Кажется, у В. Короленко в рассказе «Парадокс» один из героев сказал эту фразу, ставшую крылатой в годы строительства развитого социализма: «Человек рожден для счастья, как птица для полета». Причем говорил эти слова человек, который по определению не мог родиться для счастья, ибо родился инвалидом. Но он был счастлив уже потому, что родился на этот свет и кому-то в этой жизни мог принести пользу.
Была ли счастлива наша землячка, мать многочисленного семейства Абидат Маматова, которую вы видите на снимке 1933 года, сказать сложно – слишком много испытаний и трудностей выпало на ее долю. Но, наверное, как не бывает суток без дня и ночи, так и в жизни этой хрупкой, но мужественной женщины были счастливые мгновения, встречи, которые помогали ей не сломиться, выстоять, вырастить достойных детей, невзирая на невзгоды. При этом, сколько бы ни наносили ей тяжелых ударов судьба ли, государство ли, оставалась светлым и чистым человеком, воспитавшим своих детей в любви к ближнему.

Кажется, у В. Короленко в рассказе «Парадокс» один из героев сказал эту фразу, ставшую крылатой в годы строительства развитого социализма: «Человек рожден для счастья, как птица для полета». Причем говорил эти слова человек, который по определению не мог родиться для счастья, ибо родился инвалидом. Но он был счастлив уже потому, что родился на этот свет и кому-то в этой жизни мог принести пользу.
Была ли счастлива наша землячка, мать многочисленного семейства Абидат Маматова, которую вы видите на снимке 1933 года, сказать сложно – слишком много испытаний и трудностей выпало на ее долю. Но, наверное, как не бывает суток без дня и ночи, так и в жизни этой хрупкой, но мужественной женщины были счастливые мгновения, встречи, которые помогали ей не сломиться, выстоять, вырастить достойных детей, невзирая на невзгоды. При этом, сколько бы ни наносили ей тяжелых ударов судьба ли, государство ли, оставалась светлым и чистым человеком, воспитавшим своих детей в любви к ближнему.

Письмо о нелегкой судьбе матери принесла в редакцию ее дочь жительница города Черкесска, ветеран труда Зура Растова. Перечитывала его несколько раз: в судьбе одной семьи прослеживалась история страны, в которой для каждого поколения были отведены своя роль, свое предназначение.
«Когда мой отец, Бекир Маматов, женился на маме, – пишет Зура Бекировна, – от первого брака у него было двое детей – Срима и Миша. Потом родились мы – Маржанат, Дина, Мурадин и я. Потом умер брат отца Асламбек, и родители взяли на воспитание племянницу Нашхо. Таким образом, у мамы нас было семеро. Помните поговорку – семеро по лавкам, и каждого нужно накормить, обиходить, приласкать, в чем-то утешить. Не знаю, откуда у мамы только силы брались. А вскоре все заботы о нас полностью легли на ее плечи. В страшном для нас 1933-м году отца арестовали. За что, мы до сих пор не знаем. Впрочем, тогда можно было стать неугодным новой власти за малейшую провинность или по чьему-то злому навету».
А тут вышло постановление руководства страны об экспроприации излишков зерна у населения – голодало Поволжье, Сибирь. Что делать молодой женщине, как прокормить такую ораву? Моя бабушка Пелагея рассказывала, как в тридцатые годы дед, проявив смекалку, спас семью, в которой было десять ребятишек, от вымирания – он вырезал в тыквах аккуратно дырки, засыпал во внутрь зерно, и куском тыквы эти дыры закрывал. Тыквы складывал в амбар дырой вниз, чтоб никто не догадался, с какой целью они использовались. Закапывать зерно тогда было бессмысленно – сельские активисты ходили по дворам с длинными металлическими прутьями, которыми «прощупывали» всю землю.
Видимо, об этом знала и Дата, как называли ее в родном ауле Старо-Кувинске. Вместе со старшими ребятишками Сримой и Мишей они выкопали две ямы. В одну положили два мешка кукурузы и картошку, в другую – три мешка кукурузы на зерно и картофель. Вторую яму женщина закрыла сеном , а под сено поставила еще один мешок с кукурузой.
Активисты не замедлили явиться, нашли первую яму, выпотрошили ее, прощупали сено, обнаружили еще один мешок с кукурузой. И на том ретировались. А семья выжила – Дата по весне варила детям супы из конского щавеля, кукурузу молола на ручной мельнице, готовила из нее каши, лепешки.
А вскоре из Мурманской области пришло письмо от Бекира. И снова у семьи забрезжила надежда на лучшую жизнь. Бекир писал, что он находится на вольном поселении и может забрать всю семью в Мурманскую область, но, подумав, Дата отказалась – чужбина ее пугала.
В своих письмах из тюрьмы, где Бекир отсидел пять лет, он писал, что боится возвращения домой, словно предчувствовал, что его снова отправят в ссылку, откуда он уже никогда не вернется.
«После возвращения из тюрьмы, – продолжала З.Растова, – папа устроился в колхоз завфермой, ему дали лошадь с бедаркой. Жизнь потихоньку налаживалась. И казалось, ничто не предвещало беды. Стоял теплый майский день, вся семья была в сборе. Отец во дворе чинил лошадиную упряжь, мы – ребятишки – сидели возле него. Папа пел песню. Как сейчас помню ее слова «Ах, умру я, умру, похоронят меня. И родные не узнают, где могилка моя»…
Мама, не дослушав песню, попросила больше не петь ее никогда. А я попросила папу спеть «Хас-Булат молодой». Но только мы начали: «Хас-Булат удалой, Бедна сакля твоя. Золотою казной Я осыплю тебя… Дам винтовку мою, Дам кинжал Базалай, Лишь за это жену ты свою мне отдай…», как во двор вошел посыльный из сельсовета и сказал, что отца срочно вызывают на работу. Отец в чем был, в том и пошел в сельсовет».
Семья его домой не дождалась, тогда Дата с ребятишками побежали в сельсовет, где во дворе стояла машина, в которой сидели Бекир и эфенди Меджид Шенкао, их охраняли милиционеры с винтовками в руках. Отец, увидя родных, помахал им рукой.
Через несколько дней от Бекира пришло письмо из Архангельской тюрьмы, в котором он писал, что очень часто болеет и не надеется на возвращение на родину.
И тогда мужественная женщина написала письмо-жалобу в Верховный суд Российской Федерации, что ее мужа незаконно осудили. Как ни странно, приговор отменили, и вся семья с нетерпением ждала возвращения домой Бекира. Весть о его смерти принес ногаец из аула Икон-Халка, который отбывал с ним наказание. В тюрьме Бекир заболел, его положили в лазарет, но день ото дня ему становилось хуже и хуже, и он скончался.
Абидат работала не покладая рук. Чуть свет вместе с другими колхозницами она отправлялась в поле, полола подсолнух, кукурузу. Ей надо было заработать как можно больше трудодней, чтобы поднять на ноги ребятишек. В один из таких дней вместе с подругами они попали под град размером с куриное яйцо. До полевого стана бежать было далеко, и тогда женщины сгрудились в одну кучу, но это их не спасло – Маматову привезли в больницу почти без признаков жизни, и врачи сказали, что жить ей осталось недолго. Спасли ее родные сестры, которые начали лечить ее народными средствами. Она выжила, но осталась инвалидом.
А потом началась война. Зура со старшей сестрой Маржанат поступили в педучилище, Дина и Мурадин учились в Старо-Кувинской школе, времена настали трудные, тетрадей и ручек не хватало, писали между строками на газетных листах.
«Однажды, – вспоминает наша читательница, – в колхоз приехал уполномоченный из области Хамзет Калмыков. В сельсовете собрали всех старых и немощных. Когда очередь дошла до мамы, она рассказала о трудностях, которые испытывает ее семья, а затем добавила: «Двое детей у меня учатся в педучилище, двое – в школе, но если вы скажете – оторвите их от учебы, пусть идут работать в колхоз, я ради вас это сделаю». И заплакала.
Не прошло и месяца, как в нашу калитку кто-то постучался. Мы вышли на улицу, там стояла подвода, к которой была привязана корова. «Это вам подарок от Калмыкова», – сказал кучер.
Всю оставшуюся жизнь мама добрым словом поминала уполномоченного, просила у Бога для него здоровья. И говорила, если бы в мире не было таких людей, то мир перестал бы существовать».
Уже давно нет в живых маленькой гордой Абидат Маматовой, но те зерна добра, человеколюбия, ответственности, что она посеяла в своих детях, прорастают в ее внуках и правнуках.

Фото из семейного архива.