Рамазану Хусиновичу Керейтову – 75 лет. Заслуженный деятель науки КЧР, доктор исторических наук, профессор, член Союза писателей РФ, драматург, автор около 150 научных трудов по истории ногайского народа, занявших прочное место в анналах этнографии.
Мой первый вопрос к нему был вызван удивлением:
– Ваши работоспособность, любознательность или, лучше, пытливость – это качества врожденные или приобретенные?
– Думаю, врожденные…
– Тогда давайте сверимся с вашим детством. Вы родились в конце войны. Ваше детство пришлось на послевоенные тяжелые годы. Время было голодным и серым…
– Не совсем так, – возразил Рамазан Хусинович. – Мы были детьми, светлыми душами, радовавшимися горячему, из печи, хлебу, собранному кизилу, телятам в хлеву, зелени в саду… Мы никогда не ныли просто потому, что не умели скучать. Я был книголюбом.
Рамазану Хусиновичу Керейтову – 75 лет. Заслуженный деятель науки КЧР, доктор исторических наук, профессор, член Союза писателей РФ, драматург, автор около 150 научных трудов по истории ногайского народа, занявших прочное место в анналах этнографии.
Мой первый вопрос к нему был вызван удивлением:
– Ваши работоспособность, любознательность или, лучше, пытливость – это качества врожденные или приобретенные?
– Думаю, врожденные…
– Тогда давайте сверимся с вашим детством. Вы родились в конце войны. Ваше детство пришлось на послевоенные тяжелые годы. Время было голодным и серым…
– Не совсем так, – возразил Рамазан Хусинович. – Мы были детьми, светлыми душами, радовавшимися горячему, из печи, хлебу, собранному кизилу, телятам в хлеву, зелени в саду… Мы никогда не ныли просто потому, что не умели скучать. Я был книголюбом. В шестом классе прочитал всего Бальзака. Когда «расправился» со школьной библиотекой, стал вместе с другом Аубекиром Наймановым ходить за книгами в библиотеку соседнего аула. Большую роль в формировании этого пристрастия сыграла учительница русского языка и литературы Елена Галактионовна Петухова, приехавшая к нам на отработку из Подмосковья. Она прекрасно читала вслух, увлекла нас школьным театром, ставя спектакли по произведениям Пушкина. Сценой для нас служили сдвинутые вместе столы… Как все мальчишки, гоняли в футбол, занимались легкой атлетикой. Участвовали в соревнованиях, словом, жили не богато, но полноценно, интересно…
– А кем были ваши родители?
– Папа работал всю жизнь механизатором, бригадиром тракторной бригады. В свободное от школы время всегда брал меня с собой, так что трактор и комбайн я выучил досконально, в технике разбирался не хуже взрослых, знал марки всех колес и заводы, выпускающие их.
Мать была тихой, спокойной, доброй женщиной со средним образованием, отец окончил семилетку, но я считаю их педагогами от Всевышнего. Они никогда не кричали, не ссорились.. Жили дружно. У нас не положено мужу и жене открыто проявлять свои чувства, но мы осознавали их взаимоуважение. И даже умерли они один за другим, с разницей в два месяца, жизнь врозь оказалась непосильным бременем для отца.
Улыбнувшись своим воспоминаниям, Рамазан Хусинович продолжил.
– Папа просил: «Учитесь хорошо и получите высшее образование, я ради этого буду работать день и ночь. Все отдам, если потребуется, лишь бы вы учились». И действительно, трудился он днем и ночью. Ни один из нас не огорчил его – все мы окончили вузы.
– Вы служили в Советской армии, – продолжила я «допрос с пристрастием». – Из-за этого учебу в Карачаево-Черкесском педагогическом институте вы окончили на три года позже. Не жаль потерянного времени?
– Ни капельки не жалею. Не поверите, но я танцевал от радости, когда получил повестку. Я служил Родине, как положено мужчине. Служба проходила в тайге, в ракетных войсках стратегического назначения – тишина, безлюдье, незнакомая современная техника. Наш командир расчета был русский – старший лейтенант Степанов, а мы, его подчиненные, – адыгеец, ногаец, удмурт, украинец, кумык.. Полный интернационал, хотя об этом тогда не задумывались. Называли друг друга по имени – и все: Виктор, Николай, Мухаб, Пахат, Аслан… Естественно, были трудности, но переносил их нормально. В феврале спали в неотапливаемой казарме – Северный Урал, минус 37 градусов. Зимой ездили на учения на открытой платформе. Служба есть служба, как говорил Суворов, тяжело в ученье, легко в бою. Мне нравилось ходить строем, любил порядок, до сих пор осталась эта черта. Все три года я был знаменосцем полка. Возьмешь знамя и строевым шагом как пойдешь: 70 сантиметров вверх – вытянутая нога – сам гордишься. На третьем году службы случился казус – отморозил себе уши, стоя по стойке «смирно» на смотре полка. Все опустили клапаны, так называют в армии отложные наушники на шапках-ушанках, а мы, знаменосцы, не имели на это права. Подошел генерал и, увидев наши белые уши и кончики носов, закричал: «Полковник, всех троих немедленно в санчасть!» Оказали первую необходимую помощь. На том нештатная ситуация и окончилась, хотя нет-нет, да и дает знать сейчас о себе.
Зато благодаря армии я был на Байконуре – наш полк перебрасывали туда учиться пускать межконтинентальные ракеты. Видел с боевой позиции космический корабль «Восток-6», на котором Валентина Терешкова совершила потом полет в космос – об этом в ту пору мечтали все нормальные мальчишки. Тогда впервые в истории ракетных войск осваивалась шахтная пусковая установка. Я, электрик со второй группой допуска, заработал тогда награду ЦК ВЛКСМ и краткосрочный отпуск. По пути интересно было наблюдать, как люди ходят без строя, сам-то уже от этого отвык.
– Как вы, уроженец сельской местности, стали гуманитарием?
– Отец уговаривал меня стать ветеринаром, с чисто практической точки зрения: мол, у тебя будет всегда мясо, но даже такой «железный» аргумент не подействовал. На выбор профессии оказал влияние мой дедушка. Он хорошо знал ногайский фольклор, чтил национальные традиции и воинские доблести. С раннего детства приучал меня к этикету: не называть старших по имени, не говорить с усмешкой, высокомерно, не смотреть пристально собеседнику в глаза и не разглядывать детали его одежды, не разговаривать, скрестив руки на груди или подбоченившись, и так далее.
В институт поступил сразу…
Помню, экзамен по истории принимал сам ректор института Баучиев, подтянутый, интеллигентный человек. Поставил мне пятерку и сказал: «Все, иди, считай, что ты уже студент». Остальные предметы тоже сдал легко… Мне повезло с замечательными учителями, например, мой руководитель Яков Александрович Федоров – ученый с мировым именем. Его зять Курсаков был главным медицинским консультантом на Нюрнбергском процессе. Мать – столбовая дворянка, была знакома с Левушкой (так она называла Льва Николаевича Толстого). Благородные были люди, высококультурные!
– А как вы вошли в большую науку?
– Мое базовое образование – филологическое, но первый этнографический звоночек прозвучал в 1968-м. Меня, выпускника Карачаево-Черкесского педагогического института, пригласили на должность заведующего отделом культуры Адыге-Хабльского райисполкома. В 1973 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Семья и брак у кубанских ногайцев в прошлом и настоящем». Тема была актуальной, первопроходческой в Карачаево-Черкесии, по сути научной целиной. Поэтому проблемы с трудоустройством не возникло. С 1974 года стал работать в Карачаево-Черкесском научно-исследовательском институте истории, филологии и экономики, ныне это Институт гуманитарных исследований). В 2000 году защитил докторскую диссертацию на тему «Общетюркские элементы в этнической истории и бытовой культуре ногайцев». Это огромный труд, своего рода энциклопедия этнографии и истории кубанских ногайцев, востребованная исследователями древних и современных народов Средней Азии, Южной Сибири, Поволжья и Северного Причерноморья.
Возможно, кто-то посчитает мои слова высокопарными, но я говорю от всего сердца – весь мой труд обусловлен любовью к большой и малой Родине. В каждом из нас есть голос предков, но он должен проявляться цивилизованно. Пришлось мне однажды пройти пешком двенадцать километров по степи Нефтекумского района. Запах трав – непередаваемый, вдали, вижу, два верблюда пасутся, ни звука, и в то же время ощущаешь, что поле наполнено жизнью. Сам не заметил, как запел, так на душе было светло.
– Ваши работы используются в школе?
– У меня есть работы по этнопедагогике. Не сказать, чтобы классные руководители активно их использовали, но подвижки есть. И не только у нас – в Дагестане, Астраханской области. Часть учителей поняла, что этнопедагогика делает обучение более эффективным, так как прививает молодому поколению необходимые для нормального развития культурные ценности своего народа и позитивные модели поведения.