В один из дней Аслан Касаев ехал мимо минерального источника, что бьет за Нижней Тебердой, и решил остановиться набрать воды. Набрав, уже хотел было уезжать, как вдруг увидел бродячую собаку – подростка. Что-то было в этой запаршивевшей собаке такое: то ли то, что в крупинках глаз ее читалось неизмеримое страдание, то ли что другое, не знаю, но это заставило его остановить машину. Мужчина далеко не сентиментальный, вдруг неожиданно для себя самого открыл дверцу и сказал: «Залезешь сама в машину, возьму к себе». Собака запрыгнула в мгновение ока. Аслан оторопел, но не привыкший никогда отказываться от своих слов, забрал Шарика – так решил назвать собачку – домой.
Лучшей клички было и не придумать: буквально через месяц щенка было не узнать – кругленький, как шар, голосок тонкий, звонкий, как заливающийся колокольчик.
– Он стал и членом нашей семьи, и нашими глазами и ушами, – смеется Аслан, – мимо него незаметно муха не пролетит, потому я за свое дело, иными словами – за своих овец, спокоен…

В один из дней Аслан Касаев ехал мимо минерального источника, что бьет за Нижней Тебердой, и решил остановиться набрать воды. Набрав, уже хотел было уезжать, как вдруг увидел бродячую собаку – подростка. Что-то было в этой запаршивевшей собаке такое: то ли то, что в крупинках глаз ее читалось неизмеримое страдание, то ли что другое, не знаю, но это заставило его остановить машину. Мужчина далеко не сентиментальный, вдруг неожиданно для себя самого открыл дверцу и сказал: «Залезешь сама в машину, возьму к себе». Собака запрыгнула в мгновение ока. Аслан оторопел, но не привыкший никогда отказываться от своих слов, забрал Шарика – так решил назвать собачку – домой.
Лучшей клички было и не придумать: буквально через месяц щенка было не узнать – кругленький, как шар, голосок тонкий, звонкий, как заливающийся колокольчик.
– Он стал и членом нашей семьи, и нашими глазами и ушами, – смеется Аслан, – мимо него незаметно муха не пролетит, потому я за свое дело, иными словами – за своих овец, спокоен…

Вот так исподволь мы подхоим к разговору о деле, которым занимается Касаев.
– Так и начинали бы сразу с овец, а не с бездомного щенка.
– Ну, как вам сказать, каждый чабан всегда с завистью смотрит на собаку другого. Так вот я Шарика ни на какого волкодава, то бишь кавказскую овчарку, не променяю…
Аслан начинал работать в животноводстве со своим отцом Хусеем. И тогда, и сейчас он был на «овцах». Гурт в 300 маточных овец постоянно содержали на известнейшем высокогорном плато Бийчесын.
Жизнь раскрывалась тогда перед ним, да и перед всей их семьей не только в своей сельской каждодневности, а в сокровенной красоте и новизне. Ведь это была жизнь высоко в горах. Сосны на закате наливались медью, туман стелился по утрам под ноги, медведь мог напугать до смерти в лесу и сам перепугаться…
Словом, за те годы, что провел Аслан с отцом в горах, природа мало кому показала столько своих прекрасных воплощений…
– Отец всегда говорил, что в жизни счастлив бывает лишь тот, кто живет любимым делом. Он своим любимым делом – животноводством – занимался, почитай, всю жизнь.
Чабановал в Карачаевском районе, в Малокарачаевском. Все свои обязательства, взятые перед коллективами совхоза, в которых работал, выполнял. Как сейчас помню, пообещал, будучи чабаном совхоза  «Терезинский», получить от ста овец – 75 ягнят, от каждой овцы – по килограмму шерсти, значит, совхоз получит 80-85 ягнят и шерсти по более килограмма.
Потом пришли другие времена. Если молочное животноводство приносило хозяйствам прибыль, то об овцеводстве этого было не сказать. В прежние годы был смысл содержать овец карачаевской породы, так как закупочные цены на них были в два раза выше, чем на другие породы. Затем приказали долго жить совхозы… Но самое страшное, самое непереносимое – ушел из жизни отец.
Что оставалось делать после этого? Только одно – продолжать трудиться на селе по способностям, по призванию, или, как говорят, по сердечной привязанности.
Мастера своего дела Касаевы – теперь уже речь идет об Аслане и его двух сыновьях, одному из которых, Расулу, – всего 12 лет, – никогда ничего не сделают кое-как, корма, к примеру, заготавливают собственноручно. К слову, в прошлом году заготовили 60 тонн высококлассного сена. На улице слякоть, грязь, а зайдите в их овчарню – сухо, тепло, чисто, свежий воздух.
Люди, пропадающие большей частью в горах, суровые и на внешние проявления эмоций не очень щедрые, но бережным отношением Касаевых к своим меньшим братьям: ягнятам, лошадям, коровам – залюбуешься поневоле.
– У меня настолько умный конь Кочар, ну как его не любить, если он может не шелохнуться, даже если ты пальнешь над его головой из ружья…
Касаевы не просто грамотные овцеводы, но и совестливые, способные отвечать за себя и вмешиваться в происходящее вокруг, поступать честно и по-хозяйски, по велению совести.
В Учкуланском ущелье при каждом соответствующем случае вспоминают одну из давних историй. Такого снегопада, как в зиму 1997 года, даже старожилы всех ущелий Карачаевского района не могут припомнить. Да еще и ветер поднялся, оборвал все провода, повалил столбы. В ауле люди барахтались беспомощно в сугробах, что же тогда было делать высоко в горах на Бийчесыне?
В те дни Касаев думал не только о том, как сохранить в целости и сохранности свое поголовье, а число доходило до тысячи, ровно половина из которой – овцы карачаевской породы, черные, как смоль, но и как подкормить лесное зверье. И кормил, урывал от своих овечек сено, спасая косуль, туров, оленей…
– Аслан, месяцами без выходных, годами без отпусков, когда отара в пропасть упадет, как это было однажды в Хурзуке у одного из аульчан, когда волк или медведь задерет овец, когда сена не заготовишь из-за засухи… Стоит ли овчинка выделки?
– Как вам сказать? Отец говорил и учил: чтобы в горах сохранить поголовье, будь то овцы или яки, чабан должен уметь правильно ответить на любой ход природы. Этому я как-то научился, так что жить на земле и кормить, если уж не целую слободу, то хотя бы собственную семью – а она у меня немаленькая – получается. И это главное.