Анатолий Галимжанович Озов – первый председатель Правительства КЧР – внес ощутимый вклад в создание, развитие и стабильность республики. Вся его трудовая деятельность связана с решением масштабных задач, улучшением жизни и благополучия нашего общества.
Детство Анатолия Галимжановича было нелегким, но только в материальном плане – мать в одиночку поднимала троих детей. Военное время не запомнилось ему: был слишком маленьким. А вот послевоенный период, да, помнит. Аул Малый Зеленчук, ставший родным после переезда туда из Черкесска всей семьи, оставил в его жизни глубокий след. Здесь он рос, отлично учился (никто не подталкивал, просто был любознательным). Здесь же окончательно решил вопрос своей национальной принадлежности. В дошкольном возрасте считал себя русским, так и сказал своей учительнице Надежде Федоровне Хворостовой, заполнявшей классный журнал.

Анатолий Галимжанович Озов – первый председатель Правительства КЧР – внес ощутимый вклад в создание, развитие и стабильность республики. Вся его трудовая деятельность связана с решением масштабных задач, улучшением жизни и благополучия нашего общества.
Детство Анатолия Галимжановича было нелегким, но только в материальном плане – мать в одиночку поднимала троих детей. Военное время не запомнилось ему: был слишком маленьким. А вот послевоенный период, да, помнит. Аул Малый Зеленчук, ставший родным после переезда туда из Черкесска всей семьи, оставил в его жизни глубокий след. Здесь он рос, отлично учился (никто не подталкивал, просто был любознательным). Здесь же окончательно решил вопрос своей национальной принадлежности. В дошкольном возрасте считал себя русским, так и сказал своей учительнице Надежде Федоровне Хворостовой, заполнявшей классный журнал. Но мама поправила: «Нет, это я русская, а твой отец черкес, поэтому ты – черкес».
Анатолий Галимжанович – мусульманин, черкес с русскими корнями, прожил достойную жизнь, переняв у двух народов лучшие качества, главное из них – преданность земле, на которой родился, – Карачаево-Черкесии. Именно эта черта его характера помогла ему добиться всех поставленных целей. И высшее образование получил, и отцом стал, и дерево посадил, и дом построил – первый, будучи подростком. Мать гордилась сыном: деньги сам заработал, трудясь в ученической бригаде, – хватило купить лес. Камни обошлись бесплатно, ими был завален берег реки – бери не хочу. Саманные блоки изготовил с мамой. Фундамент и стены выложил, правда, специалист, но остальное доделывал сам, с друзьями. Домик получился аккуратным, крепким, маленьким и уютным, не в пример завалюшке, в которой обитала семья. Но самый главный дом, сооруженный им четверть века назад вместе с подвижниками, стал нашим общим домом, чье имя – Карачаево-Черкесская Республика.
Сегодня Анатолию Галимжановичу исполняется семьдесят пять лет. Мы встретились с ним накануне, но говорили не о предстоящем торжестве, а о юбилее нашей республики, ее становлении, по сути, о самом дорогом подарке к дню рождения, ведь выбранная Карачаево-Черкесией самостоятельность окупилась сторицей.
За все, что любимо и близко и чем наполнена нынешняя жизнь Озова и республики в целом, заплачено сполна. Но такой он человек, Анатолий Галимжанович, что и сегодня, в 75 лет, находится в строю. Как и прежде полон энергии, как и прежде с заботой о благополучии КЧР.
Рождение республики, по воспоминаниям Озова, складывалось из споров, нервов, бессонных ночей, побед, поражений, сомнений, настойчивости, ответственных решений, хождений по «острию» межэтнических недомолвок, а в общем, – просто из любви к родине. Фрагментарное воссоздание недавнего прошлого республики получилось без прикрас и драматизации.
– 92 – 93 годы были достаточно сложными, – начал свой рассказ Анатолий Галимжанович, – хотя и последующие не отличались легкостью. То, чего достигла Карачаево-Черкесия за годы Советской власти, последовательно разрушалось, хотя, если быть более точным, плановая экономика начала разваливаться гораздо раньше, с 1985 года, с попыток вдохнуть реформами новые веяния в Советский Союз. К сожалению, они оказались не совсем удачными, а шоковая терапия, проведенная позднее Гайдаром и его командой, окончательно поставила на них крест.
В этих условиях взаимоотношения со Ставропольским краем превратились в бремя. Финансирование и вообще наша экономика формировались по остаточному принципу Ставропольского края, чуть ли не «на тебе Боже, что мне не гоже», конечно, такая практика никуда не годилась. Поэтому я могу прямо сказать, что обретение статуса самостоятельного субъекта Российской Федерации, безусловно, явление положительное. Мое мнение в этом ракурсе однозначно, хотя мы и потеряли некоторые плюсы, не играющие особой роли. Главное, мы получили прямой выход к федеральной власти, что дало возможность решать множество вопросов без оглядки на Ставрополь. Вопросы эти решались и раньше, но процедура внедрения всегда «продиралась» через тернии плановых органов Ставропольского края с непременным отсечением именно той доли, которой мы добивались.
Проиллюстрирую. Я был заведующим отделом торговли и бытового обслуживания обкома партии. Каждый год мы делили со Ставропольским краем ресурсы, которые нам давала Москва. Резких отличий в уровне жизни не было, но все-таки наши показатели потребления товаров на душу населения всегда были существенно ниже, чем там. На словах руководители края соглашались с нашим желанием подтянуть область до уровня потребления по Ставропольскому краю, но когда доходило до конкретных предложений, ставили препоны. Чванство ставропольских чиновников, иначе не назовешь, не позволяло разрешить нам это.
– Ваша работа в Правительстве КЧР выпала на очень тяжелое время, – повернула я русло нашего разговора в другую сторону. – Как удавалось справляться с проблемами?
– Откровенно говоря, они накатывались бесконечными волнами, – ответил Анатолий Галимжанович, – но мы верили в свою правоту. Это давало силы не отступать от цели.
Конкурентоспособных товаров на территории республики к тому времени почти не производилось. Отрасль промышленности рухнула из-за наплыва дешевых зарубежных радиоэлектронных товаров. Десять тысяч человек из Карачая, Малого Карачая, Зеленчукского района и Черкесска стали безработными. И, как следствие, на обочине жизни оказались члены их семей, это приблизительно сорок тысяч человек, то есть с выпадением из производственного оборота только одной этой отрасли пострадало десять процентов населения Карачаево-Черкесии.
Оказались практически без заработной платы и работники других отраслей. Не стало деревообратывающей промышленности. Закрылись комбинат в Курджиново, Зеленчукская фабрика и т д. Рухнул строительный комплекс и параллельно с ним – мощнейшая стройиндустрия, это тоже более десятка тысяч человек, которые остались без средств к существованию. Зачахли «на корню» комбинат крупнопанельного домостроения в Черкесске, пять-шесть заводов железобетонных изделий, которые производили практически все, что было нужно для строительства объектов производственного направления, жилья и соцкультбыта.
Если все вместе перевести в приблизительный количественный состав, получится удручающий вывод: двадцать тысяч безработных умножить на четыре (родители, дети, дедушки-бабушки) – еще восемьдесят тысяч людей, оказавшихся в бедственном положении. На селе тоже прошел чувствительный процесс упадка. И это лишь малая толика несчастий, затронувших жителей республики цепной реакцией. Рухнули предприятия – налоговая база сузилась до критической черты – нет предприятий, нет отчислений в бюджет – рухнул бюджет – нечем выплачивать заработную плату в бюджетной сфере, нечего выплачивать пенсионерам, полетели напрочь социальные выплаты. Ситуация патовая.
В этих условиях, с 1 февраля 1992 года, я перешел на работу в Правительство КЧР в качестве первого заместителя председателя. Курировал транспорт, связь, строительство – отрасли, которых реформа коснулась в первую очередь. Огромной когорте безработных людей требовался заработок, им необходимо было элементарно кормить свои семьи. И мы – глава республики, правительство – обязаны были обеспечить им эту потребность. Выкручивались, как могли.
Осталось несколько предприятий – химическое производственное объединение, продукция которого еще потреблялась в Российской Федерации, цементный завод, ну и древесина, которую правдами и неправдами пытались отправлять за границу, чтобы получить деньги. Все зиждилось на товарном обмене. Выработалась даже определенная схема. Химическое производственное объединение и цементный завод вместо налогов, которые надо было перечислять в наш бюджет, отдавали ресурсы, мы за них приобретали за пределами республики то, что было надо. Конечно, это был мизер, но он выручал, и республика смогла удержаться на плаву.
Новые органы власти не имели практики, наработанных методов. Вопросы и поручения шли снизу и сверху. Но находясь словно между молотом и наковальней, мы потихоньку разработали стратегию действий и план работ, втянулись в дела, в первую очередь – самые срочные. Их решение раскручивало другие проблемы.
– Но именно в начале девяностых обогатились многие нувориши. Как случилось, что созданное десятилетиями богатство республики было безнаказанно разграблено с помощью приватизации? – спросила я.
– Это очень больной вопрос, – вздохнул Анатолий Галимжанович. – Наша республика отличилась активностью во время приватизации. Ее быстрые темпы оказались возможными из-за вертикали, навязанной Чубайсом. Он возглавлял в это время Госкомимущество. Эта структура отличалась одним нюансом – на нее не имели влияния местные органы власти, в том числе руководители субъектов. Команда спускалась по вертикали, и по ней же осуществлялось ее выполнение, затем отчетность отправлялась наверх.
Органы власти, в частности администрации субъектов Российской Федерации, участвовали в ней постольку-поскольку. Тормозить было невозможно, сразу останавливало противодействие. Процесс приватизации шел по одной линии, никто не отчитывался на месте. Мы сопротивлялись, но все было бесполезно. На то, что мы практически остались без промышленности, центр не реагировал. Это была политика органов центральной российской власти, которая диктовалась Международным валютным фондом, Америкой и Европой. Личные бонусы, полученные за это, известны всем.
– Второй этап развития республики, можно, вероятно, соотнести с 1995 годом…
– Да, в том году в обустройстве республики произошли серьезные изменения. Установилась некоторая стабильность. Но осталась политическая проблема, состоявшая в том, что областной совет депутатов был переименован в Верховный Совет республики, потом в Народное Собрание, и наш, не до конца легитимный парламент таким образом обходился без выборов, продлевая себе полномочия. Ситуация неоднозначная, требующая новых выборов, которые нельзя было провести без наличия Конституции КЧР.
«Разрулила» ее прибывшая из Москвы комиссия во главе с Филатовым. Она помогла принять Закон «Об органах государственной власти Карачаево-Черкесской Республики» с определением по Главе. Полномочия по его назначению были отданы Президенту России.
В соответствии с этим документом в конце апреля 1995 года Главой Карачаево-Черкесской Республики назначен Владимир Исламович Хубиев. В июне состоялись, наконец, выборы в Парламент республики и было организовано правительство. Так впервые произошло разделение – высшее должностное лицо и правительство во главе с председателем. Мне пришлось стать первым председателем Правительства.
После решения этих проблем в определенной степени были сняты и вопросы, связанные с претензиями народов на те или иные должности. Предложенная схема не вызвала особых дискуссий: Глава республики – карачаевец, председатель Парламента – русский, руководитель Правительства – черкес, первый заместитель председателя Парламента – абазин и заместитель председателя Правительства – ногаец. Правительство республики, Президиум Правительства, Президиум Народного Собрания были сформированы на паритетной основе – 25 членов правительства, по пять человек от каждого народа, в Президиуме – по три. Представительство каждого народа обеспечило и Народное Собрание. То есть все субъектообразующие народы оказались задействованными на высоком уровне.
На этой основе в республике произошла стабилизация политической обстановки. В 1995-м и особенно в 1996-1998 годах работалось, в основном, нормально. Усилилось взаимодействие с центром, увеличилась его помощь в формировании бюджета. Значительно увеличился объем согласованных вопросов. Правда, приходилось обходиться без возможности направлять деньги на организацию рабочих мест, на капитальные вложения для создания предприятий.
Несмотря на это, уже в 1998 году мы построили и сдали в эксплуатацию сто семьдесят тысяч квадратных метров, сумев не только достигнуть, но и перекрыть объем строительства жилья в дореформенный период, а темпы газификации нашей республики в три с половиной раза превзошли скорость газификации в советское время. Газовая сеть увеличилась на сто семьдесят километров. Мы даже добились того, что обогнали Северный Кавказ по темпам развития промышленного производства, строительства и других направлений. Более того, ряд показателей у нас оказался гораздо выше российских. Это результат того, что жилье строилось, в основном, за счет средств населения, отчего вновь пошла цепная реакция, на этот раз положительная. Стала подниматься из руин строительная индустрия, загрузились и подверглись реконструкции кирпичные заводы, «пошел» железобетон…
Завершился этот виток становления КЧР в 1999 году уходом в отставку Главы республики Владимира Исламовича Хубиева. Вслед за ним, как и полагается, в отставку отправилось Правительство. К исполнению обязанностей главы КЧР временно приступил Игорь Иванов. Предвыборная гонка накалилась этнополитическими страстями. А в жизни Анатлия Галимжановича началась новая глава. По поручению Правительства РФ и Администрации Президента России, на территории Карачаево-Черкесии создалось Управление федеральных автомобильных дорог, которое поручили возглавить бывшему премьеру.
– Все произошло стремительно, – вспоминает Анатолий Галимжанович. – Второго июня оно образовалось, в тот же день был подписан приказ о моем назначении на должность руководителя, о смете расходов и штатном расписании. Третьего июня я приступил к выполнению своих новых обязанностей.
– Я хорошо это помню,  потому что в то время вы дали мне интервью, где главной проблемой новой структуры обозначили денежный дефицит.
– Вы еще мягко выразились, – подтвердил он. – У нас не было тогда ни копейки. Структура заработала практически с чистого листа, с нуля. Тем не менее, как принято говорить, мы пахали, надеясь только на свои силы. Но, ничего, вода не течет лишь под лежачий камень. Структура начала работать.
Показатель ее эффективности в динамике таков: в 1998 году на территорию республики пришло 23 миллиона рублей, предназначенных для содержания и развития наших дорог. В год нашего образования, в 1999 году, мы «сделали» 32 миллиона рублей, в 2000-м – 54, в 2001 году – 114, в 2002 году – 174 миллиона рублей. За пять лет выросли в объемах финансирование содержания и развития дорог в семь с половиной раз.
– Если бы в таком темпе вы работали на личное хозяйство, – вставила я, – без всякого сомнения…
-… был бы миллиардером, – засмеялся Озов. – Состояние дорог в 90-х годах хорошо известно всем читателям вашей газеты – оно было очень плохим. Сейчас мы в числе лучших на Северном Кавказе. На 1 января нынешнего года 80% дорог в Карачаево-Черкесии соответствуют нормативам, по стране – 78%, по оценке Владимира Владимировича Путина, данной недавно на Прямой линии. В ближайшие три года, я думаю, нормативам будут соответствовать абсолютно все наши дороги. Для этого имеются реальные предпосылки. Кстати, мы – единственный российский субъект со стопроцентным электрическим освещением дорог во всех населенных пунктах.
В 2005 году у меня окончился второй трудовой договор. Я уже имел трехлетний пенсионный стаж. Пришло время обновления кадров. Нормальное явление. Теперь я заместитель руководителя нашего учреждения, но уже переквалифицированного из управления в филиал Федерального казенного учреждения «Управление федеральных автомобильных дорог «Кавказ» Федерального дорожного агентства» «Кавказ» (ФКУ Упрдор «Кавказ»). Словом, вернулись туда, откуда вышли.