При первой встрече Кельдихан Кумратова показалась мне немного странной, погруженной в себя. Она словно наблюдала за жизнью со стороны, не стараясь идти напролом. Спокойная, немного застенчивая, чувствительная и романтичная, она не открывала душу первому встречному, но призналась, что с годами её все меньше занимает внешний успех. С возрастом она все более замыкалась в себе, в своем внутреннем мире, потеряв интерес ко всякой социальной деятельности. Она уже не стремилась к заоблачным далям, жизнь для неё – это то, что происходило сейчас и случалось раньше.
Чувствовалось, что ей дорого прошлое, она любила делать «как всегда» и сравнивать с тем, как «было раньше». Обладая очень цепкой памятью, она умела по-настоящему ценить уроки жизни. Прошлое всегда служило ей прочной опорой, и вообще вся система её ценностей строилась на основе прошлого, уходя в него корнями, в неразрывной связи с предками, родом, традициями, в умении оглянуться назад она черпала силу.

При первой встрече Кельдихан Кумратова показалась мне немного странной, погруженной в себя. Она словно наблюдала за жизнью со стороны, не стараясь идти напролом. Спокойная, немного застенчивая, чувствительная и романтичная, она не открывала душу первому встречному, но призналась, что с годами её все меньше занимает внешний успех. С возрастом она все более замыкалась в себе, в своем внутреннем мире, потеряв интерес ко всякой социальной деятельности. Она уже не стремилась к заоблачным далям, жизнь для неё – это то, что происходило сейчас и случалось раньше.
Чувствовалось, что ей дорого прошлое, она любила делать «как всегда» и сравнивать с тем, как «было раньше». Обладая очень цепкой памятью, она умела по-настоящему ценить уроки жизни. Прошлое всегда служило ей прочной опорой, и вообще вся система её ценностей строилась на основе прошлого, уходя в него корнями, в неразрывной связи с предками, родом, традициями, в умении оглянуться назад она черпала силу.
Разговорившись, я нашла в ней много сходства с собой. Кельдихан ненавидела зануд, растяп, рохлей и плакс, терпеть не могла безделушки, бесполезные подарки, высокие каблуки зимой, светлое пальто осенью, много мебели в маленькой комнате, ценила простоту и незатейливость во всем – в искусстве, работе, личной жизни, обстановке. Следила за внешностью, хотя и была равнодушна к модным новинкам, не переживала, что «такие рукава вышли из моды год назад». Интересовалась дальними странами, но не была любителем путешествий: дома ей было комфортней. Она обожала старинные предметы, обладала тонким воображением художника и почти мистической психической чувствительностью, интересовалась религиозной философией, смыслом существования и жизнью после смерти. Говорила о склонности к предвидению и вещим снам.
На публике она была немного другой: любила драматические эффекты, блеск в разговорах, в спорах, яркие жесты и паузы, если она произносила речь, об этом долго потом говорили. Проступали самостоятельность, невнушаемость, красноречием она просто околдовывала людей, пользуясь немалым артистическим талантом. Но артистизм в ней не означал неискренности: она все в жизни пропускала через сердце, душу, любые авторитеты проверяла любовью, благодаря чему могла ценить только достойных. И этот максимализм – повышенные требования к чему-то вовне – неизменно проступал повышенными требованиями и к себе.
И неудивительно, что именно ей выпало во многом стать проводником и интерпретатором идей поколения, в чем ей помогали острая реакция на необычное и сильная творческая интуиция. 90-е были удивительным временем возникновения новых форм мышления, новых концепций, эпохой появления новых государств и нового международного права. Ее общественная деятельность заслуживает особых слов.
Впрочем, давайте сегодня, в ее 75-ый день рождения, до которого она не дожила почти шестнадцать лет, вспомним обо всем по порядку.
…Родилась поэтесса в большом ногайском ауле Икон-Халк 16 июля 1944 года. Окончила литературный институт им. Горького, училась на семинаре известного поэта Ильи Сельвинского. Классик советской литературы рекомендовал ее в члены Союза писателей СССР. По сути, она была первой женщиной-ногайкой, ставшей членом Союза писателей России, и первая из профессиональных ногайских литераторов была удостоена высокого звания «Народный поэт КЧР». В 1966 году вышел в свет поэтический сборник Кумратовой «Подснежник», который сейчас является библиографической редкостью. За 30 лет творческой деятельности она издала десять поэтических сборников на родном языке, несколько книг – в Москве и Ставрополе на русском языке. Стихи К. Кумратовой публиковались в журналах «Дон», «Юность», «Работница», «Знамя», «Наш современник», печатались в Казахстане и Каракалпакии, на Украине, в Турции, Румынии, Болгарии.
В короткий срок Кельдихан выдвинулась в число ведущих поэтов республики. Талант поэтессы по достоинству был оценен такими известными мастерами слова, как Фазиль Абдулжалилов, Илья Сельвинский и Леонид Соболев. Ее стихи переводили Борис Примеров, Николай Скребов, Аркадий Каныкин, Новелла Матвеева, Лидия Степанова, Александр Ануфриев. Вышедший в издательстве «Современник» поэтический сборник «Кремень и фиалка» в переводах Бориса Примерова получил высокую оценку всесоюзной литературной критики. Её поэмы и роман в стихах «Всадник из вечности» стали вершиной современной ногайской поэзии.
Имя Кельдихан с любовью произносится в далеких степях Дагестана, Чечни и Ставрополья. На родине, в ауле Икон-Халк, одноклассники переложили ее стихи на музыку. Первой песней на ее слова стала песня «Икон-Халк», которая теперь популярна на всем Северном Кавказе. Широкой известности песни способствовало ее исполнение народной артисткой Дагестана Асият Кумратовой. Многие стихи Кельдихан стали известными песнями. Её поэзию отличает новизна формы: использование перекрестной рифмы, 8,9,11-сложных стихотворных размеров.
Кельдихан принадлежала заслуга и в воссоединении утраченных связей с ногайской диаспорой. В 1976 году она была приглашена в Бухарест на Международный фестиваль поэзии, где ее нашли бывшие соотечественники. Позже Кумратова не раз представляла ногайцев на всевозможных писательских форумах, съездах партии.
В 1994 году вышел в свет поэтический сборник Кумратовой «В предрассветный час» на родном языке. Основой его стала поэма, посвященная страшному событию в жизни ногайцев – искусственно организованному голоду 1932-1933 годов, в результате которого погибло более половины ногайского населения, о чём долго умалчивалось. Читатели дали очень высокую оценку этому произведению, назвав его «реквиемом по безжалостно истребленным соотечественникам».
Сама Кельдихан долгие годы проработала в газете «Ленин Йолы» (затем «Ногай давысы») и редактором ногайской литературы в Карачаево-Черкесском издательстве. Она была участницей Совещания молодых писателей СССР, выступала за рубежом на международных фестивалях поэзии. Поэтесса награждалась правительственными наградами, избиралась делегатом съездов ВЛКСМ и КПСС. С трибуны XYIII съезда КПСС, состоявшегося в Кремле, она ярко выступила о проблемах ногайского народа. Её выступление было опубликовано в центральных и местных газетах. Об этом рассказывает её супруг – писатель Иса Капаев:
«Ярким и, не побоюсь сказать, ошеломляющим было для широких кругов выступление Кельдихан на учредительном съезде компартии РСФСР. В мае 1990 года начался 28 съезд КПСС, который закончился учредительным съездом компартии РСФСР. Фактически из-за возможности выступить Кельдихан согласилась стать делегатом съезда. Я поехал вместе с ней в Москву. Кроме нас двоих о том, что она собирается выступить, никто не знал. КПСС хотя и разваливалась, но еще являлась могучей силой в управлении страной. И выйти на трибуну было не так просто. Кельдихан, чтобы взять слово, приложила немало усилий, познакомилась со многими известными людьми. Ни Гамзатов, ни Назарбаев, ни Примаков не откликнулись на ее просьбу. Может быть, просто им в это время было не до этого. Мы так до конца и не узнали, но, кажется, Рафик Нишанов как-то способствовал тому, что ей должны были дать слово. Партийная номенклатура России все равно оставалась лидирующей в стране. Поэтому за российским съездом партии наблюдал весь СССР. Слово Кельдихан взяла только на учредительном съезде. Её выступление прозвучало как гром среди ясного неба. Ногайский вопрос, который обсуждался только в кулуарах, стал сразу достоянием самой широкой общественности. Речь полностью была опубликована в газете «Советская Россия» за 26 июня 1990 года. На местах были попытки опровергнуть содержание речи, организованы письма в центральную печать от ногайцев Дагестана, кое-где в коллективах предприятий проводились обсуждения. Многие партийцы отвернулись от Кельдихан и даже перестали здороваться. Однако джинн был выпущен из бутылки…»
Она была настоящей патриоткой, причем патриоткой не только родной земли, но и самого уклада жизни, верности родному очагу. Героиня её стихов, переселившаяся в девятиэтажку, сохранила в ней свой очаг и постоянно вспоминает давно разрушенный «домик из самана… у ограды, убранной плющом». На девятый этаж тянутся из прошлого нити памяти, и хотя, как говорит поэтесса, «ветер злющий свищет, и хохочут лешие во мгле», героиня хранит в памяти образ родного аульского очага. Но Кельдихан верна не только родному очагу, но и общей державе, традициям и истории всей страны.
Мотив преемственности традиции отцов проступает в стихотворении «Имя мое». Это рассказ о горьких утратах и незаживающих ранах.
Война взяла у рода человеческого слишком много.
   Бабушка дала мне имя Кельдихан,
   Чтобы вернулся ее сын с войны…
И чтобы жизнь сыновей продолжалась, отцы платили собственной жизнью, и потому человек остается всегда в долгу перед ушедшими поколениями.
…Сама она ушла из жизни в 2003 году. Рассказывает Иса Капаев: «Она умерла в ночь с 22 на 23 февраля. Я еще не осознавал своего положения. Часто, обращаясь к дочерям, называл ее имя. Никак не мог понять логики такого оборота событий. Она была в расцвете лет. В течение месяца два раза подряд переболела простудой. К врачу не обращалась. Ни она сама, ни я на болезнь не обратили внимания. И на тебе! Поэтому никаких итогов своей поэтической деятельности она подвести не успела. Может быть, роман в стихах «Всадник из вечности», который она успела выпустить в 2002 году, отнял у нее много жизненной энергии? Конечно, этим романом она воздвигла памятник ногайскому поэтическому искусству 20 века. Может быть, наверху сказали: «Хватит! Ты исполнила свою миссию!»?
   Может, злые слова
   Нехороших людей тебя сбили,
   Иль проклятья завистниц
   Наконец своей цели достигли,
   Или это судьба: так нежданно уйти до рассвета.
   Как ни думай, беде моей нет объяснения, нету..
Весь прошедший год я привозил домой материал для народного музея истории и культуры ногайцев. Наш дом был захламлен старыми вещами: книгами, рукописями, фотографиями, войлочными коврами, старой утварью, археологическими находками. Все они в основном были вещами ушедших из жизни людей. Кельдихан систематизировала, делала описания, составляла каталог. Мне кажется, что она за это время чрезмерно пообщалась со смертью. Не это ли повлияло?
   Исчезла за тучи луна,
   И солнце низверглось с вершины.
   В ту черную зимнюю ночь
   Ты ушла, не простившись.
   Не вынеся горя земного,
   Простилась с землею.
   И только с родными –
   Со мной и с детьми не прощалась,
   Как будто вернуться
   Однажды домой обещала…»

Фото из семейного архива.