выслушивал наш непонятный ему лепет. Со временем мы научились говорить по-русски и уже более внятно отвечали на уроках. А после окончания третьего класса я получил похвальную грамоту за отличную учебу и примерное поведение вместе с моим русским другом Сашей Поповым. В старших классах нас учила уже Зоя Кузьминична Ковалева, которая также оставила о себе самые лучшие воспоминания.
Сейчас у наших внуков и правнуков детство совсем иное, и радости с печалями тоже сильно отличаются от наших – времена ведь совсем другие. Но иногда я задумываюсь: «А что же у них, когда они вырастут и станут совсем взрослыми, останется в памяти сердца?»

НА СНИМКЕ: Карп Иванович с

учениками (3-й слева Салпагаров).