Этой осенью ему исполнилось бы девяносто… Иван Копылов мог и дожить до этого юбилея. Но годы строительства САО РАН были настолько напряжёнными, дерзкими, стремительными, трудоёмкими… Изучая обстоятельства жизни первого директора САО РАН, невольно недоумеваешь: «Как он успел столько сделать?» Елена Рыжикова, его референт, уверенно оценивает заслуги Копылова: «Он был творцом крупнейшей на то время в мире обсерватории, создал её коллектив, научную программу, запустил в работу комплексы инструментов и сформировал школу астрономов. Это ли не пример самоотверженного служения Родине?»
Да, с этим не поспоришь. Его путь в науку был стремительным. Иван Копылов родился в 1928 году в Кемеровской области в крестьянской семье. Школу окончил под победные залпы 45-го и сразу поступил на астрономическое отделение математико-механического факультета ЛГУ.

Этой осенью ему исполнилось бы девяносто… Иван Копылов мог и дожить до этого юбилея. Но годы строительства САО РАН были настолько напряжёнными, дерзкими, стремительными, трудоёмкими… Изучая обстоятельства жизни первого директора САО РАН, невольно недоумеваешь: «Как он успел столько сделать?» Елена Рыжикова, его референт, уверенно оценивает заслуги Копылова: «Он был творцом крупнейшей на то время в мире обсерватории, создал её коллектив, научную программу, запустил в работу комплексы инструментов и сформировал школу астрономов. Это ли не пример самоотверженного служения Родине?»
Да, с этим не поспоришь. Его путь в науку был стремительным. Иван Копылов родился в 1928 году в Кемеровской области в крестьянской семье. Школу окончил под победные залпы 45-го и сразу поступил на астрономическое отделение математико-механического факультета ЛГУ. По окончании университета, летом 1950 года, он приезжает в Крымскую астрофизическую обсерваторию АН СССР. В 1958 году он стал членом Международного Астрономического Союза. Его кандидатская диссертация, защищенная в 1959 году, была посвящена спектральной классификации звезд высокой светимости. Докторская диссертация, защищенная в 1967 году, называлась «Физические и эволюционные характеристики горячих звезд».
Астрофизик Ираида Проник вспоминала: «Летом 1950 года в отдел физики звёзд Крымской обсерватории приехал Иван Копылов. Ваня выделялся упорством и необыкновенной работоспособностью. Он сразу показал широту интересов и при этом высокую результативность. Жили по-спартански. Но при этом у него в комнате даже было украшение в стиле «авангард» – он прибил к стенке голову от селёдки. Конечно, не «Чёрный квадрат» Малевича, но по впечатлению это украшение превосходило Малевича. Ваня работал по двенадцать часов в сутки, и говорили, что он просыпался ночью, чтобы записать новые мысли. Он хорошо играл в шахматы, волейбол, ходил в компаниях в горы, к морю, на экскурсии. Здесь он женился на Рае Кумайгородской. Им выделили квартиру в одном из новых домов. Большой радостью молодой семьи было появление первенца…»
Ивану Михеевичу всегда было свойственно то, что называлось «активной позицией». Он был секретарем комсомольской организации КрАО, потом и секретарем парткома обсерватории. Позднее, уже будучи директором САО, он был членом райкома и обкома КПСС, депутатом облсовета КЧАО.
В эти годы Копылов работал очень активно, по цитированию его статей он был в 1963 г. на втором месте среди отечественных астрономов после И. Шкловского. В 1966 г. после некоторых колебаний он согласился принять пост директора Специальной астрофизической обсерватории, создаваемой для величайшего в мире 6-м телескопа, строительство которого начиналось на Северном Кавказе у подножья горы Пастухова.
Копылов хотел, чтобы офис обсерватории был в Ленинграде или в Ростове, однако президиум Астросовета АН решил, что лаборатории и жилье должны быть рядом с телескопом. Рассказывает доктор физико-математических наук Владимир Панчук: «Для Копылова центральным моментом, предопределившим судьбу САО, являлся вопрос местонахождения научной части обсерватории. Тогда доминировала доктрина создания региональных научных центров и академгородков. Были, конечно, в этом свои плюсы. Процесс создания и эксплуатации следующего поколения «навесной» аппаратуры БТА в 80-е годы взяли на себя именно астрономы САО. В этом, безусловно, заслуга Копылова, который, набирая в САО молодёжь, продвигал затем тех, которые пытались заниматься приборостроением. Поэтому кризис в отечественной промышленности на БТА отразился слабо. Когда наше общество решило «перестроиться», именно местная локализация научного и эксплуатационно-технического компонентов сохранила обсерваторию. Бежать было или далеко, или некуда… Но идея создания улучшенных условий для научных сотрудников превратилась сегодня в проблему содержания наукоградов. Проблемой стало и кадровое обеспечение уникальных астрономических инструментов в условиях полного отсутствия регионального ресурса высококвалифицированных инженерно-технических работников. Университеты выпускают ежегодно сотни астрономов, но к работе на обсерваториях они не готовы ни квалификационно, ни психологически. Проблемой стала и безработица среди поколения, выросшего в этих наукоградах, и жизнь коллектива на ограниченной территории. Вначале разговоры об этом казались пустыми, но теперь ясно, как такое «удобство» отражается на производственных отношениях. Позиция Копылова свидетельствовала, что большую часть этих проблем он предчувствовал».
Но в 1966 году начальство торопило, академик-секретарь ОФА АН Л.Арцимович грозил заморозить финансирование, если астрономы будут тянуть с выбором места. Позднее он, приезжая на стройку, сравнивал увиденное с гибридом Колизея и железнодорожной катастрофы…
Строить поселок и лаборатории в станице Зеленчукской астрономы не хотели. Остановились на Буковом участке. Но и оттуда до телескопа 19 км по горной дороге, каждый километр которой обошелся в миллион тогдашних рублей. «Дорогие вы мои, дорогие», – приговаривал президент АН Мстислав Келдыш, встречаясь с астрономами, и недаром – на САО уходила четверть годового бюджета академии. И рядом с САО планировалось строительство Института космических исследований и аэродрома… Эх, мечты…
Однако главным был, конечно, телескоп, а он строился мучительно медленно, первое 6-метровое зеркало лопнуло при охлаждении, второе, с которым в конце 1975 г. начались пробные наблюдения, оказалось с плохими участками, и только третье получилось приемлемым. Наблюдения с ним начались в 1979 году. 90% света попадало в кружок с диаметром около 0,8 угловых секунд, что соответствовало лучшим изображениям в месте установки. Во всяком случае, начало 70-х было воистину временем больших ожиданий. Л.Арцимович опубликовал пророческую статью, озаглавленную «Будущее принадлежит астрофизике».
Итак, телескоп строился полным ходом, в ущелье рубили лес и копали котлованы под роскошные городские квартиры, проект домов был заимствован у тбилисских писателей. Вспоминает доктор физико-математических наук Валентина Клочкова. «О, эта волшебная триада «САО»! В 70-е годы немало молодых голов на физфаках и мехматах разных университетов страны она заколдовала и привела в сказочно красивое предгорье Кавказа. Уже в 1968-1969 гг. мы, третьекурсники, наизусть знали фамилии Иоаннисиани, Копылов, Рублёв, слова «Зеленчукская», «Архыз», «Семиродники» были у всех на слуху. И вот защита диплома, и – в путь к Большому телескопу! Хорошо помню первый день в САО. Меня удивило, что директор оказался таким молодым человеком, я ведь ожидала увидеть этакую зрелую, снисходительно поглядывающую личность. Иван Михеевич извинился, что какое-то время мне придётся жить «на хате». «Надо потерпеть, – сказал он, – через несколько лет будет построен Академгородок, начнутся наблюдения на телескопе. И мы уже теперь должны обдумывать наблюдательные программы, учиться работать на телескопе». Он детально расспрашивал, чем занимаются мои родители, где живут, был обрадован, что я из Сибири. Поинтересовался, каким иностранным языком владею. Узнав, что немецким, сказал, что теперь надо непременно заняться английским, без него в астрофизике будешь глухим. Вышла я из кабинета директора окрылённая, убеждённая, что будущее наше светло и прекрасно. Позже, повзрослев, я поняла, что он замечательно умел говорить с людьми. Будучи мудрым, он никогда не демонстрировал превосходство, не подавлял авторитетом, знаниями, начитанностью. Но как же часто я восхищалась его прекрасной памятью, когда он всегда к месту «выдавал» цитату. Удивлялась, когда ему при такой загруженности удаётся читать классику или романы маститых иностранцев!
Но не хочу изображать Ивана Михеевича всезнающим и никогда не сомневающимся мэтром. Он реально оценивал свои возможности. В 1986 г. мы с моим соавтором Владимиром Панчуком обсуждали результаты по химическому составу звёзд в скоплении Гиады. Я решила обратиться за помощью к Ивану Михеевичу. Он выслушал, подумал и неожиданно для меня ответил: «Знаете, Валя, я этого не понимаю и уже, видимо, не пойму никогда. Так что вы уж тут без меня». Думаю, что такой мужественный ответ по плечу далеко не каждому».
Рассказывает доктор физико-математических наук Иосиф Романюк: «Будучи студентом, узнал о БТА. Крымчане говорили, что Копылов наверняка захочет проверить мои знания, мужик он толковый и очень принципиальный, если ему что-то не понравится, то не видать мне телескопа. После окончания Ужгородского университета, чтобы не ехать одному в такие дикие места, я подбил своего однокурсника Юрия Балегу поехать на Кавказ. Иван Михеевич принял нас в кабинете, обстоятельно расспрашивал, говорил, что обсерватории белоручки не нужны, придётся делать много «чёрной» работы. В конце разговора распорядился выделить уазик специально, чтобы мы смогли посмотреть БТА. Такое внимание директора сыграло решающую роль в выборе нашего места работы…»
Да, Иван Михеевич сделал все от него зависящее, чтобы 6-метровый телескоп работал хорошо, отдавая этому все свои силы, пожертвовав собой как исследователь. Обсерватория в глухом углу Кавказа была создана, несмотря на то, что условия не способствовали этому.
Вспоминает доктор физико-математических наук Владимир Панчук: «В 1979 году я ближе узнал Копылова как астронома. Это был период наиболее изнурительных наблюдений: астроном находился непосредственно на телескопе, наблюдательные сеты продолжались до двух недель ежемесячно. Мелкие ошибки, неизбежные при больших нагрузках, переживались тяжело. Выдержали немногие, но из них впоследствии сложилась созданная Копыловым школа спектроскопистов. Непосредственно в наблюдениях он участвовал с вечера и до двух-трёх часов после полуночи, затем отдыхал, в девять утра спускался на автобусе вместе с сотрудниками вниз и в десять часов уже работал в директорском кабинете, в 16.00 снова поднимался на телескоп. Вечер на БТА начинался с просмотра спектров, полученных в предыдущую ночь…»
Вспоминает и кандидат технических наук Владимир Романенко: «С 1978 года я работал в САО  АН СССР.  Работа инженера-оператора  телескопа БТА  была  в то время не только весьма ответственной, но и нелёгкой, поэтому отвлекаться  от пульта управления  было  практически  невозможно.  Иван Михеевич  находился, как правило, в аппаратной и руководил наблюдениями по громкой связи.  Но, когда не было погоды, те инженеры, кто интересовался не только астрономической техникой, но и астрономией, приходили в комнату отдыха. Там, за чаем, И.М. Копылов рассказывал нам о содержании наблюдательных программ и объектах, которые наблюдаются в этом сете. Он был замечательный рассказчик, и слушать его было очень и очень интересно!   Вспоминаю его и как члена партбюро обсерватории. Его суждения о проблемах, которые мы обсуждали (а они были порой непростыми!), были всегда спокойными и взвешенными, сказывались его глубокое знание жизни и опыт общественной  работы ещё в Крымской обсерватории. Поэтому часто принималась именно его точка зрения.  Столь же высок был его авторитет и среди руководства Зеленчукского района». «Рыцарь науки – таким он остался в моей памяти», – свидетельствовал и доктор физико-математических наук Юрий Гнедин.
Иван Михеевич читал все статьи, написанные сотрудниками, слушал выступления на семинарах. Все знали, что Копылов все «перепашет», замечания будут остроумными и точными, иногда – ядовитыми. Он замечал малейшие ошибки и неточности, поэтому, если уж статья прошла рецензию Ивана Михеевича, то дальнейшая ее судьба опасений не вызывала. Вспоминает Иосиф Романюк: «С конца 1984 г. я стал носить ему по главам свою кандидатскую. Он начал читать ее директором САО, а закончил – уже не будучи им. В такой сложный период он мог бы и отказаться от этого мало увлекательного занятия. Тем не менее, когда в апреле 1985 г. я задержался с выдачей ему для чтения очередной главы, он сделал мне замечание: раз обещал принести в апреле – то выполняй. Копылов очень серьёзно поработал над текстом. Я не укладывался в сроки, поэтому качество написанного неуклонно снижалось. Иван Михеевич не преминул отметить это ядовитой и справедливой фразой, которую я никогда не забуду…»
Постепенно накапливались проблемы. Задержка с вступлением телескопа в строй и изоляция коллектива также способствовали конфликтам, в которые директор обсерватории был неизбежно втянут. В 1985 году Копылов был заменен на посту директора, а в 1988-м ушел из САО и занял пост ведущего научного сотрудника в Пулково.
«Его работоспособность в Пулково всегда поражала, – рассказывал доктор физико-математических наук Юрий Гнедин, – но это не было какой-то жертвой с его стороны. Он всегда делал то, что любил и без чего не мог жить. И как всякий одаренный человек, он не для всех и не всегда был прост, «правилен» и удобен. Но в нем всегда была вся сумма качеств, которая входит в непростое понятие «простой хороший человек». «Становление Копылова пришлось на послевоенные годы, наверное, поэтому ему были присущи экономность хозяина и личная скромность. Неизменные плащ и кепка директора в воспоминаниях многих являются хрестоматийными атрибутами того времени…» – свидетельствует и Владимир Панчук. В пулковский период Копылов занимался деятельностью, связанной с проектом астрометрического спутника.
Умер Иван Михеевич скоропостижно 29 июля 2000 года…
…Он отличался трогательной благородной интеллигентностью в общении, вспоминают знавшие его. Всегда спокойная речь, сопровождаемая тонким мягким юмором, взвешенное мнение, продуманная аргументированная речь. На ученых советах его выступления всегда касались ядра проблемы, и всегда чувствовался его громадный опыт в принятии решений. Само его присутствие на советах, присутствие человека, «держащего нить происходящего», дисциплинировало всех.
Он не терпел позиции «моя хата с краю» и всегда выступал с продуманными предложениями и оценками. И никогда не соглашался с добавлением своей фамилии в список авторов, если считал, что его участие в работе ограничено только обсуждением результатов. «Главное, надо воспитывать чувство ответственности за всё, в науке особенно. Это очень тонкая категория – ответственность», – рассуждал Копылов о главном качестве учёного…

При подготовке материала использована книга «И.М. Копылов – первый директор САО РАН».
НА СНИМКАХ: И. Копылов (слева) на строительстве обсерватории; САО РАН сегодня.