Любимым присловьем Бориса Догажаевича Лепшокова было вынесенное мною в заголовок. Его он вынес, выстрадал из времен Великой Отечественной войны, которую прошел от начала до конца, как истый горец по рождению и духу, как интеллигент по выучке и образованию.
Борис Лепшоков родился в 1920 году в селе Учкекене. Закончив школу, он первым делом сдал свои документы на рабфак в Микоян-Шахаре. Математика была его коньком, его излюбленным занятием, и потому, закончив рабфак, юноша поступает на физико-математический факультет Карачаевского пединститута. Со второго курса был призван в армию. При всей тонкокожести он мечтал служить в армии и потому пошел охотно. Попал на Дальний Восток.
Любимым присловьем Бориса Догажаевича Лепшокова было вынесенное мною в заголовок. Его он вынес, выстрадал из времен Великой Отечественной войны, которую прошел от начала до конца, как истый горец по рождению и духу, как интеллигент по выучке и образованию.
Борис Лепшоков родился в 1920 году в селе Учкекене. Закончив школу, он первым делом сдал свои документы на рабфак в Микоян-Шахаре. Математика была его коньком, его излюбленным занятием, и потому, закончив рабфак, юноша поступает на физико-математический факультет Карачаевского пединститута. Со второго курса был призван в армию. При всей тонкокожести он мечтал служить в армии и потому пошел охотно. Попал на Дальний Восток. Армия во все времена была местом, где тупость сводит счеты с талантом, но обаятельный, жизнерадостный Борис пришелся всем по душе, особенно парням из Дагестана, Азербайджана, Киргизии, потому как обучал их в свободное время русскому языку…
О вероломном нападении Германии на Родину узнали сравнительно поздно – 24 июня. Через два месяца солдаты-дальневосточники были в Москве, где их разобрали по разным родам войск, как на какой-либо ярмарке. Лепшокову предложили пехоту. Тот лишь хмыкнул: «С какой стати я должен идти в пехоту? Спецназ, десант, куда угодно, но не пыль глотать».
– Хорошо, поедешь в Ногинск, там формируется танковый полк, – ответил хмурый майор.
– Вот это по мне! – воскликнул Борис.
– Так я и стал танкистом, – вспоминал Лепшоков.
Не совсем так. В его характере и поведении озорство постоянно прорывалось острым словцом, самоуверенностью, нетерпеливостью. И потому, когда отправка на фронт затянулась на неопределенное время, он взял и заглянул на «огонек» к заместителю командира полка. Тот вскинул брови, а Лепшоков возьми да огорошь его: «Товарищ майор, вы откуда родом будете?». Быков отвечает: «Из Дагестана». Узнав, что Лепшоков из Кисловодска, майор сменил гнев на милость: «Проходи, садись, а вот мой помощник. Он армянин».
– Повезло так повезло мне, – хотел было отшутиться Борис, но оказалось, везение только начиналось, потому как в комнату заглянул старший лейтенант и сказал Быкову, что ему требуется пулеметчик на танк.
– К нему и пойдешь, – кивнул Борису Быков.
– Вот из таких, как я, и сформирован был 44-й гвардейский танковый полк, который отправили на Сталинградский фронт.
По дороге в Сталинград на одной из станций стояли невыносимо долго. Борис невольно обратил внимание на одного солдата. Уж больно он задумчив был, куря одну сигарету за другой. Подошел, спросил: «Что задумался, солдат?» – даже не подозревая, что это его земляк. Юсуф Гочияев, как потом выяснится, ответит вопросом на вопрос: «Первый раз на Сталинград? А я вот подлечился и еду обратно. Во второй раз. Почитай, в ад. Не знаю, увидимся ли, брат, там не хватало времени не то что перекинуться короткими фразами между собой, а затылок почесать, так что храни тебя Бог…»
В Саратовской области полк попал под мощный неожиданный артобстрел.
– Много полегло солдат в тот день, сгорело танков, – вспоминал ветеран, – что и говорить, поначалу тяжело приходилось, но помаленьку привык. Не зря же говорят, человек за три дня даже к могиле привыкает. Вот и мы привыкли к недоеданию, недосыпанию, свирепым холодам. Помню, едем мы одной такой лютой зимой на подмогу 20-му полку 8-го корпуса, а впереди машина, крытая брезентом, стоит. И какая-то у нее странная конфигурация. Не смогли мы проехать мимо, выпрыгиваю из танка, направляюсь к ней. Навстречу солдаты с автоматами наперевес: «Куда прешь?»
– Ребята, да я танкист, – отвечаю, – вот сердцем чувствую, что под этим брезентом что-то такое нужное, что-то такое важное, что поможет надрать фашисту одно место.
Те рассмеялись и говорят: «Это «Катюша», браток. Хочешь посмотреть, какой это «зверь»?»
Как этот «зверь» выручил советских солдат, Лепшоков впоследствии видел своими глазами, особенно в ноябре 1942 года, когда началось мощное контрнаступление наших войск в Сталинграде.
– Мы пошли в наступление, поддерживаемые авиацией, – говорил Борис Догажаевич, – немцы оказывали упорное сопротивление, но тем не менее оставляли одну позицию за другой. И вскоре вражеская группировка под командованием Паулюса была взята в плотное железное кольцо.
И вот до ее разгрома рукой подать, но тут прямо под гусеницами танка, в котором находился Борис, разорвался снаряд. Танк выписал замысловатую дугу по дороге, сполз носом в кювет и вспыхнул, но все трое танкистов смогли выбраться. Они попадали в снег, дабы притушить тлеющие комбинезоны, но тут подъехал генерал и дал команду: «Отвезти танкистов ко мне в часть, переодеть, накормить и дать им время отдохнуть». Местечко, куда их привезли, находилось километрах в пятидесяти от места боя.
– Привезли нас, помню, там было много пленных – немцы, румыны, итальянцы, отвели в какое-то помещение, дескать, сейчас накормим, напоим, а там сидит солдат и рисует плакаты. Опять мое сердце, как вещун, нашептывает: подойди к нему, подойди. Подошел, спрашиваю: «Откуда, солдат?» Он отвечает: «Из Карачая. Я Шахарбий Эбзеев».
Я чуть дара речи не лишился. Это был знаменитый танцор Карачая, молва о котором, как и о его знаменитых сестрах-гармонистках, разнеслась по всему Северному Кавказу до войны… Долго мы с ним в тот день говорили, на прощанье я сказал: «Ну что, земляк, может, повезет, свидимся в Карачае. Немец не сегодня завтра будет уничтожен под Сталинградом…»
Но Советское Верховное Главнокомандование временно остановило операцию по уничтожению армии Паулюса. Войска получили задачу не добивать армию, а отражать все попытки противника вызволить армию амбициозного Паулюса.
Тогда танкисты, как и все остальные рода войск, принимавшие участие в битве, не знали причин, побудивших принять это решение, много позже узнают, что именно в это время в районе Волги и Дона обстановка также изменилась в пользу советских войск, и создалась возможность для наступления на Ростов и удара в тыл вражеской группировке, действовавшей на Кавказе.
Но дни армии Паулюса были сочтены.
– С конца января по начало февраля 1943-го мы не знали ни минуты отдыха, – вспоминал Борис Догажаевич, – низкие тяжелые облака, исхлестанные снегом танки, рев моторов, лязг металла, грузный шаг пехоты… И Победа…
Много разных дорог исколесил танкист Лепшоков. С тяжелыми боями полк продвигался на запад. Но поскольку часть времени танкисты проводили вне танка, то и ситуации бывали разные. Иногда приходилось ввязываться в бой, точно пехотинцам. Бои бывали разные. Бывало, все пули мимо летели, будто заговоренным был Лепшоков, а иногда все до единой в него метили. Один из боев таким и оказался. Сначала пуля из голенища клок сапога вырвала, а потом какая-то сила, болью ворвавшись в уши, толкнула его оземь. Он упал, а когда поднялся, не узнал огневой позиции. Чудовищная сила прошлась по окопу, разворотив бруствер, исковеркав орудия, и самое страшное, разметав людей по сторонам и присыпав их, лежащих в изломанных, страшных позах, мелким крошевом земли. Рядом раздался выстрел, но Борису он показался таким глухим, будто уши заложило ватой. Это озадачило его, родило догадку…
Контузия была не из легких, но он наотрез отказался от госпитализации. Потом будет ранение в ногу, в руку, но опять-таки никаких госпиталей…
Война для Лепшокова закончилась 25 мая 1945 года. Как он ждал этого дня! Все четыре года он возвращался в снах домой с Победой, испытывал трепет, увидев родной дом, нежную зелень вокруг него… И вот уже командир полка, крепко обняв его, говорит: «Пока мы живы, будем помнить и держаться друг друга. А еще помни, что тебя ждет премия за твою доблесть и отвагу, за все подбитые тобою вражеские танки. Ты представлен к ордену Красной Звезды. Награда тебя найдет, но… Только не там, где ты думаешь. Не на родине. Вот адрес родных…»
Ехал танкист налегке – на гимнастерке орден Отечественной войны второй степени, медаль «За оборону Сталинграда», а в вещмешке личные вещи, письма родных и несколько простых алюминиевых ложек. Их он принимал как дар, в знак доверия и дружбы, или сохранял на память о погибших товарищах…
Лепшоков уходил на фронт, чтобы защитить самое дорогое, что есть у каждого, – свои корни и свое будущее. Защитил и вернулся домой, вернулся долгожданным. Я просто представляю, как всплеснула руками мать, как прижала руку к груди, чтобы унять стук сердца, сестра…
Пройдя тяжелую войну, Борис Догажаевич очень достойно нес звание фронтовика и в депортации, и на родине, где он долгое время работал заведующим Малокарачаевским райфинотделом…
Когда Борису Догажаевичу исполнилось 90 лет, он собирался принять участие в Параде Победы на Красной площади и задать вопрос командиру: «Где мой орден?»
Не успел… Но теперь наш черед сказать: пока мы живы, будем помнить славного защитника Родины – танкиста Бориса Догажаевича Лепшокова.