Говорят, Эренбург частенько вспоминал такой случай. В 1919 году, когда Крым заняли белые, Мандельштам оказался в тюрьме. Запертый в одиночке, он в ужасе стал колотить кулаками в дверь. Появился надзиратель и спросил: «В чем дело?»
– Вы должны меня срочно выпустить, – объяснил ему свое странное поведение Мандельштам, – я не создан для тюрьмы.
Не знаю, кто для чего не создан, а вот Тимур Темиров по определению не создан для тяжелого животноводческого труда, хоть и живет в Верхней Маре. Дело в том, что Тимур – единственный сын в семье Казбека Темирова и Зинаиды Шаугеновой. Разумеется, родители всегда души в мальчишке не чаяли, как и две его сестренки Тамара и Аруна. Тимур окончил школу, затем физико-математический факультет (информатика) КЧГУ, следом решил получить второе, экономическое, образование в СКГГТА.

Говорят, Эренбург частенько вспоминал такой случай. В 1919 году, когда Крым заняли белые, Мандельштам оказался в тюрьме. Запертый в одиночке, он в ужасе стал колотить кулаками в дверь. Появился надзиратель и спросил: «В чем дело?»
– Вы должны меня срочно выпустить, – объяснил ему свое странное поведение Мандельштам, – я не создан для тюрьмы.
Не знаю, кто для чего не создан, а вот Тимур Темиров по определению не создан для тяжелого животноводческого труда, хоть и живет в Верхней Маре. Дело в том, что Тимур – единственный сын в семье Казбека Темирова и Зинаиды Шаугеновой. Разумеется, родители всегда души в мальчишке не чаяли, как и две его сестренки Тамара и Аруна. Тимур окончил школу, затем физико-математический факультет (информатика) КЧГУ, следом решил получить второе, экономическое, образование в СКГГТА. Родители не только рады такому повороту событий, но даже собираются купить по такому поводу квартиру сыну в Черкесске, чтобы не мыкался по общежитиям да по съемным жилплощадям, как вдруг Тимур сообщает им, что он передумал учиться, а намерен помогать отцу в его фермерском деле, да с таким жаром, да с таким пылом, с каким его 28-летние сверстники соглашаются поехать на Канарские острова. Далее последовали более подробные объяснения для чуточку растерявшихся родителей: «Томка вышла замуж, живет в Юбилейном, что не ближний свет, Арунке еще три года в школе учиться, так кому, как не мне, на хозяйстве быть?»
– Верно говорят, что история имеет обыкновение повторяться, – смеется Казбек Халитович, – я ведь в своей семье самый старший, и по идее должен был покинуть родительский дом, как только обзавелся семьей, и пуститься в свободное плавание. Кто из молодых об этом не мечтает? Но когда увидел, какое рвение к учебе и желание учиться в каком-нибудь математическом престижном вузе проявляет мой младший брат Малик, я сказал: «Езжай, братишка, учись дальше. Я с удовольствием останусь в родительском доме и буду заботиться о стариках». Моему поступку тогда в семье никто не удивился, так и мы с Зиной особо не удивились возвращению сына. Это же родовое поместье, которое к нему и перейдет по наследству…
Не стала я вдаваться в дискуссии с Казбеком, не стала говорить о том, что знаю немало семей, которые оставили в древнем ауле свои добротные двух-этажные дома и перебрались поближе к городам или в сами города, что, к примеру, село Коста Хетагурова нынче смело можно называть Коста Хетагурова-Маринское, потому как оно наполовину уже из маринцев; что жители Мары легко расстаются в последнее время со всем, чем жили, что накопили и сберегли, потому что, опередив мои мысли, Казбек сказал: «Не знаю, как другие, но мы, Темировы, всегда остаемся душой и сердцем там, где родились и выросли, где посадили первое деревце наши родители, где похоронены наши прародители…»
А вот и дом Темировых. Традиционная сельская усадьба со всеми надворными постройками, необходимыми для ведения хозяйства, где конфликтуют красота и польза. Я не оговорилась, по всему видно, что постройки теснят клумбы, где уже желтеют нарциссы, а скоро появятся зеленые стрелки тюльпанов и гладиолусов, далее, сами понимаете, зацветут розы…
Как подойдешь к громадному двухэтажному дому, так нечто заставляет тебя броситься снимать обувь, вот только хозяева этого категорически не приемлют. В прихожей стоит обувь – ботинок в ботиночек.
То, что здесь живут люди состоятельные, образованные, видно невооруженным глазом, но самое главное, кругом такая чистота, что невольно спрашиваю: «Это же сколько надо нанести в день воды, чтобы в такой чистоте содержать дом?» Я так от души насмешила хозяев, что невольно растерялась. «Да у нас вода практически в каждом доме с 1984 года, и горячая, и холодная». Я-то грешным делом думала, коль нет газа, так нет и воды.
Не знаю, как другие, а вот Темировы особо на то, что газа нет, и не сетуют.
– Кого не послушаешь из числа тех, чьи дома газифицированы, то только и слышишь: дерево в доме, будь то полы или оконные рамы, рассыхается, в комнатах стоит невероятный «сушняк», а уж о ценах на голубое топливо и говорить не приходится, растут как на дрожжах… А тут дрова из лесу, затопишь, и запахло дубом, березовой корой, липой…
Хозяйка подает на стол чудный сыр – понятное дело, собственного изготовления, – чей запах перебивает даже аромат кофе, и продолжает дальше хлопотать на кухне.
– И как много у вас скотины? – спрашиваю Казбека.
– Пятьдесят голов крупного рогатого скота, из них 15 дойных коров, где-то два десятка барашков, три лошади, куры, гуси по мелочи…
– А кто пасет всю эту живность?
– Никто. Утром выгнали скотину, к вечеру она самостоятельно возвращается, – заметив на моем лице недоумение, Казбек поясняет: – Людям у нас, в Маре, за самым-самым ничтожным вычетом, можно доверять как самому себе. Все простые, добрые, гостеприимные люди. И если ж у кого с гор не вернется хотя бы один ягненок, искать его выходим всем миром.
– Да, но как доить 15 коров, если в доме из женского пола только мама и восьмиклассница Аруна?
– Если понадобится, то доить пойдет даже моя мама, – говорит Казбек.
Это было такое преувеличение, что даже я руками развела, потому что была наслышана: свекровь Аполистан Исхаковну Коркмазову, которая не то что заменила Зине мать, ушедшую из жизни, когда дочери исполнилось 17 лет, но стала для нее всем на свете – мамой, сестрой, подругой, – здесь носят в прямом смысле этого слова на руках.
Положение спасает незаметно подошедший, а точнее, подъехавший из города Карачаевска, где у него еще одна животноводческая точка, Тимур: «Аруна утрет нос даже самой бывалой доярке, но мама никогда не даст ей переусердствовать, как, в свою очередь, мы не даем маме перетрудиться. Помощников много – часто Тамара приезжает с мужем, я, отец».
Верно говорят, семейная жизнь – школа дипломатии и тончайшей политики, а еще любви и внимания.
– Что самое тяжелое в животноводческом труде? – продолжаю разговор с Казбеком, несмотря на вторжение в нашу беседу сына.
– Выжеребка, отел, окот. Особенно отел. Всей семьей по ночам не спим, ловя каждый шорох, каждый звук. Особенно трудно это все нам давалось, когда дети были маленькими. Стоило нам с Зиной куда-либо на пару отлучиться, как дети под руководством Тимура все норовили затащить новорожденного теленка или ягненка в тепло, то бишь в дом, хорошо, если на кухню, а то прямиком в зал, на теплый ковер. С них бы сталось и жеребенка затащить, если бы не норовистая мамаша.
– Я понимаю, молочное животноводство – это бизнес, но лошади зачем? Тем более что, насколько мне известно, лошадь ест в три раза больше, чем корова.
– Лошади – для души. Особенно для детской. Тимура, к примеру, с детства было от них не оторвать – и купает, и трет пучками травы, и кормит по принципу «из руки да в рот». А что касается прожорливости – так это как посмотреть. Они же большей частью на подножном корму. Эта зима, к примеру, выдалась малоснежная и теплая, так лошади просто благоденствовали, не доставляя нам никаких лишних хлопот.
– Как обеспечиваете скот кормовой базой?
– Арендуем сенокосы на Покун-Сырте, где и заготавливаем на зиму сено. Конечно, нам одним с отцом не справиться, но на помощь всегда приходят родственники мамы и папы, мои друзья и так далее.
Наш разговор прервал шум, доносящийся из какого-то загона.
– Телята шалят, – махнул рукой Тимур.
Один из них тут же направился в нашу сторону. Ничего себе телята! На меня в упор смотрел такой бычок с курчавым лобиком, на котором прощупывались рожки, словно молодые твердые картошины, что, если он расшалится, мало не покажется… Тем не менее отваживаюсь протянуть кусочек хлеба, взятый из стоящего рядом ведра. Тимур со смехом отговаривает: «Потом пристанет, как жвачка к брюкам, лучше не играйте с огнем…»
Самое время спросить у Тимура: где сбываете продукцию?
– Поскольку сдавать в Карачаевском районе некуда, приходится продавать самим. Очень охотно, что зимой, что летом, берет нашу продукцию кафе, что работает на Маринском перевале. Взяли в аренду магазин в г. Карачаевске, где продаем мясомолочную продукцию, жаловаться не приходится.
– Казбек Халитович – очень добрый человек, – говорит пенсионерка Любовь Ефимова, – и в долг даст продукты, и поможет донести их до машины, потому что мужу тяжело каждый раз выбираться из-за руля с больной ногой. А еще я бы хотела сказать несколько слов о главе этого чудного фермерского хозяйства. Добрый, цепкий, хозяйственный взгляд Тимура все подмечает: какой лучше кусочек старушке предложить, если ее на улице дожидается на привязи собачонка, кинет несколько косточек для нее… Хочешь взять айран, а банки нет с собой, и ты мнешься около прилавка, не зная, что делать, тут же услышишь голос Тимура за спиной: «Занесете банку, когда сможете. Берите, Любовь Петровна». Знаете, здесь налицо такой уровень человеческого развития, такой уровень интеллекта, который просто органически предполагает доброту, гуманность и просто благородную человеческую мораль. Побольше бы таких, я не могу сказать, продавцов, – людей…
Я почти два дня ломала голову: кто кому в этой семье помогает, кто главнее в этой фермерской иерархии – отец или сын, мама или достопочтенная бабушка Аполистан, а бывшая учительница – впрочем, учителя бывшими не бывают – сразу распознала хозяина и сказала: «Ту крепкую основу, без которой человеческое существование теряет смысл, теряет радость, Тимур не потеряет никогда».

НА СНИМКАХ: Казбек Халитович и Тимур, а также их подопечные.