…Мне тогда было двенадцать. Наш поселок состоял из небольших одноэтажных домов с уютными палисадничками и пестрыми клумбами. Мы, дети, целыми днями играли в разных дворах, резвились где хотели, и только двери одного дома никогда не открывались перед нами. В нем жила старуха со странным именем Изольда Карловна. Никто не помнил, когда она поселилась здесь: те, кто знал это, давно отдали Богу душу, а молодых это просто не интересовало. Только древняя и немного чокнутая Меланья говорила, что Изольда приехала вскоре после войны, лет сорок назад, и упорно твердила, что та – ведьма, уверяя, что по ночам из её дома часто доносились странные звуки, как будто кто выл или стонал, но словам Меланьи никто не верил, и только мы, ребятня, подхватили сплетню и стали называть Изольду не иначе как ведьмой.

…Мне тогда было двенадцать. Наш поселок состоял из небольших одноэтажных домов с уютными палисадничками и пестрыми клумбами. Мы, дети, целыми днями играли в разных дворах, резвились где хотели, и только двери одного дома никогда не открывались перед нами. В нем жила старуха со странным именем Изольда Карловна. Никто не помнил, когда она поселилась здесь: те, кто знал это, давно отдали Богу душу, а молодых это просто не интересовало. Только древняя и немного чокнутая Меланья говорила, что Изольда приехала вскоре после войны, лет сорок назад, и упорно твердила, что та – ведьма, уверяя, что по ночам из её дома часто доносились странные звуки, как будто кто выл или стонал, но словам Меланьи никто не верил, и только мы, ребятня, подхватили сплетню и стали называть Изольду не иначе как ведьмой.
Изольда Карловна редко выходила на улицу, но часто сидела в саду на старых качелях, привязанных к ветке старой груши, или копалась на клумбах. Она никогда не сплетничала вечерами с местными старухами на скамейке, ничего не рассказывала о себе и не пользовалась любовью соседей. Одевалась совсем уж нелепо: носила длинные платья и широкополые шляпы с выцветшими цветочками на тулье, словно была потомственной аристократкой. Жила при этом одиноко: к ней никто никогда не приезжал, и как-то я услышала, что её называли «старой девой». Я не знала, что это значило, и, конечно, не утерпела, спросив у бабушки. «Старая дева – это женщина, которая не сумела выйти замуж», – с гордостью ответила она.
Все оказалось так прозаично… Но вот однажды, зайдя в магазин, я увидела, что наша ведьма покупает сигареты, точно такие, как курил мой отец. Я так растерялась, что тут же спросила её с детской бестактностью: «А зачем вам сигареты? Ведь у вас никого нет…»
Изольда Карловна посмотрела на меня неожиданно печально, и ее бледно-голубые глаза поразили меня своей прозрачной ясностью. «Почему нет? – улыбнулась она. – У меня есть супруг. Он, к сожалению, очень болен, практически не выходит из дома. Все время лежит».
Вот это новость! Я хлопала глазами, не зная, что сказать. Значит, никакая она не старая дева, а ухаживает за тяжелобольным человеком. Мне стало стыдно. Вот почему его никто никогда и не видел, и она сама очень редко показывается из дома. Щеки мои запылали, мне захотелось хоть как-то загладить свою вину. «Изольда Карловна, – окликнула я ее. – Давайте, я вам помогу. Мне как раз по пути – живем-то рядом». Я взяла из ее рук сумку с покупками, и мы неспешно двинулись вдоль улицы. У своего дома, который был совсем недалеко, она одарила меня грустной улыбкой, забрала сумку и ушла в дом.
Я не удержалась и на следующий день обошла дом Изольды Карловны со стороны задних дворов, перелезла через забор, прошла по саду и, наконец, увидела то, что окончательно развеяло мои сомнения: на бельевой веревке, натянутой в ее саду между деревьями, кроме ее одежды, висела еще и мужская. Брюки, свитер, жилетка. «А, это ты, моя милая девочка», – раздалось вдруг рядом. Я подскочила на месте, застигнутая врасплох. Было ужасно стыдно, сейчас еще позовет милицию, расскажет родителям… Я забормотала что-то нелепое в свое оправдание. «Не переживай, – успокоила меня Изольда Карловна. – ты хотела посмотреть мой сад?» «Изольда Карловна, а зачем вы стираете мужу одежду, если он не выходит из дома?» – не удержалась я. Женщина пропустила мою новую бестактность мимо ушей. «Деточка, – ответила она, пронизывая меня все теми же ясными глазами, – человеку важно внимание, а особенно больному, Он любит, чтобы одежда была чистая…» Мне снова стало неловко: мы её все дразнили, ведьма да колдунья, а у человека такая трагедия. «Изольда Карловна… если вам что-нибудь надо, вы говорите, не стесняйтесь. Я ребят позову, мы все вам сделаем…» Тонкая сухая рука легла на мою голову. Она смотрела на меня с благодарностью и угостила сливами. Я медленно вышла из ее калитки.
Меня заметили друзья. При виде моего лица они разом умолкли. «Ты что такая? Случилось что?». Я едва слышно пролепетала, что ничего не случилось. «А что ты у ведьмы делала?!» – приятели загалдели, обступая меня и с тревогой заглядывая мне в лицо. «Она не ведьма, – сказала я, когда они слегка поутихли. – У нее муж есть. Он очень тяжело болен. Все время лежит, не встает, а она за ним ухаживает. И она никакая не ведьма. Она очень добрая».
Мне очень хотелось побывать у Изольды Карловны в доме. И дней через пять я решилась, вдавила пальцем черную кнопку звонка и услышала неприятную дребезжащую трель. Потом послышались легкие шаги, глазок на мгновение потемнел, и звякнула цепочка. Изольда Карловна окинула меня приветливым взглядом. «А, это ты? Проходи», – она распахнула дверь.
Дом изнутри был странен. На полу не было полосатых  домотканых ковриков, на стенах не висели коврики с оленями, в серванте не стояли хрустальные рюмки. Даже серванта не было. Обстановка была скупая – круглый стол, платяной шкаф и два стула в одной комнате, два кресла в другой. Всё было белым. «Это Михаил Андреевич перекрасил стены в белый цвет, мебель тоже перекрасил»… – обронила она. «А что это за лестница? – спросила я, указывая на деревянную лестницу в коридоре. – На чердак?».  Она улыбнулась. «Там живет Михаил Андреевич, – пояснила Изольда Карловна. – Вчера я отвезла его в больницу. Ты можешь подняться по лестнице, но заходить в комнату не стоит. У нас там лазарет, как я это в шутку называю. Не очень приятное зрелище». Я, держась за крашеные перила, медленно поднялась на второй этаж. Ступени, обитые кусками старого ковра, мягко пружинили. Потом я увидела низкий потолок, таинственный свет, лившийся через скошенное окно, и аккуратно застеленную пуховым покрывалом кровать. Все было чисто и как-то голо.
Хозяйка провела меня на кухню и пригласила за стол. В кухне были красивый старинный буфет, большой стол с изогнутыми ножками, несколько стульев вокруг него. На буфете стояла фарфоровая статуэтка — обнявшиеся влюблённые, пастух и пастушка. Изольда Карловна, заметив, что я рассматриваю статуэтку, пояснила: «Это Михаил Андреевич мне на свадьбу подарил, – у старухи изменился голос, а взгляд, нежный и умиротворенный, устремился куда-то сквозь стену,- поставил вот так на стол и сказал: это мы с тобой. Как их нельзя разлепить, так и мы будем с тобой вместе до последнего вздоха…» Я смотрела на фигурку и думала, какая же неземная любовь была у этих людей, как в кино! И всё так красиво и печально, что у меня захватило дух и защипало в носу.
Я ушла домой, полная решимости зайти к Изольде Карловне еще раз, но со следующего дня резко похолодало. Я с тоской смотрела в окно на бесконечные струи воды, падающие с крыши, и грустила. И тут зашла бабушка, еще в сенях раздалось её оханье. «Случилось что?» – предчувствие чего-то дурного сжало мне сердце. «Изольда померла! – вздохнула она. – Пенсию ей принесли, почтальонша звонила-стучала, потом в окно глянула – а она лежит на полу…»
…Лежа в постели, я через стену слышала, как бабушка обсуждает новость с соседями. Было больно, что смерть Изольды Карловны для них всего лишь повод поболтать. На глаза мне навернулись слезы. Они не понимают, какая у нее была жизнь. Она выполнила свой долг перед мужем до последнего вздоха, никому не жаловалась и находила в себе силы улыбаться. Я так и заснула – всхлипывая под одеялом.
После похорон я вошла в опустевший дом. На буфете в кухне по-прежнему стояла фарфоровая фигурка влюбленных. Я взяла ее, спрятала в карман и ушла домой. «Как их нельзя разлепить, так и мы будем с тобой вместе до последнего вздоха …»
…По весне около калитки опечатанного дома я заметила машину, протиснулась сквозь щель между забором и подошла к крыльцу. Из дома вышел какой-то мужчина лет сорока пяти, и я поняла, что это наследник. «Тебе чего, девочка?» – спросил он недовольным тоном, заметив меня. «Извините… А что теперь будет с Михаилом Андреевичем?» Мужчина повернул ко мне недоуменное лицо. «С кем?» – переспросил он. «С мужем Изольды Карловны». «Ах… – мужчина усмехнулся. – Деточка, не было у нее никакого мужа. Бабушка старенькая была, любила выдумывать», «Как – не было? – удивилась я. – Она же… покупала… ему… сигареты». «Скучно ей, наверное, было, – пожал он плечами. – Вот и вообразила на старости лет, что ей есть, о ком заботиться. Со стариками такое бывает». Я вздрогнула. Горькая обида захлестнула меня – выходит, Изольда бессовестно врала мне, а я ей верила, еще и жалела! Как же это, а? По моим щекам заструились слёзы. «Да ты не расстраивайся», – услышала я немного растерянный голос мужчины. Он почувствовал себя неловко оттого, что своей откровенностью явно причинил мне боль. Он вздохнул, а потом, подойдя ближе, положил руку на моё плечо и тихо прошептал мне в самое ухо: «Понимаешь, у тёти… в общем, был у нее муж. Звали его Михаил. Она очень любила его, безумно любила. А он ушел к другой. Она так и не смогла смириться, всё верила, что он вернётся. Понимаешь? Она очень хотела, чтобы он к ней вернулся. Вот и стала придумывать…. Это бывает».

* * *

Год спустя дом Изольды Карловны попал под снос. Во время работ под полом нашли замурованный кирпичами вход в подвал, а, разломав кладку, рабочие увидели за дубовой дверью скелет мужчины в истлевшей одежде. Судя по царапинам от ногтей на двери, несчастный отчаянно пытался выбраться. Рядом стоял чемодан, полный вещей, правда, основательно попорченных молью.
«Меланья-то, выходит, правду говорила…», – не уставала повторять бабушка. Соседи кивали и вздыхали. «Сумасшедшая, просто сумасшедшая…» «Ничуть не сумасшедшая, – старая Меланья, еле стоявшая на ногах, покачала головой.- Она всегда была себе на уме. Просто решила, что он должен остаться с ней. Пусть скелетом, но с ней. Ведьма»
Я, сходив на руины дома, видела, как иссохшую мумию погрузили на носилки и увезли. Вернувшись домой, села у окна. На подоконнике в моей комнате всё еще стояла статуэтка влюбленных пастуха и пастушки. «Как их нельзя разлепить, так и мы будем с тобой вместе до последнего вздоха…»