«Жизнь моя! Порыв! Порыв!…»
Его «визитная карточка»
Говорят, голос – визитная карточка человека. Если это так, то у народного артиста России Хусина Готова она очень красивая и привлекательная.
«Презираю равнодушие», – признался однажды певец. И это кредо полностью «вместилось» в его творчество. Внешне спокойный, респектабельный мужчина, Готов эмоционально переполнен, и именно поэтому никто не остается безучастным, слушая его песни с нестареющими темами, которые, согласно закону искусства, открытому Львом Толстым, делают нас, слушателей, поэтичнее и сердечнее.
Очарование его песнями началось ещё с советских времен, с первых трансляций по областному радио. Первоначально драматический тенор, он сформировался со временем в лирический баритон, с тембром бархатным, светлым и ярким – настоящий, без слащавости, мужской голос, поднимающийся в кульминации до предельно чистых звуков. По словам коллег, высокий образец творчества.
Репертуар Готова никогда не был авангардным, что импонировало старшему поколению. Молодёжи доставляли удовольствие оригинальность исполнения и душевность. Люди среднего возраста наслаждались виртуозными вокальными пассажами.
Его «визитная карточка»
Говорят, голос – визитная карточка человека. Если это так, то у народного артиста России Хусина Готова она очень красивая и привлекательная.
«Презираю равнодушие», – признался однажды певец. И это кредо полностью «вместилось» в его творчество. Внешне спокойный, респектабельный мужчина, Готов эмоционально переполнен, и именно поэтому никто не остается безучастным, слушая его песни с нестареющими темами, которые, согласно закону искусства, открытому Львом Толстым, делают нас, слушателей, поэтичнее и сердечнее.
Очарование его песнями началось ещё с советских времен, с первых трансляций по областному радио. Первоначально драматический тенор, он сформировался со временем в лирический баритон, с тембром бархатным, светлым и ярким – настоящий, без слащавости, мужской голос, поднимающийся в кульминации до предельно чистых звуков. По словам коллег, высокий образец творчества.
Репертуар Готова никогда не был авангардным, что импонировало старшему поколению. Молодёжи доставляли удовольствие оригинальность исполнения и душевность. Люди среднего возраста наслаждались виртуозными вокальными пассажами. Пишу, к сожалению, в прошедшем времени, потому что Хусин Азамат-Гериевич оставил сцену несколько лет назад, по принципу «всему своё время». И потому я провела блиц-опрос с одной-единственной целью: узнать, помнят ли о нём люди. Как это – помните, возмутились многие, не скупясь на комплименты (шикарнейший, выразительный, изумительный, бесподобный, подвижный певческий голос), его песни звучат в записях, в Интернете, по телевизору, на свадьбах и дружеских застольях. Согласно мнению опрошенных, особенность его творчества, как и прежде, – в разнообразном воздействии. Каждый человек находит в нём понравившиеся «изюминки». Для студента СКГГТА Рената Семёнова таковыми оказались… ликующие интонации, пробуждающие желание романтичной, чистой и нежной любви. Учитель Андрей Бойко назвал репертуар певца педагогической поэмой. Заместитель директора Абазинского государственного театра Вера Тлюпова выразилась по-женски изящно: «В песнях Хусина Азамат-Гериевича – ажур доброты, радости, волнения и сопереживания. Это подкупало и подкупает».
С самим певцом я встретилась накануне его юбилея. Говорили о многом – точек соприкосновения оказалось немало, так что я решила «подать» наше общение, не придерживаясь привычной хронологии.
Тяга к пению проявилась у Хусина Азамат-Гериевича очень рано. Прибавьте к ней уникальное строение голосового аппарата. Получился замечательный «сплав». «Лет одиннадцать мне было, когда я впервые услышал казачью песню, – вспоминает он. – Мы с ребятами ехали в Кардоник по хребту, в длину, до самого конца. Спустились, и – уже станица. Вдруг – вот она, песня, прорывается сквозь гул косилки и агрегатов. Пели женщины в белых кофточках, им вторили мужчины. И так чудно у них получалось, что задели какую-то струну моей души, да так сильно, что я подумал, а почему бы мне не научиться петь… Это стало истинной причиной моего «подхода» к певческому искусству. До этого мне просто нравилось петь. А тут я начал специально тренироваться, подражая сначала жаворонку: куд-кулем, куд-кулюм. Соловьи пели рано утром, не хотелось, но просыпался, чтобы научиться их трелям, подобным звону колокольчиков. Разучивал песни у репродуктора, улавливал на слух аппликатуру (способ переборки пальцев на музыкальном инструменте. – Прим. авт.). Выучил шутя «Светит месяц» и «Коробейники»… В подростках, вечерами – на свидания. Наши угодья граничили с Эльбурганом и Инжич-Чукуном. Встречались с молодёжью на нейтральной полосе. Играли гармонистки – танцевали, веселились, чистая дружба была. Я исполнял «Песню чабана»: день прошел, собаки в дозоре, отара целая, я мечтаю о тебе, возлюбленная, о нашей свадьбе… О, как мне хлопали!
В Хабезе традиционно проводились Дни искусства и Дни песни, на которые съезжались художественные самодеятельные коллективы. Я тоже участвовал в них, был абсолютно безотказным. Выступали всегда бесплатно – чествовали передовиков сельского хозяйства, фронтовиков»…
Поворот судьбы
В 1959 году он поступил в Черкесское профтехучилище №3 – хотел получить профессию столяра-плотника. Получил, но таковым не стал. С тех пор в судьбе юноши «прописались» неожиданные везения.
«Своим профессиональным музыкальным становлением и певческими достижениями я обязан директору Султану Бекмурзовичу Симхову – большому поклоннику искусств и… провидцу, – продолжил рассказ Хусин Азамат-Гериевич. – Бывший военный, он дал возможность полноценно репетировать юному танцору, будущему заслуженному артисту РСФСР Георгию Дзыбе, организовал в училище духовой оркестр и ансамбль русских народных инструментов. Я играл и там, и там, не зная нотной грамоты. Именно Симхов, рассмотрев искру таланта, «подтолкнул» меня к искусству. Я не стал бы певцом, народным артистом России, если бы он не вызвал меня через мастера, который приехал в Эркен-Шахар, где я проходил практику. Ну я: «Надо так надо». Сел на велосипед и – в Черкесск. Приехал, вошёл в кабинет: «Что случилось, Султан Бекмурзович?» – «Да ничего, – говорит, – сынок. Саратовская комиссия набирает у нас в консерваторию талантливую молодёжь. Мальчик мой, сахарный завод построят без тебя, такой случай нельзя упускать».
Отправился по его настоянию в музыкальную школу, где работали саратовцы. Началось прослушивание. А я о распевке впервые слышу. На удивление, выполнил всё, что требовали. Проверили слух, ритм, память. Диктант пропустили из-за абсолютной моей нотной безграмотности. Чуть не онемел, узнав, что принят на подготовительное отделение, – мой собеседник задумался на минутку и продолжил: – Ребята, которым повезло, как мне, уехали на учёбу, забрав и мои документы, а я задержался, потому что «запахло жареным».
«Выход в люди», как говорил Горький, оказался тяжёлым. Родня потребовала дать задний ход, потому что занятия вокалом считала несерьезным делом для мужчины. Спор был долгим. В конце концов Хусин уехал в «большую» жизнь без благословения, без единой копейки и без котомки с едой. До сих пор поражается, как сумел добраться до Саратова.
«Учился я старательно, содержал себя своим трудом, – рассказывает Х. Готов. – Устроился с друзьями в детский садик. Нам, сторожам, давали остатки манной каши. Подрабатывали мы и в массовках в оперном театре. Зимой сбивали лед с крыш, подстраховывая друг друга, летом и осенью грузили на баржи дыни и арбузы. И это не удручало, наоборот, держало в тонусе».
Учёбу в консерватории прервала военная служба – четыре года и два месяца были отданы Тихоокеанскому военно-морскому флоту. Вернулся, отрапортовался браво в деканате вокального отделения об окончании службы и вновь удачно прошёл проверку на предмет сохранности голосового аппарата и диапазона.
Вдохнуть в песню душу
Ему посчастливилось – преподавателем по классу вокала оказалась заслуженная артистка Российской Федерации Анна Андреевна Шевелева, знаменитая солистка Саратовского театра оперы и балета имени Чернышевского. Партии Лизы в «Пиковой даме» Чайковского и Аиды в опере Верди он впервые услышал в ее исполнении. Это было такое потрясение, что в дальнейшем Хусин просто не в состоянии был пропускать оперные спектакли. Познакомившись со многими шедеврами зарубежной и русской классики и выучив несколько арий, покорил педагогов полным оперным диапазоном и насыщенным бархатным тембром. На концертах мог прекрасно обходиться без микрофона – мощному голосу не требовался усилитель. Постепенно его вокальный багаж пополнился русскими народными песнями и песнями народов Карачаево-Черкесии. Первые давали ощущение простора и мощи России, со вторых начиналась родина…
«Я всегда серьёзно относился к репертуару, – поделился Готов, – для меня очень важна реакция на мои песни – нет более высокой награды, чем вызов «на бис».
Пение на русском, черкесском, карачаевском, ногайском, абазинском языках – нормальное явление для КЧР. Другое дело – концерты на гастролях. В Италии, Испании, Польше, Турции, Голландии, Израиле в его лице рукоплескали не только всей нашей стране, но и её маленькому уголку – нашей многонациональной республике. На гастролях встречался со знаменитостями – Львом Лещенко, Борисом Темиркановым, Леонидом Сметанниковым и другими.
«Бренд вашего последнего сценического образа, – не удержалась я от любопытства, – белый костюм, серебряные виски. В сочетании с черными волосами, ремнём…» – «И чёрными туфлями…» – «Очень импозантный вид». – «Это не для того, чтобы отличаться от других, мне нравится такая комбинация, она успокаивает, не давит на психику зрителей, объединяет меня с ними, углубляет истинность искусства».
Песенный стиль Готова с годами корректировался жизненным и профессиональным опытом, но костяк репертуара, ритм и гармония которого продолжают находить отклик в душах слушателей, сохранился. Всё, что он исполнил, – от народных песен до романсов и оперных арий – стало неотъемлемой частью культуры Карачаево-Черкесии. То есть миссию певца он выполнил сполна, выразив и раскрыв собственным голосом разнообразные чувства людей. Более того, как утверждают поклонники таланта Готова, его песни удивительным образом освобождают людей от негатива. «Да, – подтвердила Вера Аладина, дирижёр по специальности, – на самом деле это так. В молодости мы остро реагировали на жизненные ситуации, бывало, приходили на его концерты взвинченными, а уходили умиротворенными. О технической стороне исполнения не говорю – она всегда была безупречной. Консерватория не только ввела Готова в мистический мир арий и песен, но и подготовила его как педагога, пред очами которого неудобно быть развязными. Его творчество я бы назвала служением Отечеству, причём таким, в котором принимали участие и мы, его почитатели. Любая песня на нотном стане – статичная структура нот, Готов умел вдохнуть в каждую из них свою душу. Он хорошо относился к студентам – сострадал нашим переживаниям, радовался успехам, заставлял задумываться о взаимоотношениях, понимать друг друга. Его песни о любви побуждали к прощению, о дружбе – к терпимости и братству, о людях и природе – к патриотизму. Вот это был класс! Лично я не нахожу подобного примера среди сегодняшних певцов».
Не только творчество
Следующая часть нашей беседы вновь плавно перетекла к юбилею. «Судить о вас с точки зрения прожитых семидесяти пяти лет, по-моему, несправедливо», – начала я. «Вы правы, – согласился Готов, – не верится, что это я в таком почтенном возрасте. Мои ровесники ощущают его по-разному, но, однозначно, это уже дальний рубеж. И всё-таки не в нём суть. Времени подвластны только здоровье и внешний вид, никуда от этого не деться, в душе же я остался молодым: по-прежнему преклоняюсь перед красотой и гармонией, продолжаю жить полноценно – в музыке, со своими учениками, только в несколько иной ипостаси. Как доцент кафедры музыкального образования Карачаево-Черкесского государственного колледжа культуры и искусств, создаю новые голоса республики – открываю им путь в искусство и делаю всё, чтобы адаптация прошла для них безболезненно и на высоком подъёме. Мне радостно, когда юные певцы и певицы «окрашивают» изучаемые музыкальные произведения своими эмоциями и душевным состоянием. Значит, будет толк, их вокал превратится в искусство. Надо лишь очень любить заниматься. Я хочу обучить студентов вокальной технике, способной помочь им спеть песни, ради которых они родились».
«Некоторое время вам пришлось заниматься мясным бизнесом. Ваша супруга сказала, что лишь в тот период семья не ощущала материальных проблем. Продолжив его, вы бы купались в деньгах», – предположила я. Хусин Азамат-Гериевич улыбнулся: «Да, стабильность была чувствительной, однако мне в первую очередь нужна духовность. Я выбрал профессию наперекор родственникам, по велению Судьбы. Она дала мне то, что не купишь ни за какие деньги, – возможность творить, приносить людям радость – это же добро в действии! Я по натуре человек не злой, для меня нет чужого горя. Не раз говорил и повторюсь вновь: презираю равнодушие и не скрываю это ни от близких, ни от студентов. Хочется ещё многому их научить, помочь».
Линия любви
В отличие от собратьев по сцене Готов никогда «не разбрасывался» чувствами. Вытеснить из его сердца первую любовь – соседку и одноклассницу Айшат Бакову, которую мама Хусина считала будущей невесткой, не удалось никому, поэтому в Саратове он полностью погрузился в учёбу.
«И вдруг новость – Айшат сватают! Стало горько. Что делать? Собрался, не мешкая, и – в свой аул. Её родители не были в восторге от такого поворота событий. Но я не в обиде, понимаю, что в мечтах о счастье дочери им виделся богатый, укорененный в ауле зять. Взял настойчивостью. Свадьбу сыграли. С тех пор на свою вторую половину я просто молюсь, правда, с её родителями отношения наладились только через несколько лет».
Медовый месяц промелькнул как один день. В конце августа он вернулся в консерваторию, жена, как полагается, перешла жить к тёте, затем, после службы Хусина на флоте, переехала к нему с сыном в Саратов. Быт мгновенно наладился, но пришлось искать дополнительные заработки. Из-за материальных неувязок даже чуть было не бросил учебу, но выдюжил, поддержала Айшат.
Вместе они воспитали троих достойных сыновей – Аслана, Руслана и Беслана. Обучили всех в вузах. Аслан пошёл по стопам отца – народный артист Российской Федерации. Руслан окончил Московский военный университет Министерства обороны России, Беслан – Саратовскую государственную академию права и Краснодарскую академию правосудия. Растут внуки.
Айшат – на постоянной страховке – и его здоровья, и внешнего вида. Супруг одет с иголочки. Лишь жене известны его ошибки и слабости. И лишь она, единственная и неповторимая женщина Хусина Азамат-Гериевича, по-настоящему понимает его. Это и есть обыкновенное чудо.
«Ах, война, что ты сделала, подлая?»
В день рождения, естественная вещь, на Хусина Азамат-Гериевича нахлынули воспоминания о былом. Оно, правда, ничем особенным не отличалось: рос без отца, как многие мальчишки военного и послевоенного времени, недоедал, одевался во что придётся, ел, что перепадало, – не капризничал, рано познал, что такое крестьянский труд… С хозяйством справлялся не хуже мужчин (замечу: привычке физически трудиться не изменял никогда. В уютном доме певца многое сделано его золотыми руками – сказывается мастерство, выработанное ещё в училище. Особой гордостью был мозаичный паркет, увы, уничтоженный половодьем).
Минувшие тяготы кажутся теперь романтичными и умилительными: и детство благословимо, и родной аул Жако давно «окутался» трогательно грустными эмоциями и умилением. Жако, получающий, по его словам, из-за уникального месторасположения первые в КЧР утренние лучи солнца.
О событиях начала сороковых годов знает, конечно, с подачи матери. Единственный сын крестьянина Азамат-Герия, пятимесячный Хусин оказался последним подарком семье от Всевышнего. Даже в дурном сне нельзя было предположить, что случится потом. Отец ушёл на фронт. Горестное прощание, последний взгляд на малыша…
Потянулись нелёгкие будни: работа для фронта, ожидание писем. Последнее, с незнакомым почерком, мама Хусина открыла одеревеневшими пальцами. От ужаса даже не поняла, что такое «пропал без вести». Не погиб или неживой? С тех пор она словно раздвоилась. Растила сына, содержала хозяйство, работала техничкой в клубе, а бессонными ночами мучилась болью мужа в немецком плену – так ей казалось. После Победы изводила себя его предполагаемыми мытарствами в советском лагере – в Сибири, на лесоповале.
Ей, красивой женщине, не раз предлагали замужество – слушать даже не хотела. Надеялась, что вот-вот откроется дверь, и на пороге появится Азамат-Герий. Она стеснялась говорить о своих чувствах, горечь лишь иногда прорывалась слезами – адат не допускал откровенности. Не говорила она и о верности. Но вся её недолгая жизнь была соткана из этих чувств. Именно они, наверное, расцветили позже творчество певца и превратили его семейную жизнь в оазис.
Готов тяжело вздохнул: «Сердце мамы, не выдержав такой муки, преждевременно сдало. Врачи констатировали декомпенсированный порок. Я очень боялся за неё.
Мать скончалась молодой, у меня на руках, с именем отца на устах – сколько горя принесла проклятая война! Было очень тяжело, зашёл за дом, думаю, кому я нужен, круглый сирота? Даже мысли плохие пришли, не свести ли счёты с жизнью… Лучше бы тот день забылся, но, к несчастью, всё помнится до мельчайших подробностей. Не знаю, услышит ли она меня, но скажу: спасибо, мама, твой сын, достигнув солидного возраста, благодарит тебя за то, что ты была».
Неисповедимы пути Господни. Кто знает, во имя чего выпала ей такая тяжёлая доля? И почему лишь после её ухода в мир иной пришла весть о месте вечного успокоения мужа?
25 сентября 1991 года позвонил двоюродный брат Хизир и сообщил невероятное: «В газете «День республики» ветеран Вооружённых Сил СССР подполковник запаса Милохин в статье «Помнит мир спасённый» написал, что твой отец похоронен в Курске, на Мемориальном кладбище». Что испытал я тогда, поймёт лишь попавший в такую же ситуацию человек».
Хусин проведал отца вместе с сыном Бесланом. Прочёл в «Книге памяти», находящейся в Музее города Курска, как храбро сражался он в составе 57-го стрелкового полка, был тяжело ранен в одном из боёв и умер от ран 5 октября 1943 года, похоронен на шестом кургане.
Родное имя, высеченное на огромной мраморной плите, нашли сразу. Стояли подавленные, молча – сын и внук…
«Интересно, что вспомнится вам сейчас, навскидку?» – спросила я напоследок. Ответ последовал незамедлительно: «Грёзы» Шумана, звучащие над высокими елями, у Братской могилы в Камышино, – непередаваемое словами соотношение гармонии скорби, природы и величайшей музыки:
«Жизнь моя! Порыв! Порыв!
От тихих рек, и трав, и нив –
Туда, туда, к тому блаженству,
Где, может быть, и звуков нет,
А только дух, а только свет,
А только Бога совершенство!”
{{commentsCount}}
Комментариев нет