Когда я приехала в Хумару и стала разыскивать дом Мурата Батировича Джегутанова, совершенно незнакомый мужчина, причем, живущий в другом конце аула, с ходу ответил: «Он в больнице. Ничего серьезного. Через недельку будет дома. Медики так полюбили деда, что кладут его, разменявшего десятый десяток, каждые полгода в больницу подправить здоровье…».
Увидев Джегутанова в неврологическом отделении ЦРБ г.Карачаевска, была приятно удивлена – никогда бы не дала ему 90, от силы 70 лет, потому и спросила дедушку на всякий случай: «Мурат Батирович, сколько вам лет, если не секрет?»
– Это женщины свой возраст держат в секрете, а мне первого сентября этого года исполнилось 90 лет, – улыбнулся Джегутанов и предложил сесть в кресло старшей медсестры, кабинет которой нам любезно предоставили медики для беседы. Джегутанов оказался прекрасным собеседником, с богатой, но крайне нелегкой биографией.
– Тропинка моей жизни взяла свое начало в Хумаре. Отец мой – Батир Сольманович умер в 1937 году от брюшного тифа, следом умерла мама, и мы – два брата и две сестры, я был самым младшим – оказались сиротами, – вспоминает мой собеседник, – но я их помню и по сей день – они молоды, веселы, что-то говорят мне ласковое…

Когда я приехала в Хумару и стала разыскивать дом Мурата Батировича Джегутанова, совершенно незнакомый мужчина, причем, живущий в другом конце аула, с ходу ответил: «Он в больнице. Ничего серьезного. Через недельку будет дома. Медики так полюбили деда, что кладут его, разменявшего десятый десяток, каждые полгода в больницу подправить здоровье…».
Увидев Джегутанова в неврологическом отделении ЦРБ г.Карачаевска, была приятно удивлена – никогда бы не дала ему 90, от силы 70 лет, потому и спросила дедушку на всякий случай: «Мурат Батирович, сколько вам лет, если не секрет?»
– Это женщины свой возраст держат в секрете, а мне первого сентября этого года исполнилось 90 лет, – улыбнулся Джегутанов и предложил сесть в кресло старшей медсестры, кабинет которой нам любезно предоставили медики для беседы. Джегутанов оказался прекрасным собеседником, с богатой, но крайне нелегкой биографией.
– Тропинка моей жизни взяла свое начало в Хумаре. Отец мой – Батир Сольманович умер в 1937 году от брюшного тифа, следом умерла мама, и мы – два брата и две сестры, я был самым младшим – оказались сиротами, – вспоминает мой собеседник, – но я их помню и по сей день – они молоды, веселы, что-то говорят мне ласковое… И еще помню, что в детстве, в десять лет, я чувствовал себя потрепанным жизнью, словно мне уже было под 50 лет… Помню, донесется откуда-либо запах пирожков или вареного мяса, а я с головой кутаюсь в одеяло, чтобы не слышать этот дразнящий запах, а тут стук в дверь. Соседка на пороге с пирожками. Люди в Хумаре жили и живут на редкость добрые, надежные, в беде не оставят никого – ни старого, ни малого, но нам так не хватало материнского тепла… Когда чуток подросли, на помощь пришел председатель колхоза Ибрагим Конакович Хатуев и пристроил нас, мальчишек, на посильную работу…
Помнить в десять лет, как звали председателя колхоза? Ну не удержалась я и спросила из чистого любопытства: «А как колхоз назывался?»
– По-разному в разные годы. И «Ежовым» был, и «Балахоновским», и имени 18 партсъезда… Могу спокойно продолжить этот список.
Когда началась война, старший брат Мурата Исмаил одним из первых ушел на войну, и в дом Джегутановых в Хумаре одной из первых пришла похоронка.
Не все жизненные трудности человек, особенно подросток, способен преодолеть в одиночку. Когда началась война, Мурату было тринадцать лет, но к этому времени он, страстно желавший учиться, окончил всего два класса, дальше учиться не было никакой возможности, и тогда его, как и другого подростка Мурата Цагова, взяли под свое крыло два табунщика Абдул-Керим Джегутанов и Умар Бесленеев.
– Мы пасли племенной табун, – вспоминает Джегутанов, – в горах и днем и ночью, и были обогреты людским теплом этих двух мудрых стариков и укрыты щедрой природой от тяжкой доли сиротства. Никогда не забуду и отеческого отношения к нам заведующего конефермой Хангерия Харуновича Бесленеева, его отношения к труду. На конеферме содержали англо-кабардинских лошадей.
Пытливая наблюдательность мальчика дала толчок к самообразованию, к примеру, когда коней-полукровок отправляли на продажу в Баталпашинскую, он всеми правдами и неправдами добивался того, чтобы и его брали с собой бывалые табунщики.
– Лошади прибывали на смотровую площадку, туда, где нынче расположен завод РТИ, – рассказывает Мурат Батирович, – туда же приезжали покупатели из Средней Азии, Дагестана, Закавказья, и начиналась бонитировка лошадей.
Выслушав кое-что о бонитировке племенных лошадей, это, кстати, определение племенной ценности лошадей, я поняла, Мурат Батирович и сегодня даст фору любому коневоду.
– А в годы войны, – продолжает свой рассказ Джегутанов, – наша ферма отправила на фронт более 300 голов лошадей кабардинской породы, и ни одна из них, как потом рассказывали, не попала в обоз, только в отборные кавалерийские части.
Шли годы. Кем только не был, на ком только не работал Мурат Батирович. На ишаках, на волах, на лошадях.
– Это сейчас на кривых аульских улочках нежатся, отдыхая зимой и летом, ишаки, которые стали редкостью в селах. А тогда вся тяжесть ложилась на их спины и спины волов, на которых пахали, возили воду, сено, силос, уголь и так далее. И на каких только работах я не побывал! И снопы вязал, и сено скирдовал, копал картошку, свеклу, на лошадях возил с полей сено, крыл крышу на скотном дворе. Был водовозом, горючевозом, управлял линейкой, на которой возил управляющего отделением совхоза «Верхнекубанский» Солтана Бесленеева, которого с благодарностью вспоминают в Хумаре все старожилы. Его богатейший человеческий и рабочий опыт многим помог в этой жизни, многих вывел в люди.
– В 1943 году мне было 15 лет, и я отчетливо помню, как выселяли карачаевцев. – Хронология воспоминаний явно хромает, но от этого не теряет ни своей убедительности, ни своей привлекательности. – Это была осень, с полей все убрано, на склонах гор, где была трава в человеческий рост, все скошено, сады обобраны. Дни не только пошли на убыль, по утрам было холодно, как зимой. Сердце кровью облилось, когда узнал, что мои друзья из Нового Карачая, Каменномоста, Верхней Теберды с семьями отправляются в изгнанье ни за что ни про что в такие промозглые, холодные дни, да еще налегке… Налегке – не то слово. В чем были. Нет, конечно, про причины депортации говорилось всякое нелицеприятное, но никто в это не верил, ведь практически у каждой хумаринской семьи были кунаки – карачаевцы. К примеру, старики говорили, что мой отец водил дружбу в свое время с Магомедом Чеккуевым, Мудалифом Урусовым и так далее. И надо было видеть, какой праздник был в Хумаре, когда карачаевцы вернулись на родину! Началась новая жизнь. На весь Карачаевский район был один совхоз «Карачаевский», которым руководил Махмуд Сарбиевич Токов, затем Джаппар Сеитович Салпагаров… Потом «Карачаевский» распался и пошли совхозы помельче: «Учкуланский», «Верхнетебердинский», «Верхнекубанский» и так далее. Я все это время по-прежнему работал в Хумаре, был и стригалем, и дояром, и санитаром в ветеринарном участке… Помню, как однажды Умар Бесленеев взял меня в подручные, когда лечил барану раненую ногу. Он отрезал кусок от бурки, намочил соленым раствором, приложил к ноге и крепко привязал. Огромный валух резвился, как ягненок, через два дня.
– В общем, ни от какой работы не отказывались, как я понимаю. Но дояром?
– Я понимаю, не мужское это дело. Но я-то видел в годы войны, как все мужские дела делали женщины в ауле – и пахали на волах, и чабановали, и крыши от снега очищали, рискуя сорваться с них в любую минуту, и дрова кололи, и воду таскали… Не хватало доярок на тот момент в совхозе, я и пошел к ним на подмогу…
В деле неторопливый, но основательный, несловоохотливый, но и не молчун, Мурат полюбился всем – и хумаринцам, и жителям всех близлежащих сел и аулов. Многие животноводы шли за советами к нему: где лучше пасти скот, где опасно его пасти, как вылечить скотину от хвори, где и когда лучше набрать березового сока без ущерба для дерева и многое другое. К примеру, никто никогда официально обязанности шорника на Мурата не возлагал, а сколько он сбруй для лошадей справил, сколько уздечек, седел смастерил?! И сколько из них раздарил со словами: «Пусть потом меня с благодарностью вспоминает».
– Семья как реагировала на раздачу?
– Семья… – И тут голос старика дрогнул.
Воспоминания о семье оказались очень тяжелы и грустны. У Мурата Батировича было три сына – Мурадин, Назимбий и Магомед. Мурадин умер в 18 лет, был он красивый, холостой… Следом Назимбий…
– Это было очень тяжело, уходит из жизни твой второй сын, а ты ничего не можешь сделать. Все говорят, поспи, назавтра тебе будут силы нужны, но лечь в ночь его смерти спать было бы для меня все равно что умереть. И я сидел до утра, стараясь не представлять себе всю безотрадность, бессмысленность существования… Привела в чувство жена. Она сказала: «Назимбий оставил нам трех внуков. Какое ты имеешь право раскисать, опускать руки? А посмотри, как изводится Магомед, глядя на тебя!» Люца была мудрая и умная женщина.
Помню, когда я собрался на ней жениться, старик-сосед сказал: «Мурат, в наше время аксакалы говорили нам: «Ты не можешь жениться в своем ауле, потому что каждая девушка здесь тебе сестра. Невесту надо искать в другом ауле». Люца была дочерью Эреджиба Дзамыхова из Хумары, и иной судьбы я бы себе и не пожелал. Она была хорошая, верная жена, подарившая мне и прекрасно воспитавшая троих сыновей. Мы с ней ни разу не пожалели о том, что у нас не было дочери, потому что судьба послала нам с ней и двух чудных невесток, которых иначе, как доченьками, Люца и не называла. Двенадцать лет тому назад Аллах ее забрал к себе, и как это кощунственно ни прозвучит, но я рад этому, потому что она не пережила бы смерть своего младшего сына Магомеда, который покинул этот мир два года тому назад… У него остановилось сердце, когда он ремонтировал на работе машину…
В этот момент нашу беседу прервала миловидная женщина, которая заглянула в кабинет и сказала: «Отец, я уже полчаса как жду тебя в палате. Либжа остынет, ты бы поел да сопалатников угостил, а я вместо тебя займу гостью разговорами…»
Мой герой возмутился: «Да сколько раз на дню можно  ко мне приезжать из Хумары, ведь только что был сын Назимбия, следом внучка с полными хызенами, теперь ты, дочка?» и попросил ее выйти из кабинета – мне не пришлось задаваться вопросом, как у Мурата Батировича после всех этих бед не пошел на убыль энтузиазм, не погасла искра интереса к жизни.
Сегодня Мурат Батирович живет в семье Магомеда. Жену Магомеда Фаризу Муссовну Меремукову – она родом из Али-Бердуковского – ни разу невесткой не назвал, только – дочь, дочка, доченька.
– Как в больницу попаду, она устраивает вселенский переполох. В день три раза готовит и везет мне еду из Хумары в Карачаевск. Таким же образом напрягает своих детей, детей Назимбия.
– Простите за нескромность, но с «чем» госпитализированы?
– Я госпитализирован? В этом отделении я на лечении уже в шестнадцатый раз, и каждый раз ложусь после уговора этого чудного коллектива. От людей такого возраста, как я, отбрыкиваются все – скорая помощь, стационары, пансионаты и так далее. А из отделения неврологии через каждые полгода звонок от старшей медсестры Халимат Чотчаевой: «Милости просим на общую профилактику обострения заболеваний, Мурат Батирович, иными словами, пора расслабиться, отдохнуть, подлечиться, восстановить жизненный тонус». Старшая медсестра, лечащий врач Эльза Кубекова, другие медсестры, санитарочки – цены нет этому коллективу. А что касается диагноза… Мои глаза, руки и разум служили мне верой и правдой все эти годы, вот только уши немного подкачали, стал плохо слышать в последнее время и отчего-то стала часто кружиться голова, но это не мешает мне помогать своим внукам. К примеру, по хозяйству управляюсь запросто. Могу деревья обрезать, картофель посадить, грядки прополоть, дров наколоть… Могу поворчать на внуков, если что не по мне, но это скорее по «обязанности» и по привычке, нежели по надобности, потому на меня они не обижаются.
Рассказ о внуках длился почти полчаса. Один – подполковник полиции, другой – водитель и в той же организации, в которой более 20 лет проработал его покойный отец, третья… Словом, как я поняла, у всех отцовское наследство – фамильная черта характера Джегутановых, имя которой – добросовестность, верность своему делу.
Поверьте, я не перебила бы деда, даже если бы разговор о внуках и внучках длился целый час, так он был мне интересен и приятен, но он вдруг сам поменял тему: «А откуда вдруг обо мне прознали в газете «День республики»? Ответила вопросом на вопрос: «А чем мы хуже журналистов, скажем, «Черкес хэку»? Дед рассмеялся и «раскололся». Оказывается, у него давно в друзьях известные журналисты республики – Джагафар Дауров, Муссали Шаков, покойный Муаед Пхешхов…
– Ко мне часто приезжала Рая Темирова, супруга Умара Ереджибовича Темирова, которая очень интересовалась личными и фамильными именами черкесов, тем, как отразилось княжеское сословье Абуковых в названиях аулов, интересовалась топонимикой Хумаринского ущелья – названием каждой речушки, любого неказистого склона, заросшей кустарником балки, и, поверьте, я никогда не видел такой умной, интеллигентной, деликатной женщины. К сожалению, она рано ушла из жизни, но труд, который она оставила потомкам, – «Черкесская топонимика» – бесценен.
Журналистов и ученых интересовало многое: как назывался раньше родник под Белой горой, какие земли принадлежали основателю аула Абуковский князю Алию Абукову, и в каком году доподлинно аул Абуковский был переименован в Хумару, и в связи с чем… И Мурат Батирович щедро и легко делился всем тем, что умеет и знает.
– Да, но как вы все это запомнили?
– Некоторые вещи нельзя запомнить, заучить. Например, доброту, любовь к людям, нежность ко всему, что тебя окружает. Поверьте, многому научиться невозможно. Многому научиться нелегко, но иначе нельзя жить, – как говорил мой большой друг, ученый-самородок с мировым именем Сергей Данилович Мастепанов, который свои лучшие годы прожил в наших краях и оставил яркий след в судьбе многих жителей Хумары и поселка Малокурганного, – иначе пустое, беспамятное существование ничего не раскроет тебе в жизни.

НА СНИМКАХ: Мурату ДЖЕГУТАНОВУ – 90!; Журналисты

были частыми гостями Мурата Батировича.
Фото автора и из семейного архива.