«Душе настало пробужденье…»

30 июля в 05:47
 просмотров

Однажды Зою Эльдаровну остановила соседка Клара и сказала: «Зоя, сейчас твоя дочь мимо проходила. Я поздоровалась, а в ответ увидела пустые, ничего не видящие глаза. То ли не узнала меня, то ли не услышала моего приветствия…»
Зоя оборвала соседку: «Иди домой и мне дай пройти. Не видишь, какой дождь собирается». А про себя подумала: «Не поздоровалась с ней, видишь ли… Знала бы ты, Клара, какое в моей семье поселилось горчайшее горе…»
Дождя все не было. Зато с горы сползал туман, рвясь о ветки деревьев в клочья, а он все стелился и стелился, словно не испытывал боли. Этот туман должен был означать потепление, во всяком случае, не слишком сильный морозец – кому, как не Зое, прожившей на Домбае больше 20 лет, было это знать – но все было наоборот, появление тумана продемонстрировало особую жестокость небесной канцелярии. Тем не менее Зоя продолжала стоять на балконе на босу ногу и не чувствовала ни холода, ни страшной до боли дрожи в сердце…

Однажды Зою Эльдаровну остановила соседка Клара и сказала: «Зоя, сейчас твоя дочь мимо проходила. Я поздоровалась, а в ответ увидела пустые, ничего не видящие глаза. То ли не узнала меня, то ли не услышала моего приветствия…»
Зоя оборвала соседку: «Иди домой и мне дай пройти. Не видишь, какой дождь собирается». А про себя подумала: «Не поздоровалась с ней, видишь ли… Знала бы ты, Клара, какое в моей семье поселилось горчайшее горе…»
Дождя все не было. Зато с горы сползал туман, рвясь о ветки деревьев в клочья, а он все стелился и стелился, словно не испытывал боли. Этот туман должен был означать потепление, во всяком случае, не слишком сильный морозец – кому, как не Зое, прожившей на Домбае больше 20 лет, было это знать – но все было наоборот, появление тумана продемонстрировало особую жестокость небесной канцелярии. Тем не менее Зоя продолжала стоять на балконе на босу ногу и не чувствовала ни холода, ни страшной до боли дрожи в сердце…

В семье Зои Эльдаровны – очень благополучной когда-то семье – были два сына и дочь. Муж умер от сахарного диабета спустя год после рождения дочери Эльвиры.
Вроде и не успел ее муж приложить по-хорошему руку к воспитанию мальчишек, но тем не менее Зоя нарадоваться не могла на сыновей. И на лыжах катаются, и в горы ходят, играют в футбол, волейбол, занимаются борьбой. Ради последней не ленятся ездить на тренировки в Карачаевск. При упоминании одной только фамилии любой тренер мечтательно вздыхал. Но мальчишки с детства мечтали обучиться искусству владения благородным холодным оружием, то есть научиться фехтовать. И не где-нибудь, а конкретно в Питере, где, они считали, только и можно обучиться настоящему «русскому бою» и где они намеревались продолжить учебу после окончания школы.
Но, как говорится, человек предполагает, а судьба располагает. Отслужив, ребята вернулись домой, а тут Домбай, некогда не по своей вине впавший в спячку, «ожил». Туристов полно, в небе дельтапланы летают, фестиваль бардовской песни сменяет ресторанной му-зыки, ну и ребята расслабились…
Константин Паустовский как-то предостерегал молодых: талант, пытливость быстро заплывают жирком, если исчезает то «святое беспокойство», что свойственно каждому человеку, ищущему наилучших путей…
Талант и пытливость братьев не заплыли жиром, а испарились напрочь. То они пропадают на горе, то сидят в баре до утра, пьют водку, то зовут всех дружков к себе на четвертый этаж. Вскоре старший, Руслан, пошел работать слесарем-сантехником. Взяли без разговоров, поскольку он хорошо разбирался в трубопроводах, бойлерных, котельных и т. д. Отец часто брал с собой – Андрей был тоже сантехником. И вскоре Руслана было не узнать. Один день трезвым придет, на второй день на ногах еле стоит, слово поперек скажешь – с кулаками кинется…
Вскоре стал «заглядывать» в рюмку и второй сын – Алик. Он оказался «тихушником», под забором не валялся, бутылочку возьмет и домой. Перепьет и прямиком в кровать, недопьет – начнет обшаривать все углы, изобретательно издеваясь при этом над матерью…
Говорят, у сердца есть доводы, которых не знает разум. Доводы материнского сердца – это память, которая хранила и отдавала ей бесценные подробности детства детей: как они катались на каруселях, ели мороженое, совершали малые шалости, любили спорт, литературу как одушевленный предмет, о том, каким ласковым был Руслан в детстве… А про то, как ее ласковый Руслан избил ее, никому ни слова. Три недели потом выхаживали ее врачи в больнице, боялись, что потеряет зрение. Три недели робел и пробивался к человеческим интонациям голос сына: «Прости, ма-ма…»
Не только простило материнское сердце, но и стало искать спасительные лазейки, чтобы оправдать сыновей: дескать, сама виновата, упала, ударилась, поскользнулась и т. д. Мать есть мать – в дрянном, поганом характере сыновей она видела изломанность, в их дурных поступках – невезение, случайность, увеличивая тем самым их притязания, потворствуя тем самым их поступкам, которые день ото дня становились непредсказуемей, агрессивней, жесточе…
Жалкая, озябшая, с перекошенным лицом, она часто теперь сидела в дворовой беседке, ибо по утрам сыновья с похмелья маялись… Когда же приближался неуютный вечерний час и дома на пятачке на Пихтовым мысе, ели, сосны, промозглый воздух, словно сговорившись между собой, наводили глухую, смутную тоску, шла домой. Но разве расскажешь всем и каждому, как она боялась этого часа? Как стояла под окнами и гадала: «Кто же из них сейчас дома? Пьяный или трезвый?».
Не было покоя у женщины и когда сыновья не приходили ночевать. Поникшая, словно сломанный стебелек, она сидела и ждала их часами. До звона в ушах прислушивалась к малейшим шорохам, а как услышит, что хлопнула дверь, опрометью бежала в коридор, готовая упредить звонок в дверь. В такие ночи время исчисляло не минутами, а захлебывающимися ударами сердца… В такие ночи она всем сердцем взывала к своей сверх всякой меры избалованной, истерически любимой дочери Эльвире, которая училась в Краснодарском институте культуры и приезжала домой раз в год. И то на два-три дня, которые проводила, все больше затягиваясь тонкой сигаретой да пуская кольцами дым с балкона. Что-то не переставало подсовывать матери нехорошие мысли, будто и у Эльвиры есть какие-то проблемы, но она отгоняла их, верила, дочь через год вернется с дипломом и все с Божьей помощью встанет на свои места, но…
Руслан попал в тюрьму за разбой, Алик – в больницу с диагнозом: «цирроз, рак кишечника». Денег катастрофически не хватало: надо было лечить Алика, собирать передачи в тюрьму, класть деньги Эльвире на сотовый телефон… И тогда Зоя, продав свою домбайскую, читай, раритетную квартиру, перебралась в «двушку» в общежитии в г. Карачаевске. Чувствуете разницу? Туда и привезла Алика из больницы в тяжелом состоянии. Он вернулся немного поправившимся, но не выздоровевшим. А ровно через два месяца спросил в последнем усилии, разлепив спекшиеся сухие губы: «Мама, сможешь ли ты нас с Русланом когда – нибудь простить?»
Что ответила мать, Алик уже не услышал…
Эльвира уехала через неделю после похорон брата, а еще через неделю вернулась и встала в дверях, да встала так, что точно вросла в пол. И в этой ее неподвижности угадывались смятенные чувства, то ли сожаление, что приехала, то ли отчаяние и неожиданная решимость что-то рассказать матери…
Но стоило матери спросить: «Что-нибудь случилось, Элечка?», как на красивом лице дочери появился отпечаток неудовольствия, обиды и даже спеси: «Ничего. Просто меня отчислили из института».
– За что?
– Потом узнаешь, – ответила Эльвира и, ловко перебросив дотлевающий бычок из одного угла рта в другой, прошла в комнату.
Но все прознали первыми, как всегда, околоподъездные сплетницы. Эльвира оказалась наркоманкой со стажем. Потому, приехав из Краснодара в практически незнакомый ей город, тотчас нашла друзей-подружек одного сорта. Правда, она не хотела признаваться, что ее иногда мутило от их вида, от их разговоров, но стоило принять вожделенную дозу, и куда все девалось? Становилось весело, легко до такой степени, что невозможно было представить себе и дня без этой анестезии, отключающей мозги и веселящей душу…
Что только не делала бедная мать?! Умоляла Эльвиру, взывала к совести ее дружков, просила оставить дочь в покое, но болезненный, изнуряющий поиск выхода из этой ситуации, отчаянные попытки спасти, защитить дочь не дали никаких результатов. Как тут не задаться вопросом: может ли тот, кто разрушил в себе самом мысль о радости, которую принесет завтрашний день, тот, кто пустил свою жизнь под откос, снизойти к мольбам кого-либо другого, даже если это твой самый близкий на свете, самый дорогой человек – мать?
Оказывается, может. Глядя на страдания матери, Эльвира не раз пыталась избавиться от пагубной напасти, но ее каждый раз поднимали на смех. У дружков был богатый арсенал средств, которым можно удушить любое чувство, любое желание. Компания беспощадно убеждала, что выхода нет, что от лечения «толку, как от козла молока». Стоило заартачиться – дружно предлагали «колеса». И опять тихое, безвольное сползание в растительную жизнь, в никуда…
Вернуться из тьмы к свету Эльвире все же удалось. Узнав от подруги Эльвиры, в какую передрягу она попала, ее бывший одноклассник, работающий инфекционистом в г. Георгиевске, взял отпуск и приехал в Карачаевск. Так преданные и чистые люди бросаются на выручку, даже если не много проку от их поддержки. Они не могут иначе. А если еще взять во внимание, что одноклассник со школьной скамьи был неравнодушен к этой красивой, длинноногой девчонке?
Юра легко нашел нужные слова и без никаких лекарств, никаких кодирований буквально через две недели вернул Эльвиру к нормальной жизни… А через две недели дочь с Юрой поехали погостить к его друзьям – на Байкал…
– С тех пор, как сказал поэт: «Душе настало пробужденье…», – мы сидим с Зоей Эльдаровной на скамейке, отполированной временем и людьми до блеска, и явно чувствуется – по ее настроению, словам, жестам, что полоса жизни, по которой она сейчас проходит, ничем не омрачена, даже где-то счастливая.
– Люди говорят, – продолжает она, – что счастлив тот человек, у которого есть брат, вдвое счастлив он, если у него есть еще и друг. У Эльвиры теперь есть и то, и другое. И брат Руслан вскоре выйдет на свободу, судя по письмам, свиданиям, это мой прежний ласковый сын, и надежный, верный друг – гора…
– Так уж и друг? Может, больше, чем друг?
Зоя Эльдаровна ничего не ответила, уткнувшись мне в плечо. Я так и не поняла: плачет она или смеется… Но живо вспомнила пушкинские строки:
       «И сердце бьется в упоенье,
       и для него воскресли вновь…
       и жизнь, и слезы, и любовь…»

Аминат ДЖАУБАЕВА
Поделиться
в соцсетях