21 апреля в Специальной астрофизической обсерватории РАН в Карачаево-Черкесской Республике был представлен персональный проект участниц третьей художественной резиденции Gogova Foundation – художниц из Москвы Лизы Артамоновой и Илины Червонной. Проект получил название “Маршрут «Жемчужные тропы»”. Это некий «туристический маршрут», в котором, как сообщили журналистам на презентации проекта, «всем известные достопримечательности региона соседствуют с только что созданными художницами предметами искусства».
Человек ХХI века мыслит, как сам он полагает, логично. Если он видит словосочетание «современное искусство», то главным опорно-смысловым термином в нём будет для него слово «искусство». Что это такое, человек прекрасно знает.

21 апреля в Специальной астрофизической обсерватории РАН в Карачаево-Черкесской Республике был представлен персональный проект участниц третьей художественной резиденции Gogova Foundation – художниц из Москвы Лизы Артамоновой и Илины Червонной. Проект получил название “Маршрут «Жемчужные тропы»”. Это некий «туристический маршрут», в котором, как сообщили журналистам на презентации проекта, «всем известные достопримечательности региона соседствуют с только что созданными художницами предметами искусства».
Человек ХХI века мыслит, как сам он полагает, логично. Если он видит словосочетание «современное искусство», то главным опорно-смысловым термином в нём будет для него слово «искусство». Что это такое, человек прекрасно знает. Это высший уровень мастерства и творческое воспроизведение прекрасного в художественных образах. А дальше мышление услужливо добавляет к этому понятию эпитет «современное», и мы, согласно логике, полагаем, что речь идёт о нынешнем, сиречь, сегодняшнем творческом воспроизведении прекрасного в художественных образах.
Грубейшая ошибка мышления. «Современное искусство» не имеет никакого отношения к искусству, и то, что мыслится как некий сегмент уже известного, на самом деле просто омоним, то есть совпадающее с известным нам в написании и звучании, но являющееся чем-то качественно иным.
Но чем является предложенный представителям СМИ проект? Эволюция эстетических оценок и стирание границ между искусством и другими сферами жизни сделали возможным признание любого объекта художественным произведением. Единственным критерием художественности стала субъективная воля автора или директора художественной галереи. А признание относительности художественных ценностей позволило появиться на путях искусства людям, которых раньше в эту сферу просто не допустили бы – из-за полного отсутствия художественного вкуса и таланта. Так появились инсталляции и перфомансы. Основоположником их был Марсель Дюшан, пририсовавший усы Моне Лизе, а потом понеслось…
Но кто не может добавить Моне Лизе усы, как Дюшан, или нарисовать чёрный квадрат, как Малевич, или поджечь «художественно ценную дверь», как Павленский? Постмодернистский протест против диктата художественных норм, увы, не превратился в поиск новых форм художественных замыслов. В доступности «современного искусства» проступило не обещание равных возможностей, а крайнее опошление.
В Буково перед журналистами развернули парад странных декораций, в которых чередовались сделанное из фольги сидение канатно-кресельной дороги, кусок раскрашенного ондулина, весьма симпатичный, кстати, еще – набор висящих на серебристых железяках белых репсовых лент, изображавших уздечки. Потом акул пера провели в подсобку, где на плитках были приклеены тексты из каких-то литературных опусов, но времени на их прочтение никому не дали, а предложили рассмотреть столы, на которых лежали подобия гигантских макаронных изделий – рожков. Это называлось «Синдром Буковский». Автор этих строк лихорадочно соображала, при чем тут Чарлз Буковски и какой его роман имеется в виду, потом пришло понимание, что в слове «Буковский» ударение падает на первый слог. Афронт, однако. А рожки, видимо, оказались остовами, сиречь, позвонками древних ящериц. Снова афронт.
Дальше вспотевших от умственного напряжения журналистов провели на место «фонтана», который представлял собой несколько отшлифованных камней, уложенных в виде художественного ромба. Проведя толпу дальше, в одном из номеров местной гостиницы им показали странный вибрировавший экран, в котором отражалась и мигала лампочка на полу, а затем в мастерских для них сыграл местный ВИА.
Зрители с загадочными улыбками римских авгуров смотрели на всё это и явно недоумевали. На лицах не было не только понимания – не было и желания понять. Никто не хотел сказать, что король голый – каждый ждал этого от другого, и только удалившись на приличное расстояние и оказавшись вне зоны слышимости, все сетовали, что совершенно не понимают «современное искусство».
Но почему? Не потому ли, что у всех было смутное понимание того, что тут просто нечего понимать, и любое ментальное усилие не обогатит, но приведёт к растрате мысли? Что ж удивительного? Предоставляя зрителю судорожно барахтаться в трясине смыслов, «современное искусство» оставляет уровень осмысления увиденного на усмотрение самого зрителя. Но что способен разглядеть зритель в его метафоричности и аллегориях? Ничего. Сегодня человек свободен в творчестве, но опустошён этой свободой и обессилен своим же критицизмом. Современное искусство не умеет радовать и согревать.
Говорят, над ним надо думать. Грубейшая ошибка. Искусство есть посредник того, что нельзя помыслить и высказать. Искусство – выражение самых глубоких мыслей без всяких слов. К тому же человек, способный к расшифровке «современного искусства», ничуть не нуждается в «современном искусстве». У него и без искусства хватает интеллектуальных ребусов. И это открывает нам важнейшую истину: искусство гибнет, реализуя утопию преодоления собственных границ.
Нам говорят, искусство умирает из-за всеобщей пресыщенности, зрителя сменил потребитель. Не надо ставить телегу впереди лошади. Но на что откликаться, когда инсталлятору нечего сказать? Причины невостребованности «современного искусства» в том, что нет нового Буонаротти и «ни черта на обороте…» – вот и вострубил ангел эстетического апокалипсиса. Вглядываясь в сумрак прошлого, видишь чистоту исканий мастеров, обнажённую боль тяжёлого труда и бескорыстное служение своему призванию, которых сегодня днём с огнём не сыщешь…
Авторы инсталляций – Лиза Артамонова и Илина Червонная – московские художницы. Лиза работает с site-specific инсталляцией, видео, графикой и фотографией. В своих работах она обращается к вопросам «о границах приватности, эскапистских практиках, неврозах и синдромах постинформационного общества». Это не журналист придумал, это цитата. Предметом текущего интереса Илины является «сконструированная аполитичность и повышенная внушаемость, искажение и переосмысление восприятия, воспроизводство воспоминаний, реконструирование вторичной реальности». Это тоже дословное воспроизведение буклета.
Они обе несколько месяцев в рамках проекта Gogova Foundation жили в Нижнем Архызе, став так называемыми «резидентами», знакомились с местными жителями, и в итоге из «местного материала» выполнили свои инсталляции, которые должны стать, как задумано, местными достопримечательностями. «Мы давно следили за фондом Gogova Foundation, – сказали художницы, – нам интересен метод работы site-specific, близок пул художников, принимавших участие в предыдущих резиденциях. Но главный интерес для нас – Карачаево-Черкесия. Мы любим пешие путешествия и обсуждаем проблемы туризма. Человек путешествует, цель поездки – получить стандартный набор впечатлений. А что, если какая-то достопримечательность не маркирована и поэтому не попадает в список «лучших мест»? Или, наоборот: если человек тратит время и деньги, приезжает к какой-то достопримечательности и просто не находит там ничего? Резиденция – это не только возможность подумать над этими вопросами, но и попытка узнать регион изнутри, посмотреть на него глазами человека со стороны. Такие проекты аккумулируют ресурсы: все, чему ты учился, что знал и умел – все это подтягивается, это можно хорошо и точно использовать по делу».
Астроном Илья Якунин считает, что «авторы проекта “Маршрут «Жемчужные тропы»” предприняли попытку переосмыслить явление туризма как стандартного набора достопримечательностей и впечатлений. Современный путешественник попадает в ловушку стереотипов туристической индустрии, в результате чего полученный опыт перестаёт иметь уникальную и значимую ценность. Туристические маршруты являются продуктом переплетения реальности, вымысла и потенциальных ожиданий, связанных настолько тесно, что отделить эти элементы друг от друга уже невозможно».
Эти объяснения приемлемы хотя бы потому, что напрочь уводят данное событие из мира искусства в мир туризма. Но Gogova Foundation позиционирует себя как некоммерческий Фонд поддержки современного искусства и культуры, задача которого – продвижение молодых российских художников в России, ближнем и дальнем зарубежье. И это все просто сбивает с последнего толку.
Если речь идёт о туризме – при чём тут художники? А если это художники – при чём тут туризм? Какое отношение к туризму имеют уздечки из репса, которые предлагали всем желающим за 750 рублей, цитаты на белой обшарпанной шахтинской плитке из каких-то романов и вибрирующий экран в гостиничном номере?
В итоге многие журналисты так и разъехались по домам, ощущая себя просто неотёсанными деревенщинами…