Елена рисовала всегда, сколько себя помнит. Началось это в Сибири, в Канске, откуда она родом. Тогда было модно развивать детей, и Елена с сестрой были завсегдатаями многих кружков и секций, но, несмотря на то, что её учили играть на фортепиано и девочка активно заним. хореографией, ей куда больше нравилось рисование.
Елена в эти годы много читала, обожала Джека Лондона, Дюма и Конан-Дойла, имела обширный круг интересов, была открыта всему новому и очень не любила заниматься скучной однообразной работой, строго следовать инструкциям. Натура вдохновенная, творческая и романтичная, она жила не совсем в том измерении, что остальные, предпочитая создавать свою реальность. Ее не всегда понимали, тем более что она имела склонность настаивать на своем, не желая искать компромиссы. Попытки подчинить ее всегда вызывали бурю сопротивления, еще ребенком она создавала немало проблем воспитателям и учителям, пытающимся приструнить ее и заставить выполнять свои требования.

Елена рисовала всегда, сколько себя помнит. Началось это в Сибири, в Канске, откуда она родом. Тогда было модно развивать детей, и Елена с сестрой были завсегдатаями многих кружков и секций, но, несмотря на то, что её учили играть на фортепиано и девочка активно занималась хореографией, ей куда больше нравилось рисование.
Елена в эти годы много читала, обожала Джека Лондона, Дюма и Конан-Дойла, имела обширный круг интересов, была открыта всему новому и очень не любила заниматься скучной однообразной работой, строго следовать инструкциям. Натура вдохновенная, творческая и романтичная, она жила не совсем в том измерении, что остальные, предпочитая создавать свою реальность. Ее не всегда понимали, тем более что она имела склонность настаивать на своем, не желая искать компромиссы. Попытки подчинить ее всегда вызывали бурю сопротивления, еще ребенком она создавала немало проблем воспитателям и учителям, пытающимся приструнить ее и заставить выполнять свои требования.
Она рано осознала, что музыка не так привлекает её, как живопись, и, едва Елена вступила в «трудный» возраст, как решила «взбунтоваться». Она сама отнесла свои рисунки в художественную школу, а музыкальную – бросила. Приняли её сразу – талант был очевиден, и он же определил ее профессиональный выбор – поступать в Суриковское художественное училище в Красноярске.
В училище был немалый конкурс – 10 человек на место, готовили там высокопрофессиональных педагогов, бутафоров-оформителей, было и театральное отделение.
Елену привлекло именно оно. С третьего курса они проходили практику по театрам, ездили даже в театр кукол Образцова, а Елена практиковалась в Перми, куда во время войны был эвакуирован один из ленинградских театров.
Училась она с удовольствием, и несмотря на то, что в это время вышла замуж за однокурсника и родила дочку, окончила училище с красным дипломом.
После паре, как молодым специалистам, пришлось поездить по Сибири, студенческий брак вскоре распался, но Елена встретила новую любовь – художника-оформителя Валерия Кордюкова и вышла за него замуж. Тем временем наступали 90-е, страна разваливалась, специальность супругов стала невостребованной, и они перебрались на юг, осев в Черкесске. Молодые купили участок земли, начали строить дом, что в те годы было совсем нелегко. Друзья помогли им сделать стены и накрыли дом крышей, а вот достраивать дом после внезапной смерти мужа Елене пришлось одной, точнее – с дочерью и сыном. И достроила, несмотря на трудности.
Сегодня Елена внешне спокойна, но кажется, что уравновешенность характера – одно из проявлений её упрямой натуры, сопротивляющейся любым изменениям в жизненных ситуациях, влекущих за собой необходимость приспосабливаться к ним внутренне.
При этом приехав на Кавказ, Елена поразилась обилию здесь шерстяных ниток, начала активно вязать, потом, как истый художник, заинтересовалась горскими национальными орнаментами, потом приступила к изучению ковроткачества, резьбы по дереву и керамики. Изучала она и гобелены, и роспись фарфора, и валяние войлока.
Темы росписи и плетения она находила в любимых книгах, а читала в эти годы, в основном, эпос – индийский, ведический, казачий, горский, мифы и легенды народов мира. Заинтересовалась она и местными памятниками культуры и истории – древними аланскими храмами Архыза, Сенты и Шоаны, дольменами Лесо-Кяфари, красотами Теберды и Домбая, – и все это стало темами ее картин и сюжетами резьбы по дереву, росписи по фарфору и стеклу.
Ее картины пленяют объемом и насыщенностью, а текстура такова, что от них невозможно оторвать взгляд. Живопись Елены – это удивительный мир, в котором нет ни грусти, ни уныния. У нее вы не встретите хмурых и дождливых картин. На полотнах много света, воздуха и ярких красок, которые художница наносит характерными мазками. Даже свалянный войлок создает ощущение, будто картины из него сотканы из тысячи солнечных зайчиков.
На картинах Кордюковой все не так, как кажется на первый взгляд. «Для меня мир вокруг – это череда хрупких и постоянно меняющихся форм, теней и границ», – говорит художница. И на ее картинах все действительно иллюзорно и взаимосвязано. Границы смываются, а сюжеты перетекают друг в друга. Недаром же в живописи она больше всего любит цвет. Ее работа – это всегда эксперимент: она идет не от фигуры, как большинство художников, а от цветового пятна. Кажется даже, что сначала она наносит на полотно абстрактные пятна, а затем дорисовывает реальность. На большинстве картин на холсте запечатлены сказочные образы и мгновения истинных чувств.
Творческий импульс рождается, считает Елена, от любого впечатления, и не только от столкновения с реальностью, вдохновение приходит из снов и видений, от известных книжных образов, которые зачастую для нас реальней живых людей. Она воспринимает жизнь интуитивно, выстраивание логических цепочек, причинно-следственных связей и прочие интеллектуальные игры не влекут ее, ее картина мира, а это взгляд художника, субъективна и основана на чувственном отображении реальности, пропущенной через призму собственных переживаний и жизненного опыта.
Живопись приемлет любые темы, а что до жанра, то Елена за эти годы пробовала себя в каждом, писала портреты, пейзажи, натюрморты, при этом она, как художник-декоратор, непременно стремится вводить в картину декоративный орнамент, соответствующий эпохе. Живопись, по её мнению, это эмоция цвета, и именно гармония или контраст цвета делают картину шедевром.
Елене не нравится мрачная коричнево-черная палитра. «В природе нет чисто черного цвета, луч на темной поверхности меняет оттенки цветов, и мои любимые тона – сиреневый и изумрудный». Любимые живописцы Елены – Билибин, Рерих, Врубель.
Картины других художников она оценивает по вложенному в них труду, но этот труд может быть даже неощутим. «Можно полгода думать, вынашивать в себе мысль или образ, а сделать за пять минут, но будут проступать смысл и глубина, ты почувствуешь подоплеку, подтекст мыслей, и это очень важно». Среди своих коллег Елена особенно выделяет Александра Малыгина и Мухаммеда Хахандукова, это, по ее мнению, настоящие творческие личности.
Когда мы встретились, она, преподаватель детской художественной школы, методично учила своих питомцев работать с кожей, неторопливо объясняя ученику основные правила. Ей вообще свойственны умение концентрироваться на выполняемой задаче, педантичность, основательность в работе и нетерпимость к беспорядку. Но не только. Елена – еще и гостеприимный хозяин уютного дома, с садом и огородом, к которым она питает слабость, половина снимков в ее смартфоне – любимые цветы. Она много сил тратит на обустройство дома, поддержание домашних традиций.
«А как вообще ощущает себя женщина в живописи?» – спрашиваю я напоследок. Проблема заключается не в том, считает Елена, как феминистки понимают женственность, а в том, что они, как и широкая публика, недопонимают, что такое искусство: в их наивном представлении искусство – это личное выражение эмоционального опыта человека, перевод жизни личности на визуальный язык. Искусство же почти никогда таким переводом не бывает, и потому современная живопись и так называемые «перфомансы» Елене совсем не по душе, даже когда реальное воссоздано «как живое». «Как живое» – это мёртвое, а искусство призвано создавать особое живое, точнее, живущее в нас и нас оживляющее. Оно призвано творить не искусственные цветы, а неувядающее впечатление от давно увядших цветов. Дарить нам не фальшивые звезды, а немеркнущий восторг от давно погасших звёзд. И женщине это вполне по плечу.